Вас ожидает мистер Шерлок Холмс

Каблучки снова зацокали, но уже в направлении выхода. Отбили по ступенькам лестницы слаженную чечётку и затихли — миссис Хадсон ушла к себе. Спектакль закончился. Главный герой, драматично застыв у окна, барабанил пальцами по стеклу. А зритель переводил дух: давненько его не заносило в эпицентр подобных страстей. Даже собственные переживания и сердечные муки показались кукольной драмой. Там всё было до банальности просто: любит — не любит. А тут? Истеричный гей-соблазнитель, обманутые любовники, да ещё какие-то непонятные ужасы, что с минуты на минуту займут своё законное место в теперь уже общей кухне… Джон любопытным не был, в чужие дела нос не совал, но в душе порадовался, что вся эта канитель происходит в воскресный день, что спешить ему некуда и можно самолично насладиться прибытием монструозного багажа мистера Шерлока Холмса. А пока следовало прояснить ситуацию. И обстановку нейтрализовать. Как-никак им предстоит уживаться на этой небогатой объёмами территории — покидать полюбившееся жилище Джон, естественно, не собирался. Как человеку по большей части миролюбивому, Джону хотелось тишины и спокойствия в доме. А вот бесконечной междоусобицы, доходящей до кулачных боёв, не хотелось совсем. Ведь ни выдержка, ни природное миролюбие не помешают ему при случае врезать, да так, что этот тонкокостный, насквозь продиоренный или, черт его разберет, проарманенный скандалист подломится в коленях, как чахлое деревце. — Восемь? Их в самом деле было восемь? Надо же с чего-то начать. — Вам-то какое дело? — Ровным счетом никакого. По мне, так хоть восемьдесят. — Восемь, — снизошел до ответа Холмс. — Вы станете девятым. Ах вот оно что? Значит, представление ещё не закончено? Ну-ну. Джон усмехнулся: — Забавный вы человек, мистер Холмс. Тот прервал монотонный долбёж по стеклу и метнул пару-другую огненно-бирюзовых стрел. — И что же во мне забавного? — Всё. — Это не ответ, — раздражённо возразил Холмс, — это бессмысленное сотрясание воздуха. Что в вашем случае не удивительно. Возможно, я и забавен. Для вашего примитивного уровня. Возможно, даже смешон. Но влюбиться вам это не помешает. Джон развёл руками: — Я бы и рад, только вот моя ориентация не позволит. Увы. — Глупости. При чём тут ваша ориентация? Кто вообще выдумал всю эту несусветную чушь? Никакой ориентации не существует. Существует, как я уже говорил, объект. Эмоциям, которые этот объект вызывает, его половая принадлежность до фонаря. Равно как и его внешний вид, пусть даже это герань в цветочном горшке. Для вас таким объектом в скором времени стану я. Вы забудете, что я мужчина, что я забавен и вообще, возможно, набитый дурак. Вы будете обожать меня. Желать меня. А не какие-то там анатомические подробности. Кроме того, что вы теряете? С женщинами вам не повезло — ничего серьёзного, стоящего внимания. А на данный момент и подавно: вы брошены и оттого глубоко несчастны. Под сердцем жарко вскипело и хлынуло к скулам и шее — ах Майк, ах трепло. Ну попадись ты мне… — Ваши претензии к другу необоснованны и несправедливы. Ничего из вашей унылой биографии я от него не узнал. Майк Стэмфорд умеет быть лаконичным. — Что за чёрт… Вы мысли мои читаете? Шерлок презрительно хмыкнул: — Делать мне нечего! В отличие от вас, милый доктор, я наблюдаю и делаю выводы. Мне незачем прибегать к источнику извне, когда всё необходимое находится прямо перед глазами. Если вы думаете, что являетесь тайной за семью печатями, то глубоко заблуждаетесь. Ни тайн, ни печатей, сплошная прозаичная скука. Итак. Решили арендовать жилье — вряд ли вы коренной лондонец. Тихий, скучный городишко — вот где обитали вы всё это время, находя свою серенькую жизнь вполне состоявшейся. Вам тридцать восемь, не меньше, а возможно, и больше, но всё ещё не женаты. Изголодавшимся аскетом не выглядите — дон Жуан местного пошиба. Любитель необременительного флирта и свободного секса без далеко идущих планов и обязательств. И вдруг резко сбегаете в Лондон. В чём дело? Подружки закончились? Но, думаю, вы из тех, кто легко пойдет по второму кругу. Из непритязательных, или, говоря точнее, из всеядных. Но что-то вам помешало продолжить эротический марафон. Что это? Стыд — вот от чего вы малодушно сбежали в столицу. Спрятаться и в одиночестве пережить позорный провал. Вас, такого непревзойденного ловеласа, безжалостно кинули. Нашёлся кто-то получше? Не сомневаюсь. Да и чему удивляться? Не с вашей маловпечатляющей внешностью подаваться в герои-любовники. Даже при наличии улыбки а-ля Мадонна. Уши Джона пылали — хоть камин разжигай. В горле ширился омерзительный ком: ярость, пропитанная слезами. Так ужасно Джон себя не чувствовал никогда. И никогда так жалко не выглядел. — Вы… — Он прочистил забитое горло. — Вы дали весьма нелестную оценку моим достоинствам. И, наверное, справедливую. Следует это признать. В таком случае, зачем я вам сдался? Зачем вам такой возлюбленный? Неудачник, урод и бабник. — Возлюбленный? С ума можно сойти! Вы надеетесь, что я вами увлекусь? Я — вами? Ну и самомнение у милых докторов… Стоп, что это? Не дав Джону и рта раскрыть для ответа, он метнулся в гостиную, и оттуда раздался его радостный возглас: — Мой багаж прибыл! Он снова вырос в дверном проеме — сияющий и довольный. — Джон, поможешь затащить сюда моё барахло? Пожалуйста. И Джон едва не подавился отборным матом, из которого, собственно, и состоял заготовленный им ответ. * Шикарное пальто было аккуратно повешено в шкаф (слава богу, Джон не успел заполнить его своими вещами, довольствуясь мебелью в спальне), British Medical Journal поднят с пола («за что ты его так?»), любовно разглажен длинными, холеными пальцами и уложен на подоконник. Началась бестолковая суета, как правило, сопровождающая все разгрузочно-погрузочные работы. Коробки и чемоданы ловко перекочевали в гостиную на втором этаже. Даже миссис Хадсон что-то носила, ворча, что за три месяца Шерлок оброс имуществом, как опятами пень. Было шумно и весело, и даже унизительный, жестокий анализ его, чёрт возьми, что уж скрывать, безотрадной жизни вылетел у Джона из головы. Холмс обозревал свои сокровища хищным взглядом. Где-то там, в тщательно упакованных недрах, таились ужасы, увидеть которые Джону хотелось до нетерпеливого зуда. Надо же знать, в окружении чего проведёшь эту первую ночь… Его взгляд тоже поблескивал алчностью и с любопытством пронзал внушительную кучку шерлоковых пожитков — когда же, когда? Но Шерлок стряхнул с пиджака пылинки и крутанулся на каблуках. — У тебя, наверное, планы? Выходной, паб, пиво с сухариками и прочая тягомотина. А я, с твоего позволения, приму душ, выпью кофе и займусь неблагодарным трудом. — Он протяжно вздохнул, а потом добавил: — На сегодня ты мне больше не нужен. И бодрым шагом покинул гостиную, выпроводив Джона из дома настолько искусно, что не придерёшься. «Я бы тоже от кофе не отказался. И пожрал бы чего-нибудь, — ворчал про себя Джон, вспоминая остывший чай. — На сегодня ты мне больше не нужен. Слушаюсь и повинуюсь. Это что, оригинальное начало великого охмурения? Господи боже, о чём только я думаю?» Он потащился к себе, нехотя согласившись с соседом, что прогуляться вовсе не грех: осень того и гляди перестанет быть золотой и солнечной, перейдя в тоскливую стадию слякотной хмари. Да и пиво с сухариками прозвучало заманчиво… Накатило воодушевление: и правда, свежий воздух, ласковый ветерок улучшат его настроение. И самочувствие тоже, потому что неделя выдалась не из легких, осенние простуды наседали неугомонной ордой. Джон нарядился в новые джинсы, покрутившись у зеркала чуть дольше обычного и для чего-то внимательно разглядывая собственный зад; причесался, сбрызнулся скромным Олд Спайсом и спустился в гостиную. Ни в гостиной, ни в кухне Шерлока не было. Ну и чёрт с тобой. Он сдернул с вешалки куртку, запер входную дверь, протиснул ключ и мобильник в тепло приятно натянутого кармана и не спеша двинулся по мостовой. Неожиданно подумалось, что свалившееся соседство не такая уж катастрофа. Да и дружелюбное Джон прозвучало довольно приятно. До полудня оставалось чуть больше часа — даже для легкого алкоголя время не совсем подходящее. Но позавтракать не мешало, и сам бог велел запить жареные колбаски, обвитые тонкими лепестками бекона, пинтой-другой светлого Карлинга. А потом можно и кофейком побаловаться. Джон ускорил шаг — в желудке тонко запело голодное нетерпение. И конечно же звонок Майку Стэмфорду напрашивался сам собой. Джон не собирался скандалить, предъявлять претензии, требовать сатисфакции. Наверняка Майк и без его нападок пребывает в состоянии, далеком от благодушного успокоения. Но спросить, что означает ураганное возвращение навсегда отбывшего Холмса, чесался язык. Да и вообще, Майк знал своего приятеля не первый год, к его эксцентричным выходкам, похоже, уже привык — не зря же назвал говнюком. Так что будет о чём поведать товарищу. На звонок Майк ответил незамедлительно, и в голосе его прозвучали все оттенки вины: — Ох, Джон… — Привет. Чем занимаешься? — Да так… Сижу. — Вставай, и если более интересного занятия на ближайшие пару часов тобою не запланировано, предлагаю встретиться и отметить моё предполагаемое соседство с симпатичнейшим Шерлоком Холмсом. — Ох, Джон… — Да ладно тебе, не охай. Я ж понимаю — от такого можно всего ожидать. — Я должен был это предвидеть. Шерлок… Он… — Предлагаю побеседовать за стаканчиком. Не возражаешь? — Я что, дурак? * Майк выглядел помятым и осунувшимся — переживал. — Вот чёрт. Джон, даже не знаю, что сказать. Идиотская ситуация. Получается, я неслабо тебя подставил. — Глупости. Ты-то здесь при чём? — Ну да. Ни при чём. И всё-таки… Когда он вдруг позвонил, когда начал выпытывать, что да как — здорова ли миссис Хадсон, хороша ли погода в Лондоне, — уже тогда мне стало не по себе и следовало насторожиться. — Почему? — Он никогда не звонит. Никогда. Звонок для него — нечто из ряда вон выходящее. Общается с помощью смс. Как немой, мать твою… Причем, вот черт лохматый, всегда и обо всем осведомлён. Думаешь, это я ему рассказал о тебе? Чёрта с два. С первой секунды затараторил: «Что за доктор? Что за Джон Ватсон?» И спросил, где я тебя откопал. У Джона челюсть отвисла — вот это да. Вот это «мистер-как-вас-там». — Так он знал? — Я же говорю — Шерлок всё и всегда знает. Непостижимый человек, удивительный… — Смени пластинку. Этот удивительный и непостижимый наговорил мне кучу дерьмовых «комплиментов» — можно сказать, по стенке размазал. Я чуть не сдох. А потом мило попросил поработать грузчиком. И я, как последний кретин, согласился. Хотя должен был зубы его пересчитать. — Да, он такой, — вздохнул Майк. Джона так и подмывало Майка поддеть: «А ты знаешь, что выдумал твой распрекрасный такой? Что я с какого-то переполоха втюрюсь в него от всей дури. Каково? Что скажешь на это, дружище? С тобой он в такие игры случайно играть не пробовал? Или что-то такое всё-таки было? Может быть, твои восторги и вздохи не столь платонически, как тебе бы хотелось?» Но через минуту от этих пакостных мыслей его затошнило. Увалень Майк и Шерлок? Как только в голову могло такое взбрести? Майк с двумя детьми и одышкой. Добряк, всегда готовый прийти на помощь. Протянуть руку. Ободрить. Сволочь я. Сволочь. Свинья неблагодарная. Всё-таки замутил душу заносчивый сноб, чтоб ему пусто было. Что б ему такого девятого отыскать, после которого ни десятого, ни одиннадцатого, ни тем более двенадцатого на дух будет не надо. — Почему он вернулся? — Кто ж его знает! — с жаром воскликнул Майк. — Джон, поверь, все было именно так, как я тебе говорил: Шерлок уехал и, как уверял меня, навсегда. Мол, нашел то, что искал. Идеал. Нет… Идеальный вариант — так он сказал. Устроил отходную: я, Грег, он сам и этот его… гусёнок. — Гусёнок? — удивился Джон. — Ну да, — подтвердил Майк. — Его последний любовник. — Не хочешь ли ты сказать, что любовник Шерлока Холмса похож на гуся? Вот так раз. А миссис Хадсон так бурно его расхваливала: мол, красавец писаный, чудесная пара. — Да он в самом деле красавец, — Майк утвердительно качнул головой. — Высокий, грациозный. Весь такой… гуттаперчевый. — И сально хихикнул: — Видно, хорошо гнётся в постели. Но всё равно гусь. Джон спорить не стал, лишь недоумённо пожал плечами: — Странные у тебя критерии красоты… Ну и что этот гусь? — Ничего. Заглядывал ему в рот, гладил плечико… Короче, млел. Да и Шерлок с ним открыто любезничал. Обычные гейские штучки, только что в штаны друг к другу не лезли. Фу. — Я не гомофоб, — холодно отозвался Джон. — И не о штучках тебя спросил. Они что, собирались отношения узаконить? — Не знаю. Может быть. Не знаю. — Так почему ты решил, что Холмс никогда не вернётся, Майк? Он что, в первый раз уехал из Лондона? — О-о, — рассмеялся Майк. — Он каждый раз уезжает. С каждым своим… гусёнком. Но! — Глаза утратили насмешливый блеск. — Никогда он не поручал мне найти нового постояльца. Ни-ког-да. А в случае Шерлока Холмса это что-то да значит. Зная, что всё ненадолго, что не сегодня-завтра снова прибудет на Бейкер-стрит, он просто горит желанием поселить там незнакомого человека — по-твоему, это имеет какую-то логику? Не имеет. Для Шерлока вопрос жизненного пространства неоспорим, делить квартиру он ни с кем не захочет. — Майк поправил очки. — Странно. И какого дьявола он вернулся? В чём этот Дэвид оказался несостоятелен? Перестал сгибаться пополам? Джон промолчал. О продуваемом ухе говорить было смешно. О мурлыкании и писке — подавно. — Как он тебе? — Ты ещё спрашиваешь? Я, кажется, уже говорил про зубы. — Да, понимаю. Чёртова стерва. Ехидна. Меня иногда трясет от каждого его слова. И горят кулаки — впечатать в нос или в глаз. Чёрт… Давай выпьем ещё по стаканчику, и я признаюсь тебе кое в чем… Давай выпьем. — Давай. Они выпили. Доели колбаски. Салат из свежих овощей. Похрустели кальмарными кольцами в кляре. После продолжительных вздохов Майк наконец спросил: — Правда, он очень красивый? — Кто? — Ну, он. Шерлок. Яркий, блестящий, я бы сказал, изысканный. Не такой, как все. Вопрос Джона обескуражил. Меньше всего он был настроен на обсуждение гламурного облика новоявленного соседа. Тем более что на его взгляд ничем выдающимся внешность Шерлока Холмса не отличалась. Длинный, дерганый, несуразный, и что там у него блестит, ведомо одному только Майку Стэмфорду. — Не заметил. Ворвалось в дом какое-то ненормальное чучело — орало, руками размахивало. Мне было не до его неземной наружности. И вообще, в вопросах красоты я субъективен. — Он улыбнулся. — Ты, например, для меня самый симпатичный и привлекательный толстячок в Великобритании. Но Майк оставался серьёзным. Вздохнув ещё пару раз и уткнувшись глазами в столешницу, он произнёс: — Знаешь… Только не смейся. Я в Шерлока немножко влюблён. Второй раз за день челюсть Джона пришла в движенье. — Ты? — Ага. — Майк испуганно вскинул голову: — Только не думай, что я дрочу на него в туалете. Или фантазирую на его счёт. Это совсем другое. — Какое — другое, Майк? Ты в своём уме? — Конечно, в своём. В него все влюблены, понимаешь? Все. И миссис Хадсон. И Грег. — Что ещё за Грег? — Один очень хороший парень. — Один очень хороший парень? Ясное дело. Конечно же, парень. Но не записывай, пожалуйста, в вашу дефективную секту милейшую, ни в чём не повинную даму. Как только у тебя язык повернулся? — Господи, Джон, ты не понял! Речь идёт о влюбленности вообще. В принципе. Как во что-то прекрасное, удивительное. В стихию. Грозу, например. Океанский шторм. Тропический ливень. Согласись, никто не станет дрочить на тропический ливень. Но почувствовать его мощь, его величие, его красоту… Дошло? Джон растеряно слушал и не знал, что сказать на столь экзотическое признание. — По-моему, ты слегка не в себе. — Возможно. — Майк мечтательно закатил глаза. — Но я до чёртиков счастлив, что он вернулся. Мир обрёл прежнюю целостность и гармонию. — И выпалил вдруг ни с того ни с сего: — Жена мне изменяет. Гадина. Уже давно. А мне наплевать. На-пле-вать. Закажем пива? — Закажем… * Встреча с Майком оставила неприятный осадок в душе. И тяжесть в мочевом пузыре.