***
Грозовые тучи заволокли небо от края до края, зато ветер наконец прекратился. Пахло вспаханной землёй и весенней зеленью. Маттео ожидал у церковной стены, помахивая масляным фонарём. — Чувствую себя кораблём, плывущим к родному маяку, — сообщил Эрик заплетающимся языком. — Следуйте за мной, ваша милость. Маттео скрылся в проходе, ведущем в крипту. Эрик развеселился: иногда грешники парят над крышами, а ангелы вьют гнёзда в подземелье. Они пересекли подвал, украшенный могильными плитами, и через знакомую дверку попали в склеп с разбитым алтарём. Две свечи скудно освещали низкое помещение. Между ними замерла янтарная Дева, мистически сиявшая в мрачном подвале нежным солнечным светом. — Я нашёл этот алтарь, когда гулял по развалинам монастыря. Теперь это место — мой храм, ваша милость. Моя тайна, которой мне захотелось поделиться с вами. Барон смотрел на воодушевлённое мальчишеское лицо и представлял, как кладёт итальянца грудью на алтарь и сдёргивает со смуглой задницы штаны. Внутри сладко заныло, и он шагнул к Маттео, но в последний момент удержался, сцепил руки за спиной и пьяно пошатнулся: — Благодарю за доверие, синьор Форти. Вы открыли для меня двери своего храма, и я надеюсь не обесчестить… не опорочить… — Эрику надоело подбирать слова. — Чем мы тут займёмся? — Мы будем молиться, ваша милость! — Маттео опустился на колени и обернулся: — Вы можете повторять слова за мной или просто слушать. Эрик встал на колени и поморщился от боли. Насколько приятнее сидеть на подушечке в лютеранской церкви! Можно даже переговариваться с соседями или смущать румяных отроков плотоядными взглядами. Пастор никогда не делал замечаний. — In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti… — под каменными сводами нежный голос Маттео обрёл внезапную силу и строгость. Барон старательно выговаривал незнакомые латинские слова, разглядывая по-мужски широкую спину Маттео и по-девичьи округлый зад. Колени всё сильнее ломило от боли. Эрик сдался и сел на холодный пол, исшарканный ногами средневековых монахов. Он растирал колени, тихо ругая ревностного католика. Маттео ничего не замечал. Он молился истово, благоговейно. Его голос взлетал под низкие своды усыпальницы и отражался серебряным эхом. От коленей Эрик перешёл выше. Огладил свои мускулистые ляжки, потёр полный гульфик. Лучше бы он отправился к безотказной Сюзанне, чем на свидание с кастратом! Винные пары подпитывали раздражение и досаду. Сначала Агнета с абсурдным предложением о замужестве, затем Маттео с католической ересью. — Не выйдет ничего, синьор Форти. Маттео оглянулся: — Что не выйдет? — Вы привели меня в святое место, а я только и думаю, как забраться вам в штаны. Я безумец. Я проклят и обречён. — Нет, ваша милость, не прокляты! — Маттео подполз к нему. — Молитесь! Молитесь и трудитесь, и верьте в силу молитвы! Эрик взял его прохладную руку и прижал к твёрдой выпуклости в паху: — Как я могу молиться в таком состоянии? Сдавленно ахнув, Маттео попытался выдернуть руку, но Эрик держал крепко: — Вы чувствуете? Вы хоть что-нибудь чувствуете? Вы — бестелесное существо, ангельское, безгрешное. Вам не понять, каково это — стоять перед алтарём и гореть в адском пламени. Как вы можете мне помочь, если даже понятия не имеете о той муке, которую я претерпеваю? — Я тоже не безгрешен! — вырвалось у Маттео. Его качнуло к Эрику, как на волнах, но он устоял и только облизал морскую соль с горячих губ. — В чём ваш грех? Вы украли из тётушкиного буфета марципанового зайца? — спросил Эрик. — Я ребёнок по-вашему? Пустите руку. — Не ребёнок, но и не мужчина. — Вы ничего обо мне не знаете! — Маттео оттолкнул Эрика, и тот повалился на пол. — Вы упиваетесь своими страданиями, но не замечаете других людей. Вас не интересует ничего, кроме вашего отростка! — Отростка?! — возмутился Эрик. — Будь он у вас, вы бы не говорили о нём так пренебрежительно! — Да почему вы решили, что у меня его нет? Маттео поднялся и отряхнул штаны. Он выглядел усталым, но не злым. Эрик смотрел на него снизу вверх и жалел, что поддался вспышке раздражения. Он не хотел обижать соблазнительного католика. — Простите меня, синьор Форти. — Ваша милость, — Маттео церемонно склонил голову. — Я читаю утреннюю молитву после завтрака и вечернюю на закате. Если вы почувствуете потребность в молитве, приходите. Реликвия, которую спасла ваша матушка, поможет вам исцелиться. Барон не собирался исцеляться, но кивнул.***
Какие грехи замаливал кастрат в разрушенной крипте? Барон ломал голову, но дальше украденной конфеты его соображения не продвинулись. Юхан тоже ничего не знал о кастратах. Известие о том, что итальянец лишён не всех мужских признаков, а лишь некоторых, глубоко его озадачило. Дрожащая от ужаса Хелен наотрез отказалась обсуждать способы кастрации домашних животных, даже серебряная монета не помогла. Фрау Гюнтер могла бы помочь, женщина опытная и деловая (и с потребностями), но они не разговаривали после ссоры. Эрик решил подобраться к маэстро: — Я слышал, итальянцы отличаются особым вкусом в выборе подарков для женщин. Буду обязан, синьор Мазини, если вы поможете мне купить подарок для одной фрау. Мазини, если и удивился, то виду не подал: — С удовольствием, ваша милость. Правда, должен предупредить, что слухи об итальянском вкусе сильно преувеличены. Я скорей бы доверился французу. Они вышли после завтрака. Весна набрала силу и полноправно хозяйничала в городе. В садике у Домского собора расцвели синие ирисы и пронзительно-жёлтые нарциссы, а на берёзах зелёными брызгами лопнули почки. Птицы щебетали так громко, что заглушали уличный шум. На Ратушной площади они встретили краснолицего бургомистра Карлсона. Его интересовал всё тот же вопрос: — Ваша милость барон Линдхольм! Как я счастлив видеть вас, и какой горечью меня наполняет потеря складочного права! Ах, если бы Нижнему городу вернули его законную привилегию! Ах, если бы вы подняли этот вопрос на заседании губернаторского совета! Моя благодарность не знала бы границ. Вы понимаете? — Уважаемый Карлсон, сожалею, но складочное право вне моей компетенции. Честно говоря, я плохо представляю, в чём оно состоит. Но я верю, что вы решите этот вопрос с графом Стромбергом ко взаимному удовлетворению. А сейчас позвольте, мы спешим. Барон фамильярно подхватил маэстро под руку и увёл к прилавкам со сладостями: — Что бы вы посоветовали приобрести для фрау сладкоежки? — Несомненно, засахаренные фрукты. — А что любите вы? Какие сладости предпочитают в Италии? Час спустя Юхан нёс в корзине фруктовые сладости, три бутылки кларета и лакированную деревянную куклу в парчовом платье, которую выпрашивала Линда в день ярмарки. В кармане Эрика лежала коробочка с серебряными серьгами, искусно украшенными жемчужинами неправильной формы. Эрик никогда бы не купил такие уродливые жемчужины, ему нравились круглые, гладкие, но маэстро настоял. Устав от покупок, они зашли в таверну выпить по кружке пива. Солнце припекало, и свежее холодное пиво лилось в глотки, как ключевая вода. Малорослый маэстро Мазини приосанивался, когда горожане низко кланялись барону, и превосходно себя чувствовал в компании вельможи. — Синьор Мазини, чем вы занимаетесь там, наверху? Вы редко спускаетесь вниз к тётушке. — Мы репетируем новую программу, ваша милость. Маттео нужно много заниматься — по шесть часов каждый день. — Когда же состоится концерт? — Граф назначил премьеру на середину мая. Мы дадим двадцать концертов — по два или три в неделю. Каждый концерт включает арии из самых знаменитых опер, а также мои сочинения. И песни Маттео. — Он ещё и музыку сочиняет? — Нет, ваша милость. Слова. — Талантливый у вас ученик. — Нет, — улыбнулся Мазини, и лицо его преобразилось. Сверкнули белые зубы, вокруг глаз собрались весёлые морщинки, и даже крючковатый нос потерял хищный вид. — Он не талантливый, он — гениальный! Вы бы слышали, как он поёт! Вы ведь придёте на премьеру? Граф Стромберг сказал, что разослал сотню приглашений. — Я не получил приглашение. — О как жаль! — Но я приду, — уверил барон. — Расскажите мне о синьоре Форти. Как он стал певцом? Вернее, как он стал кастратом? Но Эрик не стал уточнять. — Как все. Я ездил по Италии в поисках новых голосов, и мне сказали, что в приюте в Трани появился подходящий мальчик. Я поехал в этот городок. Он чем-то похож на Калин — рыбаки, торговцы, ремесленники, только в Трани тёплое море и греет солнце. — Мазини допил пиво, и барон махнул слуге, чтобы принесли ещё. — Меня не обманули, мальчик действительно обладал чудесным голосом и слухом. Сирота. Родители скончались от чумы, сёстры и братья тоже. Да вся деревня вымерла. Он один выжил, как будто у бога были на него особые планы. — И что дальше? — А дальше я увёз его в Неаполь и отдал в музыкальную школу. — Его кастрировали вы? — прямо спросил барон. — О, это личное… Спросите у него сами. Если он захочет, то расскажет свою историю, а я предпочитаю молчать. Простите, ваша милость, — ушёл от ответа Мазини. В воображении Эрика маэстро с длинным ножом гнался за ребёнком и зловеще хохотал. Каким бы добродушным он ни выглядел со своими морщинками и кружкой пива в руке, барон был уверен, что именно Мазини принял решение о кастрации. Из-за этого Эрик чувствовал необъяснимую злость. Взять и превратить весёлого мальчугана в бесстрастного ангела — ну куда это годится? — А после того, как Маттео закончил школу, вы начали гастролировать? Вдвоём, без семьи? — Мы и есть семья, другой у нас никогда не будет. Я слишком стар, а Маттео… Вы знаете, церковь запрещает евнухам жениться. Да им и не надо. Значит, никаких потребностей у Маттео действительно не было. У Агнеты были, а у него — нет. Юхан уныло переминался с ноги на ногу у входа в таверну. Он изнемогал от желания избавиться от тяжёлой корзины и глотнуть холодного пива. Барон обратил на него внимание и подозвал: — Юхан, отнеси корзинку в дом фрау Гюнтер. Скажи, это подарок от меня. Ах, и серьги возьми, передай лично фрау Агнете! Записки не будет, на вопросы не отвечай, понял? Потом можешь быть свободен, держи монету. — Всё сделаю, как вы велели, хозяин, — оживился Юхан. — Кому этот подарок? Фрау Гюнтер? — внезапно севшим голосом спросил Мазини. — Да, верно. — Это правда, что вы женитесь на ней? — Откуда такие предположения? Мазини замялся и опустил голову точно так же, как это делал его ученик: — Люди говорят. — Мои дела с фрау Гюнтер — это личное, — отрезал барон не без мстительного удовлетворения. — Спросите у неё сами.***
До середины мая времени оставалось немного. Молясь утром в крипте, Маттео ощутил, как потянуло сквозняком, и услышал тихие шаги. Но не обернулся. Только «Pater noster» стал читать громче, чтобы тот, кто пришёл, мог повторять слова. «Pater noster», — «Pater noster». «Sed libera nos a malo», — «Sed libera nos a malo». Нежный бесплотный голосок — бархатный мужской баритон. «Но избавь нас от лукавого», — просили оба. «Amen», — «Amen». Барон поднялся с колен. Сосредоточен, спокоен. Глаза красные, словно ночь не спал. — Я не понимаю слов молитвы. — Это не обязательно, ваша милость. — Вы не бросите меня? — Нет. Я буду с вами, пока вы не исцелитесь. — Вы — моя болезнь. — Я каждый день молюсь за вас. — Вы испытывали желание хоть раз в жизни? Маттео поцеловал фигурку Девы и задул свечи на алтаре. Вышел в подвал с проломленным потолком и встал под солнечные лучи, словно его знобило. Барон не ждал ответа, но услышал: — Не причиняйте мне боль, расспрашивая об этом. — Я хочу знать о вас всё, — Эрик подошёл к Маттео и заглянул в голубые глаза. — Что с вами случилось, как вы живёте, что вы чувствуете? — Раньше вас это не интересовало. — Раньше ваше тело интересовало меня больше вашей души. Теперь, когда я знаю, что мои плотские притязания смехотворны, я хочу познать вашу душу. Хотя бы это мне позволено? Или любить вас даже как друга — это грех и ад кромешный? — Духовная любовь между мужчинами допустима. — Это утешает. Маттео ужаснулся безысходности, прозвучавшей в голосе Эрика.***
После ужина барон промокнул рот салфеткой и сообщил: — Я решил жениться. — Что-что ты решил? — не расслышала Катарина. — Жениться, тетушка! Кроме вас у меня никого нет. Мне нужен близкий человек, который заполнит пустоту в моём доме и моей постели. — И в твоём сердце, милое дитя! — Моё сердце… Впрочем, неважно. Маттео сжался от тревожного предчувствия. — Ты уже присмотрел невесту? — Нет. Надеюсь, вы поможете мне найти девушку — пусть незнатную, но честную и добрую. — О! — радостно воскликнула Катарина. — Хелен, быстренько принеси из кладовки бутылку кларета! Наконец-то мой племянник заговорил о женитьбе! Как долго я этого ждала! А поздно ночью, когда в доме тётушки Катарины все угомонились, Линдхольм навестил Сюзанну. Худая и смуглая, как египетский мальчик, она подставила барону плоские ягодицы и по его просьбе твердила непонятную фразу на латыни. Всё, что пожелает щедрый клиент! Патер ностер так патер ностер! Утро барон встретил в кабаке в компании пьяных матросов. Он не развлекался. Он внимательно слушал невероятные матросские байки, лишь иногда направляя разговор в нужное русло.