Наброски на салфетке

Смена закончилась несколько часов тому назад, и по корабельному времени был поздний вечер. Джим как раз собирался отправиться в лазарет и расслабленно поболтать с МакКоем ни о чем за капелькой чего-нибудь градусного, когда дверь пискнула, оповещая о чьем-то срочном желании с ним поговорить. — Входите, — разрешил он, подозревая, кто это. Его подозрения оправдались: в каюту непривычно тяжелым и каким-то угловатым, что ли, шагом вошел Спок. В третий раз за день и в как минимум десятый — за последнюю неделю капитан подумал, что вулканец истощил ресурсы своего железного организма или опасно к этому близок. Обычно вулканец был грациозен, как кошка. Это не считая ввалившихся (еще больше) щек и окруженных легкими, но все же заметными тенями глаз. Будто он не ел и не отдыхал с того незабываемого инцидента, в котором они оба чуть не погибли: Спок — от какого-то вулканского биологического процесса, Кирк — от рук обезумевшего Спока. — Капитан, могу я отнять у вас некоторое время? — еще более хрипло, чем обычно, спросил объект его тревоги. Его интонации тоже были необычными… менее контролируемыми. Все это не могло значить ничего хорошего. — Конечно. Присаживайтесь, Спок, и погодите минутку. — Он подошел к терминалу, торопливо сообщил Боунзу, что не придет, жестом отмахнулся от извинений Спока, явно готовых сорваться с губ, и осведомился: — Что-то не так? Спок не сел. Он стоял в двух шагах от двери, еще более прямой, чем обычно, каждой линией источающий напряженность. Что-то совершенно точно было не так. — Капитан… — начал он, на секунду забыл, что вулканцы не колеблются, заколебался, на секунду же забыл, что вулканцы не смущаются, смутился и только тогда взял себя в руки — все под пристальным, встревоженным взглядом капитана. Просто усталость или что-то более серьезное? Интуиция твердила, что второе. — Капитан, — наконец, снова начал Спок, — есть кое-что, о чем вы должны быть осведомлены. Этого требуют традиции, здравый смысл и простое уважение к вам. Однако предварительно мне придется рассказать вам некоторые вещи, связанные с… особенностями вулканских браков, если позволите. — Я слушаю вас, — кивнул Джим, внутренне холодея. — Как раса телепатов, вулканцы, вполне логично, заключают браки, подразумевающие объединение не только тел, как у землян, но и разумов. — Как мелдинг? — Не совсем. Мелдинг — короткий процесс, а связи, о которых я говорю, долговременны. Их разрыв весьма болезнен. Это нечто вроде… постоянно открытого канала связи между двумя индивидами, непосредственно, напрямую. Ниточка между двумя разумами, как однажды выразилась моя мать. Непрерывное присутствие. Это требуется нам, как вам требуется общение с себе подобными, для сохранения психологического здоровья. Нормальный взрослый вулканец нуждается в том, чтобы быть связанным. Брак у вулканцев — не только союз, заключаемый для воспроизведения рода, но и единение двух разумов. До этого Спок говорил тем же тоном, каким приводил свои научные отчеты. Но на этом месте он остановился, неуютно переступил с ноги на ногу (Кирк мог бы поклясться в этом!) и продолжил гораздо более скованным тоном: — Так как подразумевается, что вулканец вступит в брак в течение его первого пон-фарра, то в это время происходит определенная… подготовка его разума к созданию прочной, перманентной связи. В момент заключения брака происходит разрыв слабой связи-помолвки и образование собственно супружеской связи. Эти два события практически единовременны, и потому разрыв предварительной связи не причиняет вреда за счет немедленного заполнения опустевшего места более мощной и… емкой связью. Кирк ощущал, как его медленно, неотвратимо заполняет понимание. Черт. Черт. — События недельной давности, произошедшие со мной, повлекли за собой разрыв помолвки, который не был возмещен созданием другой полноценной связи взамен. Таким образом, мой разум застыл в опасном состоянии готовности и настоятельной потребности соединиться с другим. Спок отвел глаза и умолк. Кирк не сдержался и мягко спросил: — Мы должны вернуться на Вулкан? Спок покачал головой. На секунду его лицо напряглось. — Это будет бесполезно, — хрипло сообщил он. — До нашего отлета с Вулкана я встретился с целителем. По его мнению, моя ситуация подпадает под правило о разорванных связях, пункт третий. Этот пункт вкратце гласит, что если связь была разорвана против воли пациента, например, из-за смерти его партнера, и пациент испытывает к некому третьему индивиду настолько сильные эмоции, что они делают невозможным заключение связи с кем-то другим, то пациенту предписывается проинформировать объект своих эмоций о факте их наличия и сути своей ситуации. Итак, капитан, я сообщаю вам официально, открыто и правдиво, что испытываемые мною к вам эмоции делают меня неспособным заключить ментальную связь с кем бы то ни было, если предварительно связь любого рода не будет заключена с вами. Воцарилось молчание. Спок выглядел как вырезанный из дерева. Кирк моргал. — У меня два вопроса, — отмер капитан через несколько секунд. В конце концов, стрессовые ситуации — это нормальная обстановка на его работе. — Во-первых, какого рода чувства вы подразумеваете? Во-вторых, что вулканцы отвечают на подобное заявление? То есть, какая реакция ожидается? Просто интересно. — Ответ на ваш первый вопрос, капитан, — осторожно подбирая слова, начал Спок. — Я затрудняюсь выразить свои чувства на стандартном. В моем родном языке для подобного отношения существует собственный термин, но он непереводим. Полагаю, это близко к земному понятию любви, но не совсем то же самое. Что же до вашего второго вопроса, то это зависит от обстоятельств. Иногда пациент вступает с объектом своих чувств в брак, иногда заключает с ним или с ней менее серьезную связь наподобие побратимской. В любом случае, если пациент не вступил с объектом своих чувств в брак, он должен сделать это при наступлении пон-фарра с кем-то другим, но даже самая слабая связь с желанным партнером уже утишает и умиряет встревоженный болезненным разрывом разум, делая возможным заключение других. Кирк переваривал услышанное, аккуратно раскладывая все по мысленным полочкам. — Иными словами, мы с вами либо должны пожениться, согласно вулканским традициям, либо заключить что-то не настолько мощное, пока вы не женитесь? — Совершенно верно, капитан, — наклонил голову Спок. — Разумеется, есть и третий вариант. Существует ритуал… Он занял бы несколько лет, но у меня в запасе есть семь лет, которые я могу прожить без непосредственной угрозы жизни. Этот ритуал научил бы меня преодолевать плак тау глубокой медитацией и избавил от эмоций. Я несколько молод для него, но с учетом моей неординарной ситуации мне, с вероятностью в девяносто восемь процентов, позволили бы стать одним из послушников. — И окончательно вытравить эмоции? — Очевидно. — Какой кошмар. — Для человека, возможно. Нет, это однозначно не выход, напряженно размышлял капитан. Но это оставляло два варианта. — Спок… если бы мы заключили с вами некую — как вы сказали? — поверхностную связь, она могла бы быть потом разорвана? — Конечно. Разорвана может быть практически любая связь. — Я имел в виду не это. Разрыв такой связи навредил бы вам? Спок то ли замялся, то ли задумался. Наконец, он пришел к какому-то выводу и неохотно ответил: — Некритично. И что он под этим подразумевает? — Иначе вы умрете. Спок не отреагировал. — Я готов, хорошо. Вулканец как-то весь встрепенулся, услышав решительный ответ. — Вы даже не знаете точно, что подобная связь может подразумевать. — Не знаю, — не стал спорить Кирк. — Но я плохо представляю, что вы можете сотворить со мной такого уж страшного, к тому же ваша смерть или, в крайнем случае, эмоциональная смерть… Ну, я сомневаюсь, что предоставленная вами информация изменит мое решение. А остальные проблемы — по мере поступления. Вулканец выглядел глубоко шокированным. Поморгав, он вернул себе дар речи: — Я глубоко польщен вашим доверием. И… благодарен. Капитан. — Не за что, Спок. Ты собираешься сделать это сейчас? — Если вы устали или предпочли бы предварительно, как вы выражаетесь, «переварить» эту идею… — Нет-нет, я в полном порядке. Я не против. Спок кивнул и сделал к нему пару шагов. — Нам придется объединить разумы в мелдинге, — пояснил он. — Вы сами увидите, как создается связь. Звучало чертовски интригующе, если честно. Примерно как «увидеть своими глазами брачный танец скрытных и немыслимо красивых эолианских журавлей». На что уж Кирк не был естествоиспытателем, но в любопытстве ему было не отказать. — Возможно, нам лучше присесть, — вернул его на землю Спок. Кирк кивнул, сел на койку, Спок сел рядом с ним, поднял руку к его лицу, твердые горячие пальцы обожгли висок, щеку и подбородок, «Наши разумы сливаются, мы одно», а потом… Его захлестнуло волной раскаленного хаоса. Не сразу Джим осознал, что это поверхностные слои разума Спока. Я не медитировал в течение недели, — пояснил обладатель этих слоев. Ужас. Прошу прощения. Нет-нет, я не тебе. Я имел в виду… Ну, это было от избытка чувств. Да, я знаю. Мы здесь одно. И все же простите. Джим ощущал, что Спок действительно раскаивается и не хочет доставлять ему малейших неудобств. Это было такое мимолетное, но отчетливое ощущение, не вербальное и не зрительное, просто знание и все. Чудеса. Прямая ментальная передача, — уточнил Спок. — Но идемте глубже. У нас есть дело. Сейчас мы пройдем в мое ядро, центр моего существа. Это было совершенно не то, чего ожидал Джим. Вот совершенно. Это было красиво. Нечто вроде выставки одновременно картин, скульптур и букетов, что ли. Один из букетов привлек его внимание: тоненькие нежно-голубые скрученные трубочки странных цветков, окруженные изломанными серебряными травинками. Джим подумал о том, чтобы коснуться букета рукой, и в следующую секунду его окатило робкой, неверящей надеждой. Это были эмоции Спока. Джим, — мягко попросил его хозяин выставки, — прошу, не трогай здесь больше ничего. Позже мы вернемся, и ты изучишь это место, если пожелаешь, но пока потерпи. Ты сбиваешь мою концентрацию. Заключить связь без целителя или кого-то из старейшин — довольно сложная задача. Прости, — немедленно отозвался Кирк, совершенно не подумавший об этом и к тому же до сих пор ошеломленный тем прекрасным ощущением надежды. Я понимаю. Подожди немного. Идем. Джима неопределенно потянуло глубже, и они оказались в каком-то другом… месте, за неимением лучшего слова. Все там было пропитано неоконченностью, нетерпеливым ожиданием, жаждой. Вся суть Спока отчаянно стремилась к чему-то… Хотя что это он. Он знал, к чему. Это мое ментальное ядро, — сообщил Спок. — Сейчас оно не совсем в состоянии гармонии, что сильно влияет на прочие части моего разума. Видишь вон те нити? — Каким-то образом Джиму указали на странно, причудливо переплетенные прозрачные нити, будто отлитые из стекла. Некоторые из них были смяты и неровно ободраны, другие спутаны в неэстетичные узлы. — Это обрывок прежней связи с Т’Принг. Плетение не только не окончено, но и частично разрушено. Твое ментальное ядро совершенно другое и не предназначено для телепатических связей, ты пси-нулевое существо, но твой разум активен и подвижен. Полагаю, я сумею соединить нас. Они переместились куда-то в Джима, в самую его глубину, самую суть. Его ядро и правда выглядело иначе, не такое ослепительно подвижное, как у Спока, но все буквально источало неиспользуемую, потенциальную энергию. Какая красота, — выдохнул Спок в искреннем восхищении. Джим было испытал недоумение (это — красота? А Споково ядро тогда что же?), но Спок уже принялся за работу. Джим смотрел, как он осторожно вытягивает толстые, негибкие нити, больше похожие на прутья, откуда-то из его ядра, ощущая при этом нечто не поддающееся описанию. Как же это сплетется с твоими нитями? — не удержался он, чувствуя что-то вроде смущения и стыда от собственного… не то что уродства, а просто неуклюжести и неподходящести, несоответствия ожиданиям и потребностям. Нити не обязаны быть одинаковыми, — мягко отозвался Спок, отвлекаясь от своего дела. — Тебя не должно огорчать то, что ты не такой, как я. Ты не предназначен для того, что я пытаюсь сделать. Но узор будет прекрасен. Он оказался прав. У Джима захватило дух, когда Спок закончил. Узор был… да, прекрасен. Изумителен. Нити Спока, тонкие, изящные, прозрачными сияющими змейками окружали его собственные, создавая истинное произведение искусства своими мудреными изгибами. Твои нити почти не участвуют в узоре, только позволяют себя окружать, — прервал Спок его молчаливое любование. — Когда мы будем его рвать, — Спок не смог сдержать, а Джим не мог не почувствовать вспышку тоски при этих словах, — тебе не будет больно. А тебе? — Джим и так знал ответ. Будет. Спок опять принял на себя его удар. Я знаю, на что иду. — В мыслях Спока была спокойная, невозмутимая окончательность. — Ты утомлен мелдингом. Он продлился двадцать пять стандартных минут — это довольно долгий срок. Двадцать пять? Мне казалось, прошло гораздо больше времени. Здесь оно идет в несколько ином темпе. Итак, я прерываю мелдинг. И они вынырнули на поверхность, в привычный окружающий мир. — Вот это да, — выдохнул Джим, ощущая легкое головокружение и пульсацию где-то в затылке, но и только. — Потрясающе. Спок молчал. Джим обернулся и застыл: вулканец едва сидел, закрыв глаза и видимо сжав челюсти. — Спок? Тебе плохо? — встревоженно осведомился Кирк. — Мне позвать МакКоя? Я могу помочь? — Не волнуйся, Джим, — встряхнувшись, вулканец выпрямился, но челюсть не расслабил. — Мне нужна медитация. Я не мог сосредоточиться в течение недели. Это долго. Мой разум… в смятении, ты видел. Помощь медиков не нужна, уж точно — доктора МакКоя. Джим слабо усмехнулся. — Хорошо. Ты хочешь пойти к себе? — Джим, я… могу попросить разрешения остаться здесь? — Что? — ошеломленно переспросил Джим. — Нет, ничего. Спокойной ночи, — коротко ответил Спок, вставая и делая несколько очень торопливых шагов в сторону двери. Спок никогда не отвечал на переспрашивание «Нет, ничего». Что-то было все еще не в порядке. — Не уходи, — быстро сказал Джим. — Я не имел в виду «нет». Я просто удивился. Оставайся, Спок. Я еще часик что-нибудь почитаю и тоже пойду спать. Спок все еще выглядел неуверенно, будто разрывался между чем-то и чем-то. — Останься, — мягко надавил Джим. Спок сдался и направился к его койке, но не стал садиться на нее, а молча опустился на колени прямо на полу так, чтобы не помешать Джиму подойти к кровати. Положил руки на колени, закрыл глаза и будто… просто уснул, но не расслабляя мышц. Престранное зрелище. Джим никогда не видел, как Спок медитирует. Пожав плечами, он направился к своему рабочему столу и лениво задумался, чего бы такого почитать. Почти уже решив, он был прерван резким звуком. Всхлип?.. Спок крупно дрожал. И да, всхлипывал. С совершенно невозмутимым лицом. Как он, черт возьми, это вообще делает? Джим нерешительно приблизился и осторожно позвал: — Спок? Тот немедленно умолк, но дрожать не перестал. Джим коснулся его кисти, на вид расслабленной, а наощупь — совершенно каменной. Спок мгновенно вскинулся, сжимая его руку в своей, сильно, но не до боли. Его глаза были… умоляющими? — Джим, — пробормотал он, едва не плача. — Джим. Джииим, — последнее было совсем уж выдохом, на грани стона. — Пожалуйста. Я не сделаю больно. Я… прошу тебя. Можно? Джим. — Да что такое, Спок? Что? Спок очень медленно, видимо, давая ему возможность отказать или оттолкнуть себя, поднес его руку к губам и коснулся в совершенно целомудренном поцелуе. И взглянул — снизу вверх, умоляюще. У Джима что-то дернулось в груди. Зрелище было трогательным и страшным — он никогда больше не хотел бы видеть сломанного Спока. — Что такое, Спок? — ласково спросил он, не отнимая руки. — Объясни. Что я должен разрешить? Я тебя не понимаю. Не то чтобы он был полностью откровенен — пара догадок у него имелась, и ни одна ему не нравилась. Но был неплохой шанс, что он действительно не понимает, что это что-то культурное или ритуальное. Спок закрыл глаза, отчаянный жест. И отпустил его руку. У Кирка сердце разрывалось. Споку было так очевидно плохо, а он даже не знал, чем помочь. Подумав, Джим осторожно опустился на колени лицом к вулканцу и мягко взял его за плечи. — Я должен знать, что тебе нужно, чтобы помочь, — ровно и обоснованно сообщил он. — Мне нужно… мне нужно. — Если бы Джим не знал, что это Спок, он мог бы поклясться, что на тонких губах мелькнула горькая усмешка. — Что мне нужно? О, Джим. О, ashayam. Мне нужен ты. Оставь меня, Джим, я справлюсь. Я вулканец. Я владею собой. Я не стану тебя принуждать… унижать тебя своей похотью. Оставь меня. Но его плечи так и льнули к ладоням Джима. Совсем как огромный кот. Это было бы даже мило, если бы не ситуация и не его болезненная гримаса… его слова, его тон. Спок его что, хочет? И, судя по тому, что он едва не плачет, хочет очень сильно. Проклятье. Его мрачные размышления прервал окончательно сломавшийся Спок: — Джим, пожалуйста. Клянусь, я остановлюсь в любую секунду. Не больше, чем ты захочешь. И смотрит так просительно-безнадежно. Джим вздохнул: — Спок, ты мой друг, ты ведь знаешь? И это означает две вещи: я не могу спокойно смотреть, как ты сходишь с ума, но я тебя не хочу и не воспринимаю как… сексуальный объект. Если тебя такая расстановка устраивает… Спок кивнул, белый от унижения: — Один раз. Ровно столько, сколько ты позволишь. Не больше. — Спок, — выдохнул Джим. Ну это же просто невыносимо. Меньше всего на свете он хотел, чтобы Споку было плохо. — Расслабься. Все в порядке. Я тебе обещаю, потом мы просто… все забудем, хорошо? Как будто ничего не было. Вместо ответа Спок упал на него, жарко дыша в шею и обхватив за плечи. Джим как будто услышал бормотанье, но оно было еле слышно и, кажется, даже не на стандарте. — Давай встанем. Моя кровать совсем рядом, — предложил он. В следующую секунду он лежал на кровати, Спок навис над ним, все так же уткнувшись в шею. Однако. Он и забыл, насколько вулканцы быстрее и сильнее людей. Джим нерешительно погладил напряженную до дрожи спину замершего над ним вулканца. Спок отреагировал немедленно: в следующую секунду он уже раздирал на Кирке форменку. Наживую, раскидывая клочки. Не то чтобы это пугало, просто… если он настолько себя не контролирует… А Спок не успокоился, пока не раздел послушно лежащего под ним Джима донага. И принялся целовать, закрыв глаза, всего, отчаянно нежно и чисто, горячие сухие губы на груди, плечах, шее, лице, снова шее, снова груди, животе… Это было почти лишено какого-либо сексуального подтекста. Скорее уж напоминало лобызание иконы. Ничего возбуждающего, ни капли страсти. Какая-то детская невинность в каждом поцелуе наводила на мысль о первой влюбленности, о первой ночи с искренне любимой девушкой. И было отчаянно жалко Спока. Тот коротко коснулся губами мягкого члена, заметно поморщился, будто от боли, и отправился ниже, к ступням. — Спок, хватит, — охрипшим отчего-то голосом попросил Джим. Спок, как и обещал, послушался мгновенно и отпрянул, садясь. — Спасибо. Такого больше не повторится, — прошептал он, жадно оглядывая тело Джима и избегая его глаз. — Я пойду. — Останься, — возразил Джим. — Мне нужно помедитировать. Восстановить контроль. — Останься. Спок, как и следовало ожидать, сдался. Соскользнув с кровати, он сел рядом в той же коленопреклоненной позе и погрузился в транс. Джим, вздохнув, отправился в душ. На душе было отвратительно. Что он сделал? Что произошло? Надежда, что Спок все подробно объяснит, была, но очень-очень слабая. Это же Спок. Заставлять его давать объяснения насчет подобной вспышки эмоций значит унизить еще сильнее. Но что, черт побери, это было? Ему поклонялись. В прямом смысле этого слова, в самом полном его значении. Как языческому идолу. Как чему-то священному. У Джеймса Кирка было предостаточно опыта в сексуальном отношении, пару раз его принимали на исследуемых планетах за божество, но с подобным искренним, безумным обожанием, которое чувствовалось в движениях жестких раскаленных ладоней и губ его старшего помощника, к нему еще вроде не относились. Это даже пугало. Слегка. Они смогут быть друзьями после всего этого? Они смогут сохранить свою удивительно теплую, близкую дружбу теперь, когда Спок вот так вот его целовал, не в силах сдержаться? Стоп. С его стороны ужасно эгоистично думать о дружбе и прочей ерунде, когда непонятно, что творится со Споком. Вулканец, который не сумел сдержать чувства? Вулканец, который не способен заключить с кем-то естественную для них связь из-за эмоций? Да ему впору беспокоиться, не сошел ли Спок с ума и нет ли такой опасности в будущем. Для них же все эти щиты и контроль — это показатель и, черт побери, условие психического здоровья. Что-то коснулось его разума, заставив его подскочить. Что-то осторожное и спокойное, лишенное любопытства или желания причинить вред. Не волнуйся обо мне, Джим, — пришло в его голову. — Я восстанавливаю свои щиты. Я буду в безопасности, уверяю. Что же до моей сегодняшней отвратительной вспышки, я приношу свои извинения. Эмоции вырвались из-под контроля вследствие сильной усталости и длительного отсутствия медитаций. Я верну все щиты на места. Тебе нет нужды беспокоиться о том, что я снова наброшусь на тебя. Я боялся за тебя. Не бойся. Ты сделал все, чтобы я смог восстановить оптимальное состояние своего разума. Спок… Ты обещал, что позволишь осмотреть твою… выставку эмоций. Ты все еще хочешь этого? — Спок послал легкое удивление. Ну естественно. Очень хорошо. В следующий раз. Сейчас ты утомлен, и тебе нужен сон. Спок? Да? Я не сержусь. Ну, за это, — Джим быстро прогнал в памяти лихорадочно горячие губы на своей коже. — Но я хочу объяснений, если не сложно. Сложно, но я признаю твое право на объяснения, — покорно отозвался Спок. — Ты предпочтешь получить их сейчас или позже, в вербальной форме? Сейчас. Не терпится. Как пожелаешь. Я испытываю к тебе… нечто… некую комбинацию эмоций, которую земляне назвали бы очень глубокой любовью, но это не она, не совсем она. Ты сам сможешь попробовать ее, если захочешь. Так или иначе, те эмоции, которые я сегодня проявил, возникли не вчера и не позавчера. До сих пор не происходило такого, чтобы я настолько не мог контролировать свои действия. И, надеюсь, не произойдет впредь. Тебе не о чем волноваться. Мы же… ну, друзья? Это не помешает нам? Джим, для меня честь называть тебя другом. Хорошо. Это… хорошо. Я… ну, ты же знаешь, да? Знаю. Джим, земляне — очень влаголюбивая раса, но такое количество поглощенной воды может навредить твоим кожным покровам. Джим фыркнул. Связь прервалась, и ощущение присутствия пропало. Спок был прав: его пальцы разбухли, превращаясь в «руки прачки», что явно не было полезно, хотя, конечно, непосредственным и необратимым вредом тоже не грозило. Спок был прав еще в одном, подумал Кирк, вытираясь: сон ужасно манил. Он давно не чувствовал себя таким усталым. Тем более, он не спал прошлую ночь из-за миссии. Он отключился, едва голова упала на подушку, едва обратив внимание на статую возле своей постели. Статуя молча открыла глаза, бесшумно поднялась на ноги, с минуту смотрела на спящего мужчину, а потом слабо улыбнулась и снова встала на колени. *** — Расслабьтесь, капитан. Вы напряжены, я боюсь, что проникновение будет болезненным. Нет-нет, это совсем не звучало непристойно. Старый развратник ты, Кирк, вот что. И нашел про кого. — Капитан, если вы мне не доверяете в достаточной мере для… — Нет, Спок, извини. Сейчас. — Да, так гораздо лучше. Наши разумы сливаются. Наши разумы — одно. И они стали одним. Вы любопытствовали насчет моих эмоций, капитан. Тебе обязательно называть меня капитаном в моей собственной голове? Как пожелаешь, Джим. Итак, ты все еще любопытен? Ага. Идем. Прошу, будь осторожен и не касайся одновременно двух… экспонатов. Если что-то пойдет не так, я буду рядом. Рядом? Я уже в твоей голове, мы не можем быть ближе. Не совсем точное высказывание. И, разумеется, я хотел сказать, что я… Да понял я. Успокойся. Все будет нормально. Спок испытал легчайшее раздражение. Очень хорошо. Прошу. Джим огляделся с тем же восторгом. Здесь было действительно красиво. Глаза разбегались. Можно, да? — осведомился он, протягивая руку к чему-то красному, неопределенной формы, но все же странно гармоничному. Я уже дал разрешение. И это вулканский камень для медитаций, если тебе было интересно. Камень оказался хранилищем чего-то безумно похожего на ностальгию по дому. Мощное, но в принципе обычное чувство. Возможно, тебя заинтересует вот этот предмет, — вежливо предложил Спок. Предмет был чем-то вроде старинного земного божка или идола. Кажется, у Спока в каюте стоял похожий. Когда Кирк коснулся его своими мыслями, его обожгло острой, нестерпимой жаждой прикосновений. Жаждой касаться. Касаться только одного-единственного человека. Заинтересовало, да, — выдохнул он, вынырнув. Возможно, это несколько сильно, — мягко предположил явно смущенный Спок. — Попробуй ка’атиру. От вулканской арфы исходило спокойное, расслабленное наслаждение искусством и красотой. Спок, да ты эстет, — фыркнул Джим. Нет ничего постыдного в том, чтобы ценить красоту, — сдержанно ответил вулканец. Я и не говорил, что это постыдно. Извини. Что еще посоветуешь? Ты уверен, что не предпочтешь осмотреться сам? Хорошо. Я обещал дать тебе возможность попробовать свои чувства к тебе. Часть их ты уже испытал от идола, но это капля в море, как выражаются земляне. Если хочешь, можешь сделать это сейчас. А ты… ну, ты уверен, что тебе не… стыдно или что-то еще? Джим, ты не мог бы коснуться вот того кинжала? С легким недоумением Кирк коснулся убранного в красивые ножны кинжала и понял, что Спок хотел сказать. На него пахнуло абсолютным, чистейшим доверием без тени сомнения. Это было даже лестно. Я не верю, что ты оскорбишься или станешь презирать меня за мои чувства. Они естественны и правдивы. Я ничего не скрываю от тебя сейчас, Джим. Я считаю тебя достойным такого доверия. Я… тронут. Правда. Нет нужды добавлять, что ты говоришь правду, я почувствовал бы ложь. Это было скорее усилением. Понимаю. Итак? Я буду польщен. Где именно они содержатся? Вернись к идолу. Он стоит в круге из двенадцати различных предметов. Я привык анализировать свои эмоции и раскладывать их на более простые составляющие. Тебе лучше касаться их по очереди, не одновременно. Когда это Джим Кирк следовал добрым советам, связанным с его безопасностью? Здесь, в этом мысленном пространстве, он легко мог представить себе, что одновременно касается хоть всех предметов этой выставки, на что в реальности у него, естественно, не хватило бы рук. Так что эти двенадцать штучек были на один зуб. Он охватил их… Он никогда не чувствовал ничего подобного. Он даже не знал, что эмоции вообще могут быть настолько мощными и головокружительными. Это… эта любовь была совершенно невозможна. Она захватывала все его существо, заставляя отчаянно желать сразу полудюжины вещей, противоречащих друг другу, заставляя хотеть упасть на колени и умолять, и отдать свою жизнь, лишь бы другая, куда более драгоценная жизнь тянулась на пять минут дольше, и спрятать и никому-никому не показывать мое-мое-мое, и что-то еще, и все сразу. Ему не хватало воздуха. Вокруг вспыхнуло беспокойством, и мелдинг закончился, оставляя его задыхаться и хватать ртом воздух в полнейшем шоке. — Капитан? — встревоженно спросил Спок. — Я в порядке, да-да, — кивнул Кирк. — Ну и ну. — Вам не следовало касаться всего сразу, Джим, — неодобрительно изрек Спок. — Ваша человеческая психика куда менее вынослива, чем моя. Вы могли получить серьезный шок или даже повредить свой разум. В мелдинге вы были в высшей степени беззащитны перед подобной нагрузкой. — Больше я уж точно не буду, — заверил его Джим. — Как ты вообще с этим справляешься? Извини, это нескромный вопрос… — Все в порядке. Принято считать, что у вулканцев нет эмоций. Это неверно. Мы чувствуем гораздо глубже, чем люди, но нас с детства учат контролировать себя. Мы владеем нашими чувствами. Не позволяем им управлять собой. Наша нервная система это позволяет, а наша психика — требует. — Понимаю, — задумчиво кивнул Кирк. — Спок, я… послушай, я правда… Мне жаль… — Что вы не можете ответить взаимностью? — подхватил Спок. — Я никогда этого не ожидал. Мои чувства… самодостаточны, я не требую и не нуждаюсь во взаимности. В теории, вы вообще не должны были о них узнать. Я скрывал бы это всю жизнь, если бы понадобилось. — А варианта «разлюбить» ты для себя не предусматриваешь? — Это невозможно. Человеческие чувства угасают со временем, но наши — нет. Мои чувства смогут только углубиться, но не ослабнуть. У Джима дрогнуло сердце. Такая безысходность. — Говорят, что самое страшное в человеческой природе — наша способность забывать. Не могу себе представить… Они помолчали. — Я по-прежнему счастлив быть вашим другом, Джим. — Как и я, поверьте, Спок. — Не считайте себя виноватым. Вы ничего мне не должны. По крайней мере, не считая обещания не распространяться об увиденном доктору МакКою, но я уверен, что ваши принципы не допустят подобной катастрофы. — Мистер Спок, вы совершенно неподражаемы. Все будет в порядке.