There is no sweeter innocence than our gentle sin

Я часто задаюсь вопросом, почему в те дни меня заботило лишь, то, как нам удавалось оставаться на плаву? Организация, ведущая за собой едва ли не пол Тедаса, многим внушала недоверие и страх. Я размышлял, что мог сделать, чтобы помочь Инквизиции укрепить влияние, и вовсе не замечал, как со мной в те дни начинали происходить удивительные вещи. Странные, порой не поддающиеся описанию, все больше объяснимые каким-то чудом, нежели чем реальным стечением обстоятельств. Почему Лавеллан выбрал меня? Почему не отказался от моих услуг после ошеломительного путешествия во времени? Ведь отчасти в тех злополучных экспериментах с магией был виновен и я сам! Гордый Павус не задавался подобными вопросами, и даже не замечал, как ловко, шаг за шагом, привязывался к эльфу, фактически добровольно вверяя себя в его руки! Но Алларос не хотел вести за собой насильно и, о боги, как же он нуждался в моей помощи! В помощи каждого из нас! Он был одинок, напуган, его судьба не стоила ровным счетом ничего, а через какие-то месяцы вдруг стала решающим перевесом в вопросах жизни и смерти! И я жалел его. Помогал, учил, наравне с остальными советниками, не спал ночами, беседуя с ним о жизни народов, об истории и искусстве. Мне было стыдно признаться, что уже тогда я не мыслил без его общества и минуты. Но наступивший в Зимнем дворце бал явился прямым доказательством напрасности моих опасений. Его Инквизиторство проявил себя с неожиданной стороны, и я едва не задирал нос от гордости, глядя на то, как он общался с орлейской знатью. Мой милый демон помнил, чему я старался научить, и чувство удовлетворения от проделанной работы внезапно возвысило меня до необыкновенных высот. Наши злоключения с дворцовыми интригами сплелись в клубок, который никто из спутников так или иначе не смог бы распутать без прямой или косвенной помощи Лавеллана. Эльф повел себя на удивление расчетливо, чего даже я от него вовсе не ожидал. В какой-то момент нас всех покинула хваленая уверенность, но на лице эльфа и мускул не дрогнул! Глядя на него, так и хотелось сказать что-то вроде: «Наш малыш стал совсем взрослым» или прочие сентиментальные глупости, что шли мне в тот самый момент на ум. А как он танцевал с Флорианной! О Боги! Мне хотелось запечатлеть эту картину в памяти на веки! Его окружал шелест платьев, треск свечей, запах благовоний. Тело затягивало в круговорот из праздности и похоти, всюду плясали тени убийц, на каждом из которых была своя причудливая маска. Алларос Лавеллан вел Флорианну в танце, и его лицо излучало свет, словно надсмехаясь над царившим доселе порядком. Он был выше всего: выше шепчущихся между собою слуг, выше ударов ножом в спину, выше стеклянных жестов и разученных поз. Лавеллан будто знал, что произойдет и вел беседу легко и непринужденно! Флорианна смеялась, но была озадачена его выражением лица и странной невозмутимостью. Она ждала запуганного долийского эльфа, но благодаря нашим советникам и мне, увидела настоящего демона, который ничего не боялся. Его блуждающая полуулыбка и задумчивый, знающий наперед взгляд, кажется, свели эту женщину с ума! Когда мы увидели целую и невредимую Императрицу, извещающую о продолжении бала и аресте виновников покушения, я аплодировал вместе с толпой до остервенения. И меня грела мысль о том, что Алларос в тот самый момент глядел лишь в мою сторону. Нелегким делом оказалось пробиться к нему на балкон после всех приключившихся с нами происшествий. Я увидел его опустившиеся, слегка ссутуленные плечи, на мгновение прочел в глазах печаль, но… Все это заняло лишь долю секунды. Лавеллан оказался хорошим учеником: заметив меня, он мгновенно изменился в лице, выпрямился и снова стал тем самым непобедимым Инквизитором, которого пестовала толпа в бальном зале. Мы потанцевали, я пошутил над сложившимся положением, и Алларос улыбнулся в ответ. Все шло именно так как мне и хотелось. Но в глубине души я уже тогда знал, где оступился, прекрасно понимал, в какой момент дал слабину. Я позволил эльфу увидеть то, что отчаянно пытался скрыть. Надо было прекращать этот маскарад, но я уже не мог, и раз за разом наступал-таки на одни и те же грабли, ставшие родными. Беспокоился за него, фаста васс! ― Болит? ― я взял его за руку. Алларос вздрогнул всем телом, нервная судорога прошла по его лицу, но он постарался вновь придать ему беззаботное выражение. ― Почти не беспокоит! ― тут же ответил он и чуть крепче сжал мою ладонь. Мы продолжали стоять на балконе, чуть теснее прижавшись друг к другу плечами, так, чтобы почувствовать тепло. ― Почти, на твоем языке значит что-то иное? ― я улыбнулся, разглядывая его перчатку. ― Каждый раз просыпаюсь по ночам, и она ноет. Зудит на ладони, как укус комара, который я пытаюсь не замечать, ― Алларос поморщился, но позволил выводить на его ладони узоры. Мне захотелось снять перчатку, дотронутся до его тонких длинных пальцев и ощутить их тепло… Я молчал, потому что чувствовал, что ненужные и неуместные в данном положении слова так и рвались из груди. ― Эта метка сводит с ума, если быть откровенным. Прости, ― понурив голову, заключил эльф. ― Нет ничего плохого в том, что ты говоришь искренне, Алларос, ― тихо шепнул я. ― Я боялся, Дориан, каждую минуту боялся, за неверный шаг или неправильно подобранное слово. ― Я вижу, ты устал, ― ласково заметил я. ― И у меня есть идея, как скрасить остаток вечера. Лавеллан поднял на меня измученный взгляд. В это мгновение мне не хватило духу обнять его, слишком велик был риск, что нас кто-нибудь заметит. Но я до одури желал его утешить. И не придумал ничего лучше, чем, пользуясь благосклонностью Жозефины, облачить его и себя в маски, и скрыться с бала под предлогом прогулки. Ночной парк был прекрасен. Свежий воздух и густые сады, разбитые вокруг дворца позволили нам исчезнуть, на тот самый, так необходимый Лавеллану короткий миг. Он смотрел на меня с недоверием, и я знал, чем была вызвана подобная реакция. Всему виной был наш последний разговор в палатке, за пару дней до того, как отправиться на бал. Я отстранился, и Алларос понял намек… Я бредил этим ежеминутно. Мысль, зачем я так поступаю, зачем отстраняюсь от него, томила и изводила мое сознание, но все же, готового ответа на ум так и не шло. Я по-прежнему не хотел любить, не желал вновь нырять в этот омут, потому что знал, что в сложившейся ситуации уже не смогу так просто исчезнуть на следующее утро. Как бы я не мечтал и как бы ни намекал Лавеллан, обязанности и ответственность связывали нас обоих по рукам и ногам. Что я мог дать, кроме боли, которой ему и так с лихвой хватало? Мимолетное утешение в постели? Фаворит при дворе? Слухи и сплетни, блуждающие по светским салонам и приносящие вред Инквизиции в целом, не только Лавеллану? На кону было гораздо большее, чем мои желания и помыслы. Я надеялся, что смогу избавить окружающих от предрассудков, связанных с моей родиной, но… Что бы случилось, знай они, что их предводитель ложится в постель с тевинтерским магом? Многие из людей в Скайхолде до сих пор за глаза называли меня магистром, не видя особой разницы в распределении ролей у тевинтерской знати. И я не винил их за это неведение, о нет, как же я мог? Еще в тот миг, когда я впервые поцеловал Аллароса, для меня стало ясным, что мы никогда не сможем быть счастливы вместе. ― Ты сердишься на меня? Я что-то не то сделал? ― виновато спросил вдруг эльф. Мы отошли на приличное расстояние вглубь лабиринта из живой изгороди, Лавеллан снял с себя маску и вдохнул полной грудью. ― Эй, с чего ты взял, что сержусь? ― я последовал его примеру и стащил с себя весь этот маскарад. ― Ты так мне помог, ― Лавеллан снял перчатки и провел рукой по зеленой листве кустарника. ― Не стоит благодарности, я делал то, что должен, в конце концов, мои знания пригодились и уже одно это для меня ценно, ― я ухмыльнулся. ― Хотя, я бы хотел венок из цветов и небольшую поэму в свою честь, но ни в том, ни в другом ты не специалист, поэтому… ― Помнишь, как ты выручил меня ночью в таверне? ― Алларос прервал мой монолог и остановился. ― Утащил меня с гулянки, помог не захлебнуться в блевотине, ― эльф прервался и смущенно прочистил горло. ― И после этого я сказал, чтобы ты просил чего хочешь. ― Кажется, припоминаю, ― задумчиво пробормотал я. ― А теперь ты выручаешь второй раз. ― Лавеллан грустно улыбнулся. ― Я не люблю быть должником, знаешь ли. ― А вот это уже глупости, Алларос. Сколько раз я проигрывал тебе в шахматы? ― Проси, Дориан, ― настойчиво проговорил эльф. ― Что я должен просить? ― удивленно ответил я. ― Группу прелестных юношей из борделя и несколько рабов, чтобы чистили виноград? ― Я тебе должен, ― сухо ответил Лавеллан и отвернулся. Сердце заколотило в груди быстро-быстро, я не смог совладать с собой и сжал руки в кулаки. Мне стало обидно, что Алларос перевел все мои старания в некое подобие корысти, словно я стремился заполучить от него что-то недостижимое. ― Мне от тебя ничего не нужно, ― процедил я чуть злее, чем сам рассчитывал. ― В таком случае, ― начал было Лавеллан, но я не дал ему продолжить. Нас разделяло всего несколько метров, я быстро подошел к эльфу и, наплевав на всякий здравый смысл, впился в его губы, словно это была наша последняя встреча перед тем, как меня поведут на эшафот. Алларос опешил и даже попытался вырваться из моих рук, но держал я крепко. Что я пытался доказать? Зачем? Во рту почувствовался привкус крови, эльф стал целовать меня в ответ и слегка прикусил губу, каффар, будто назло! ― Как ты посмел подумать о подобной глупости!? ― зашипел я, прерывая поцелуй. ― Как это пришло в твою голову? Ты ничего мне не должен, Алларос. Ты – Инквизитор, а я тевинтерский маг! Ясно тебе, в чем проблема, вишанте каффас?! Эльф не ответил, поцеловал еще раз, и орлейская маска выскользнула у меня из рук. Я пропустил сквозь пальцы его локоны, слегка потянул назад: они были как шелк. Лавеллан слабо застонал, я тут же почувствовал, как потяжелело у меня между ног. ― Ты можешь быть кем угодно, это ничего не меняет, ― таким же разъяренным шепотом отвечал он. ― Ты прав, венехедис! Я Инквизитор и по моему приказу сейчас даже вершатся казни над людьми! Но я не могу приказать самому себе, понимаешь? ― он пристально посмотрел мне в глаза. ― Ты мне нужен, Дориан. Нужен. Сейчас. ― О, демон, ― простонал я, толкая его глубже в кусты. ― Ты мой демон, Алларос. Персональный, милый, обворожительный демон. ― Пусть так, ― усмехнувшись, ответил он. ― Но ведь ты тоже не подарок, не так ли? Я крепко обнял его, уткнулся головой в макушку, вдохнул запах трав, и мне захотелось кричать. Послышались звуки выстрелов, продолжительный свист: ночное небо осветилось столпом искр. Кто-то запускал фейерверки, мы находились точно под разноцветными огненными бутонами, рассыпавшимися на мириады искр над нашими головами. ― Не уходи, ― буркнул Лавеллан, уткнувшись мне в грудь. ― Не ухожу, ― ответил я, поглаживая его по волосам. ― Я не могу уйти, ты же знаешь. ― Нет можешь. Но если… Если так случится, скажи мне первым, ладно? ― О том, что уйду? ― Так ведь и будет, да? Я глупый долийский эльф… ― Ты глава Инквизиции, весьма успешно решивший проблему с покушением на Императрицу Орлея. ― Неправда, я глупый, ― кажется, Лавеллан всхлипнул. ― Я ошибусь, дерьмо, я уже ошибся, но мне хочется, Дориан… Что мне делать? Я почувствовал, как он сжал ткань моего мундира на спине, она слегка натянулась. ― Тише, успокойся. Никто не узнает об этом, я обещаю, ― что-то всколыхнулось в груди. Я понимал, что нахожусь в шаге от трагической глупости. ― Я слабый, Дориан, ― эльф продолжал говорить, но его слова доносились издалека, словно он кричал в глубокий колодец, на дне которого находилась моя несчастная душа. ― Мы все обладаем слабостью, Алларос, так или иначе, ― я не понимал, как умудряюсь утешать, при этом страдая не хуже него. ― Ты же можешь держаться, как у тебя хватает сил? ― он поднял голову, я заметил его чуть покрасневшие глаза. ― Я такой всю жизнь, и поверь, ― я осторожно провел рукой по его щеке. ― Мне больно видеть, как они делают из тебя нечто… подобное. Безжалостного, беспринципного предводителя, который вертит судьбами народов. Ты ведь не такой, ― у меня перехватило дыхание. ― Не потеряй, что мне так нравится в тебе, Алларос. ― Что же?... тебе нравится, ― удивленно выдохнул он. ― Ты… твои глаза и губы… ― я заключил его лицо в свои ладони. ― И прочая романтическая чушь, которая так и просится ко мне на язык, ― с усмешкой добавил я. ― Ты циничен, не правда ли? ― Меня таким сделали, дорогой. ― И ты правда хочешь таким быть? ― упрямо продолжал эльф. ― Не веришь в то, что есть что-то выше, чем все эти слова и романтическая чушь? ― Выше чувств, да? ― скептически поинтересовался я. ― Не ты ли рассказывал о своей первой любви? Что с ней стало? ― Я помню об этом, ― глаза эльфа сузились в две щелочки. ― Ты ведь боишься, да? Сводишь чувства к плотским утехам, сыплешь словами, словно не веря в их истинную ценность для того, к кому они адресованы. ― Все врут, Алларос. Мир вообще очень лицемерен по своей сути. И в нем редко можно встретить такое искреннее создание, как ты. Я улыбнулся и чмокнул эльфа в нос. ― Но секунды назад ты говорил искренне! ― возмущенно заметил он. ― Тс-с, ― я приложил палец к его губам. ― Пусть это останется между нами. Лживый, порочный тевинтерец, восхищенный искренним эльфом. ― Я поцеловал его, и над нами расцвело несколько красных бутонов-фейерверков. Вдалеке закричали «Ура! Да здравствует Императрица Селина!», я продолжал обнимать Лавеллана, сам не зная, для чего я это делаю. А в груди было мучительно больно.

Плуитанис, 9:41, Дориан Павус.