Только Ты

- Простите, я… я не знаю, что на меня нашло… — Тауриэль пыталась вложить в эти слова все испытываемое ею раскаяние, но Владыка продолжал молчать. Казалось, он вовсе не слушает: в глазах читалась отрешенность, пока нежные руки невесомо перебирали медные пряди, приглаживая их частым гребнем. Трандуилу не нравились косы воспитанницы, и он каждый раз распускал их, с упоением зарываясь пальцами в шелковистые волосы, разбрасывая их по плечам или же перекидывая на грудь. — Я не сержусь на тебя, — наконец ответил синда, легким касанием велев эллет подняться, — но спустить это просто так не могу. Юная воительница послушно встала со стула и опустила голову, не выдержав спокойного, но сильного взгляда сверху. Покровитель был высок даже для эльфа — Тауриэль всегда восхищала эта его особенность, но в такие моменты он казался пугающим, угрожающим… — То, что вылетело сегодня из твоего красивого ротика, недостойно эльдар. Что бы не случилось, нужно следить за своими словами, а не уподобляться гномам или оркам, — Трандуил коснулся пальцем сомкнутых губ эллет и мягко скользнул им ниже. Расстегнув верхнюю пуговичку на ее тунике, Владыка осторожно подцепил воротник нижней рубашки, начиная усердно расправлять тонкую ткань — теперь он ревностно следил за облачением своей воспитанницы, сам давал распоряжения портным, подбирал материал, цвета и фасон. Решал, какие украшения подойдут… Но как бы Тауриэль не старалась угодить, каждый раз, когда за ее спиной закрывалась дверь королевских покоев, синда лишь разочарованно вздыхал. Любовно и сосредоточенно он принимался исправлять недочеты: распускать или затягивать шнуровку, одергивать рукава… Вот и сейчас, не жалея времени, Трандуил приводил эллет в «надлежащий» вид, чтобы позже смять или сорвать плоды всех трудов… Отступив на шаг, эльф приподнял голову воспитанницы за подбородок и утвердительно кивнул, одарив ее скупой улыбкой. Не прерывая зрительного контакта, он плавно опустился в стоящее рядом кресло и свободно откинулся на изогнутую спинку. Тауриэль с почти священным трепетом наблюдала, как тонкие изящные пальцы Владыки скользнули по груди к шее, начиная одну за другой расстегивать невидимые пуговицы на длинном облачении, так выгодно подчеркивающем гордый стан. Эллет буквально поглотили эти чарующие движения, сопровождаемые мерцанием тысяч оттенков, что источали крупные камни на перстнях. Холодная алчная улыбка тронула губы Трандуила, когда девичьи щечки окрасил нежный румянец, вызванный не страхом или смущением, а предвкушением… Широко расставив длинные ноги, он неспешно похлопал себя по колену, при этом наблюдая за лицом Тауриэль с нескрываемым любопытством. На краткий миг оно выразило целую палитру эмоций, в которой преобладало сомнение, но ей недоставало силы воли, чтобы долго сопротивляться Королю и собственному любопытству, подогреваемому воспоминаниями о том, сколь сладкими могут быть объятия Владыки Леса… Когда эллет выполнила приказ, Трандуил ласково обнял ее, привлекая ближе к себе. — Откуда ты знаешь эти слова? — вкрадчиво спросил он. — Неужели твой отец позволял себе такие выражения? Юной воительнице потребовалось какое-то время, чтобы осознать услышанное. Она непонимающе захлопала глазками, но лицо эльфа оставалось спокойным и безмятежным… Он знал, как никто знал, что это единственное, о чем Тауриэль не может ни говорить, ни думать… — Хотя вряд ли он думал о приличиях, когда орочий меч вонзился в тело? — обволакивающий чувственный голос звучал так, будто синда говорил самые прекрасные слова в мире… Теряя власть над собой, эллет мелко задрожала и инстинктивно рванулась, пытаясь скрыться от собственных воспоминаний… путанных, сменяющих друг друга с такой скоростью, что невозможно было ухватиться ни за одно… Трандуил без труда удержал ее, принудив практически упасть на свою грудь. Он крепко обнял воспитанницу, продолжая что-то шептать на ушко, но она уже не обращала внимания… Тауриэль чувствовала, как нечто темное, злое тянет ее в глубины естества, в ту самую пропасть, где под семью замками были сокрыты мертвые, сухие глаза родителей, смотрящие в никуда… — Ну все, все, — успокаивающе говорил эльф, поглаживая вздрагивающие плечи, — хорошая моя… не плачь… Ласковые прикосновения постепенно отогнали те жуткие челюсти, что вцепились в сердце юной воительницы, причиняя невыносимые страдания. Но они успели обнажить старые раны от потери родителей, которые с таким усердием и заботой заживило время. Тауриэль не запомнила, как уткнулась лицом в шею своего Владыки, роняя горькие слезы на крепкую грудь, в надежде получить исцеление в этих объятиях. Она с благодарностью принимала ласки, которыми щедро одаривал ее Трандуил, и не сразу заметила, как сильно сбилось его дыхание, как тепло, источаемое кожей, превратилось в жар… Эллет не успела обдумать эту перемену, потому как голодные, влажные губы настырно взяли в плен ее рот. Поцелуй не был грубым, но то чувство собственничества, что сквозило в каждом движении, заставило воительницу замешкаться. Не тратя время и не давая ей опомниться, Трандуил подхватил тонкую ручку и настойчиво, словно ожидая сопротивления, прижал ее к своему паху. Тауриэль и впрямь дернулась от неожиданности, но эльф крепко держал подрагивающую ладошку и ритмично сжимал пальцы, вынуждая воспитанницу поглаживать небольшой, но явно ощутимый холмик. В ее разум, что все еще мучили горестные воспоминания, пришел беспорядок, и эллет забывала отвечать на резкие поцелуи Владыки. Его недовольство почти сразу же отразилось вспышкой боли в затылке, когда блестящие пряди нещадно сжали сильные пальцы. Тихонько пискнув, юная воительница бессознательно двинула язычок навстречу эльфу, который незамедлительно вобрал его в рот. Упоительно медленно он скользнул губами по влажной плоти, после чего впился в нее зубами. Тауриэль отпрянула, но рука, что так и держала ее волосы, вернула девушку на место. — Терпи, — голос Трандуила, хоть и был захвачен чувственными хриплыми нотками, не утратил своей колдовской силы, и она вновь подставила припухшие губки под пугающие поцелуи-укусы. Те ласки, к которым эльф почти принуждал воспитанноцу, становились все более быстрыми, требовательными… Она ощущала, как стремительно увеличивается и твердеет мужская плоть, будто напитавшись слезами и растерянностью юной эллет… Ее неразвращенным сознанием, что еще несколько минут назад даже не ведало о подобных забавах… Но Владыка решил, что ему этого мало. Оторвавшись от столь умилительных податливых губ он плотоядно обвел языком контур острого ушка, после чего шумно усмехнулся и прошептал, опалив и без того раскрасневшуюся кожу горячим дыханием: — Что бы сказали родители, если бы видели тебя сейчас? Тауриэль, до этой фразы испытывающую лишь сильное беспокойство и неуверенность, прошибла холодная испарина — словно бы все ее самообладание достигнутое таким трудом вышло наружу, оставив после себя лишь мучительный стыд. Ей удалось отвести внимание от произнесенных слов, тем самым не позволив им достигнуть цели, но ощущение собственной порочности и испорченности обуздали сердце. Как, как можно позволять такие откровенные прикосновения? Как можно было получать от них удовольствие… Но как она могла отказать? .. Трандуил — ее Владыка, спаситель, что не позволил Тауриэль погибнуть в детстве… Под властью внутренних метаний эллет вырвала руку, прекратив аморальную фрикцию, но вместо того, чтобы попытаться сбежать из этих покоев, она вдруг прижалась к своему растлителю, словно ища утешения и поддержки, которой ей больше не у кого просить… Синда простил воспитаннице это непослушание, но лишь для того, чтобы торопливо распустить завязки на тесных штанах, освобождая свою восставшую плоть. Юная воительница хотела бы зажмуриться…, но не смогла. Со странной смесью опасения и так некстати возникшего любопытства она рассматривала открывшуюся картину, прислушиваясь к шумному, словно затрудненному дыханию. Вновь завладев рукой Тауриэль, эльф направил ее вниз, с легкостью преодолев небольшое сопротивление, и принудил плотно обхватить свое крепкое достоинство, дрожащее от ожидания и излучающее такое напряжение, что ладошку эллет буквально обожгло. Медленно выдохнув, Трандуил уронил затылок на спинку кресла и упоительно прикрыл веки, начиная водить девичьей ручкой по ноющему органу, показывая, как правильно ласкать его, и тихими стонами, что вырывались из приоткрытых губ, обозначая места, которым требовалось уделять больше внимания. Он упивался содроганием юной, хрупкой эллет, вбирал в себя ее растерянность и негодование, проявляющееся в сбитом, нервном дыхании, которое придавало особую остроту ощущениям… Но в определенный момент Тауриэль, от природы чувственная и страстная, начала втягиваться в эту игру. Она расслабилась в руках покровителя, выдав себя тем самым, но Владыка еще раньше почуял перемены, словно волк запах добычи. Неожиданно и грубо он спихнул воспитанницу на пол, пристроив ее между разведенных ног. На секунду сердце эльфа объяла невероятная нежность и теплота, когда он поймал на себе взгляд, полный мольбы и слепой преданности…, а также искреннего непонимания происходящего… Эта краткая перемена явно отразилась на лице Трандуила, смахнув с него отпечатки порока. Подавшись вперед и одарив эллет слабой, но искренней улыбкой, он заботливо погладил ее по дремучим волосам, почти сливающимся с пламенем расположенного сзади камина, и осторожно попытался притянуть ближе к себе. — Теперь открой ротик, — несколько игриво, но все же властно повелел синда. Щеки Тауриэль вновь ярко вспыхнули, а глаза расширились, когда на нее снизошло осознание. Вечер и без того пестрил яркими впечатлениями, в большинстве своем неприятными, а это было уже слишком… Она дернулась, намереваясь просить Владыку отпустить ее, но слова обернулись резким вскриком, когда он вновь вцепился в длинные локоны, не позволяя даже отвернуться. Юная воительница оказалась беззащитна перед давящим проницательным взглядом, в котором блистали яркие, жаждущие вспышки… Точеные губы эльфа растянулись в злую полуулыбку, пока он с любопытством наблюдал за внутренней борьбой своей воспитанницы. Трандуил не причинял ей сильной боли и не пытался насильно побудить к действиям — он просто ждал, когда эллет сдастся, зная что это скоро произойдет. И она знала, точнее, понимала, что покровителя ни в коем случае нельзя злить… Прошло совсем немного времени, прежде чем Тауриэль покорилась — сокрушенно опустив веки, она расслабилась, позволяя эльфу направлять себя. — Открой глаза, — голос его подрагивал, пока рука осторожно, но настойчиво давила на затылок. Желая быстрее покончить со всем, юная воительница исполнила приказ, отрешенно наблюдая как приближается блестящая, нежно розовая плоть, источающая невероятный жар. Когда она коснулась губ и легко скользнула в рот, эллет инстинктивно сомкнула уста, чем заслужила поощрительный стон Владыки. — Вот так… — выдохнул он, — поиграй язычком… Преодолевая ступор и невероятное смущение, Тауриэль опасливо лизнула влажную кожу, вырвав еще один томный вздох из груди эльфа, что рвано и часто вздымалась. Он вновь надавил на ее затылок, принуждая углубить ласки, при этом не обращая внимания на протестующие стоны и всхлипы. Трандуил был тороплив и резок, намеренно не позволяя эллет примириться с происходящим, заметить его обратную сторону, способную приносить и удовольствие. Тауриэль догадывалась о ней, но слишком уверенные проникновения и пошлые бесстыдные стоны, хлещущие по ушам, могли распалять лишь стыд. Для юной воительницы стало полной неожиданностью, когда Владыка слабо дрогнул и оросил ее рот терпким семенем, сопровождая это сдавленным протяжным рыком. Его большое, напряженное, как струна, тело резко обмякло, будто в бессилии, и эллет попыталась отстраниться, борясь с чувством отвращения, но истома эльфа оказалась обманчивой; он с силой прижал ее к себе, практически лишив возможности дышать и ждал, когда умиротворяющая слабость отпустит добровольного пленника. Еще до того, как полностью оправиться Трандуил тихонько рассмеялся и произнес, не пытаясь скрыть задорных ноток в голосе: — Думаю, они бы не одобрили тебя. Тауриэль не сразу поняла, что речь идет о покойных родителях, потому что ее резко и цинично отпихнули в сторону. Жадно втягивая воздух, эллет зашлась кашлем, при этом краем глаза наблюдая, как ее Владыка плавно поднялся на ноги, принимаясь неторопливо приводить себя в порядок. Он стоял совсем близко, с высоты своего роста наблюдая за сотрясающейся на полу воспитанницей, любуясь редкими белесыми каплями, что падали на нежную грудь и исчезали в складках одежды. — Больше не будешь злословить? — бархатный очень добрый голос прервал внезапно опустившуюся тишину, когда метаниям Тауриэль прошел конец. Вскинув затуманенный взгляд, она встретилась с абсолютно спокойным, холодным лицом Трандуила. Оно не выражало ничего, кроме королевского величия и осознания собственного превосходства, что всегда гипнотически действовало на окружающих. Можно было решить, будто все произошедшее не имеет для эльфа никакого значения, если бы не его глаза, слишком светлые и любящие, что так не сочетались с окружающей атмосферой и надменной позой Владыки, возвышающегося над дрожащей эллет. Всматриваясь в яркие небеса и последние всполохи умирающего солнца, Тауриэль заключила, что тот случай вряд ли можно считать «наказанием» — скорее, синда просто пожурил ее. Зло усмехнувшись, воительница перевела взгляд на полоску крови, собравшуюся под ногтем, когда веточка, что все еще скользила в тонких пальцах, одарила ее занозой. Как же сильно изменилось ее отношение к боли… Эллет по-прежнему остро реагировала на нее, не любила, но воспринимала уже совсем иначе… Более спокойно, осознанно. Раньше она и подумать не могла, сколь много видов и оттенков у этого чувства, каким разным оно может быть; Трандуил потратил века на то, чтобы познакомить воспитанницу с множеством вариаций и, несмотря на это, продолжал удивлять. К моральному давлению он прибегал нечасто, да и то лишь для того, чтобы вывести свою жертву из душевного равновесия. Истинная страсть эльфа — это физическая боль, которую и подразумевало «наказание«…