Цветы

      Гилберт посмотрел на свой флаг: белое полотнище с черным крестом посередине сильно выделялось на фоне пестрых знамен других участников турнира. Сильный ветер уносил прочь от ристалища крики зрителей, с нетерпением ожидающих начала заключительных поединков рыцарей. Знатные гости сидели на специально подготовленных деревянных скамьях, установленных на подмостках. Довольные, предвкушающие замечательное, увеселительное зрелище мужчины и разодетые, напыщенные дамы в роскошных платьях. Пожилые люди тихо переговаривались, делая ставки, молодые парни с видами знатоков обсуждали преимущество двуручного меча над булавой, толком не разбираясь в оружии, а молоденькие девушки, сбившись в кучки шептались, то и дело начиная хихикать, указывая на какого-нибудь рыцаря. Все было чинно и благородно. Совершенно противоположное творилось у ограждений, где собрались простолюдины. Даже с такого далекого расстояния до Гилберта долетали крики и пьяный хохот вперемешку с отборной бранью. Шум усилился, кажется, в толпе крестьян началась драка, дело совершенно обыденное для таких массовых мероприятий.       Выросшего в религиозном ордене Байльшмидта в равной мере бесила знать, кичащаяся своими нажитыми кровью и страданием других людей богатствами, и необразованная, оборванная толпа, довольствующаяся мизерными потребностями и не желающая развиваться духовно, поэтому он, щурясь от яркого солнца, светящего как раз со стороны трибун, оглядывал сидящих на скамьях дам, стараясь найти ту, ради которой он сюда приехал. От множества пестрых юбок начало рябить в глазах, но Гилберт упорно продолжал поиск. Мария сидела почти с самого края, прусс даже мог не заметить ее маленькую, хрупкую фигурку, если бы не ярко голубое платье, сильно выделяющееся на фоне красных нарядов ее соседок. Девушка что-то держала в руках, но издалека Гилберт не смог рассмотреть, что именно.       Резкий звук труб разнесся по ристалищу, объявляя о начале турнира. Зрители одобрительно загудели, и Байльшмидт, опустив забрало, обернулся, в последний раз поглядев на Марию. В первом же бою ему предстояло встретиться с французским рыцарем. Гарольдмейстер объявил имена участников первого сражения, и Гилберт вместе с французом вышел на ристалище под оглушительные крики толпы. Его противник поднял руки, приветствую зрителей, и церемонно поклонился, а Байльшмидта перекосила от такой манерности, и он, сплюнув на песок и достав из ножен меч, издевательски произнес, обращаясь к французу: -Не боишься доспехи запачкать, пижон? Рыцарь усмехнулся, приподняв бровь, и произнес: — Нет, просто в отличие от тебя, варвар, я получил хорошее воспитание. А у Гилберта из головы не шел образ Франциска, для полного сходства с Францией этому рыцарю только не хватало добавить коронное «Mon ami». Прусс с ухмылкой подумал, что какая страна, такие и люди.       Таким образом, обменявшись любезностями, рыцари встали в боевую позицию, и гарольдмейстер дал сигнал началу боя. С металлическим звуком удара клинка о клинок у Гилберта проснулся азарт, и он с удовольствием окунулся в пыл боя. Француз, как ни странно, оказался достаточно умелым мечником. Пусть у него не хватало опыта, сравнимого с мастерство побывавшего не в одном сражении прусса, это с избытком компенсировалось темпераментом и горячей южной кровью рыцаря. Байльшмидт медленно обходил противника по кругу, работая в защите и позволяя тому взять инициативу на себя. Заметив, что француз потерял бдительность из-за редких атак с его стороны, прусс нанес резкий удар, но рыцарь успел поставить блок. Клинки с лязгом встретились, чтобы в следующую секунду вновь разойтись и сойтись в новом рывке. А затем вновь и вновь. Гилберт поморщился, самое ужасное это недооценить противника. Все его атаки француз с легкостью отразил, это не фатально, бой еще не закончен, но крайне неприятно, он не должен проиграть, только не сегодня, только не сейчас. В другое время Байльшмидт с радостью бы рискнул, начав забирать инициативу, попробовав выбить врага мощной атакой, но он остался в защите, решив утомить противника. Расчет оказался верным, и скоро француз, потеряв бдительность от усталости, лишился меча и очнулся уже лежащим на горячем песке ристалища. Трибуны огласились криками, приветствуя победителя. Что-то говорил гарольдмейстер, но Гилберт не обращал на него внимания, пытаясь найти взглядом Марию. На прежнем месте ее не оказалось, и парня захлестнула детская обида, он для нее старался, на весь этот цирк согласился, хотя Великий магистр был против его участия в турнире, а она даже не стала смотреть сражение.       С трудом вытерпев весь церемониал и чествование победителя, Гилберт шел по направлению к замку дворянина, организовавшего турнир. Погруженный в свои невеселые мысли, он налетел на стоящего посередине дороги крестьянина. Тот испуганно отшатнулся, лепеча извинения. Пусть мужчина был ни в чем не виноват, но копившееся уже который час внутри прусса раздражение требовало выхода, и теперь, найдя подходящую жертву, рвалось наружу: -Смотри куда прешь, — перепуганный крестьянин отскочил от разъяренного рыцаря, готовясь к самому худшему. Байльшмидт собирался сказать еще что-то, наступая на страстно желающего слиться с дорогой, мужчину, но мелодичный женский голос его остановил: -Не надо, Гилберт. Этот человек тебе ничего не сделал, — моментально забыв про крестьянина, Байльшмидт обернулся к Марии, стоящей на траве возле дороги. Девушка сменила дорогое платье на простую крестьянскую юбку с аккуратненьким фартучком и блузку. Заплетенные в косу волосы были перекинуты через плечо, а в руках она держала букетик из красивых красно-белых цветов. Она тепло улыбнулась, и раздражение Гилберта сразу же исчезло, но на его место пришла обида. Парень кивнул крестьянину, и тот, моментально поняв, что от него хотят, испарился, словно его тут и не было. -Почему ты не осталась на сражения рыцарей сегодня на турнире, — Гилберт хотел сделать вид, что спрашивает как бы между прочим, но голос предательски дрогнул, что не укрылось от Марии. Девушка улыбнулась, глядя на Байльшмидта, старательно делающего вид, что ему все равно, и что он спрашивает это чисто из вежливости. -Ты ошибаешься, я была. Просто ушла сразу же после твоей победы. Ты же знаешь, как я не люблю весь этот церемониал. -Правда? — Гилберт мысленно дал себе подзатыльник за то, что даже не подумал об этом, но марку необходимо было держать, поэтому он добавил, — а то я волновался, что ты не увидишь, какая великая битва была. Она обязательно войдет в анналы. Я был как всегда великолепен. Мария засмеялась от очередной хвалебной оды прусса и протянула ему цветочки, которые все еще держала в руках: -Это тебе, победитель. Амариллисы*, правда, они красивые? Мне очень нравятся. Гилберт осторожно взял цветы. Ему было все равно как они называются и как выглядят. Главное, что их подарила Мария, а это значит, что все-таки не зря он согласился на участие в турнире. *Мужественность, подарить мужчине значит сказать, что он на верном пути.