Вас ожидает мистер Шерлок Холмс

Завтрак несколько затянулся; стрелка часов близились к трём пополудни. Захмелевший Майк весело чертыхался — дома его ожидала взбучка от неверной жены. Но на это под влиянием Карлинга и фееричного возвращения Шерлока Холмса он смотрел философски. Геройствовал. — Да пошла она к чертовой матери. Заберу детей и уеду. — Куда ты уедешь, несчастный? — Ну Шерлок же уезжает куда-то… — протянул Майк задумчиво. И вдруг вскинулся, заговорив часто и возбуждённо: — Я так давно не уезжал из Лондона, Джон. Я погряз, понимаешь? По горло погряз. Опустился на самое дно. Отупел. Лекции, сессии, чёртовы обормоты с пустыми глазами и жующими ртами. Жена эта… Дура тощая. Никак не натрахается. Зачем я ей? Шерлок прав: мир — открытая книга, только читай. — Совсем задурил тебе голову этот Шерлок. — Ну и пусть. Пусть. На том и расстались, обещав почаще созваниваться. На Бейкер-стрит Джон не спешил. Что ждёт его там? Ужасы из коробок и чемоданов? Любопытства на этот счёт порядком поубавилось… Очередная ехидная отповедь умника Холмса? К черту его. Не сейчас, и без того на душе кошки скребут и тоска такая, хоть вешайся. Какого хрена его занесло в этот бесчувственный Лондон? Покоритель столиц, мать твою. Надо было найти захолустье поглуше и сидеть там, не рыпаясь. Так вдруг захотелось уехать. Прямо сейчас покидать как попало вещички и дать дёру из этого зачумленного ада. Кровь закипала от нетерпения — уехать, уехать. Да только гордость и упрямство — неподъёмные цепи. Спасовать перед каким-то выпендрежником и нахалом? Ну уж нет. Поглядим-посмотрим. Уехать ведь никогда не поздно. И с добрейшей домовладелицей жаль расставаться — где ещё такую найдёшь? Да и работа… Сразу вспомнилась Сара Сойер. Хорошо вспомнилась, с примесью нежности и волнения. Её интерес к кларнету сейчас не казался навязчивым и неуместным. Почему бы не тряхнуть стариной? Хотя о чём говорить? Кларнет остался пылиться на полке в кладовой, там, далеко-далеко, где, по словам Шерлока, всё было заурядно и серо, а на самом деле и тепло, и светло — дома. Ладно. Обойдёмся без музицирования. Не до того. Хотя в свете наглого заявления Холмса роман с милой Сарой был бы как нельзя кстати. Влюбился, да. Но не в вас. Уж простите, Мистер-Само-Очарование, за такой нежданный облом. Джон вздохнул. Глупо. И подло. Пусть Джон Ватсон всеяден, пусть он неудачник и тупое барахло, но не последняя сволочь — не станет морочить голову женщине, зарождая пустые надежды. Влюбиться в Сару Сойер он не готов. Сердце погасло. И душа опустела. Как-то так… Кроме того, бог даст, девятый не за горами. Закружится Шерлок Холмс в вихре новых желаний, ощиплет очередного гусёнка и отправится с ним в любовный вояж. Ну не примется же он в самом деле за Джона? Это же до икоты смешно. Какой из него… гусёнок? Даже одержимый демоном охмурения Холмс должен хорошо это понимать. Ну, а если всё-таки примется, то помоги ему Иисус: хоть и поверженный, хоть и выбитый из колеи, но Джон Ватсон силён по-прежнему. Возможно, он и не самый крутой ловелас, возможно, не самый красивый в мире мужчина. Возможно. Зато его суховатые от дезинфектора пальцы способны сложиться в крепкий и весьма выразительный кукиш. Пусть только сунется, любовничек… Осеннее солнышко разыгралось — припекало совсем по-летнему. Джон стянул куртку и с наслаждением расправил понурые плечи. Довольно хандрить. Неужто его самооценка так низко пала? Из-за чего? Из-за утрированного трёпа практически незнакомого человека? Расфуфыренного чужака в брендовой шмотке? Да кто он такой, этот Холмс? Торнадо вселенского масштаба? Так это проблема Майка Стэмфорда и какого-то Грега, чёрт бы его побрал. Всё. Ещё немного пройтись, понежиться в щедрых лучах. Потом можно в кино заглянуть. Потом… Но, подумав, Джон повернул в сторону своего обиталища, которое почему-то с приездом Шерлока домом называть перестал. * В квартире было умиротворяюще тихо, и Джона пронзила надежда — быть может, соседа не окажется дома? Принять бы душ, выпить чаю, на диванчике поваляться, пультом пощелкать… Но из своей двери выглянула миссис Хадсон и все надежды разрушила. — Он там. Потом поманила пальчиком, и Джон подошёл чуть ближе. Яркий пивной аромат домовладелица не прокомментировала, хотя взглянула неодобрительно и красноречиво дёрнула носом. Но взгляд её тут же смягчился, засветившись сочувствием и пониманием. — Джон, — шепнула она, стрельнув глазами в сторону лестницы, — очень прошу, не обращайте внимания. Он совсем не такой. Правда-правда. Он хороший. Славный. Вот увидите. Я уверена, знакомство с Шерлоком станет для вас настоящим событием. А то, что его иногда заносит… Знали бы вы, что он мне говорит, когда недоволен или взбешён… На память пришла «тупица». — … Но я не обижаюсь. Просто люблю этого непутевого, взбалмошного мальчишку. Будьте терпимы и снисходительны. И ещё… — Она смущенно замялась и быстро притянула Джона к себе. — Выкиньте из головы то, что я вам наговорила. Если он… Если вы… Если он вам понравится… — Миссис Хадсон! — А что? Вы-то ему уже нравитесь. — Миссис Хадсон! — Ну, не буду, не буду. Вы взрослый человек… — Вот именно. Я взрослый человек, а не какой-то гусёнок. Женщина пугливо отпрянула. — Гусёнок? Какой гу…? Что с вами, Джон? Господи. Да не расстраивайтесь вы так. Успокойтесь. Бог с ним, с Шерлоком. Пусть развлекается. — Вот именно, — повторил Джон. — И надеюсь, это последний разговор на подобную тему. Что за ерунда, в самом деле? — Да-да, — поспешно закивала домовладелица. — Только вот… — Что? Что ещё? — Раздражение нарастало. Да и пиво давно просилось наружу. — Он же совершенно один. — Один? — Повернувшийся было уйти Джон снова остановился. — Вы шутите, миссис Хадсон? Восемь романов за… простите, не знаю, какое время… — Короткое. — Миссис Хадсон удрученно вздохнула. — За очень короткое время. Доктор, милый, сама не могу понять, что с ним творится. Был Шерлок как Шерлок, и вдруг словно с цепи сорвался. Романы. Мальчики. Какие мальчики? Откуда? У него и девочек-то никогда не было — на моей памяти. Я думаю… — Её шепот стал едва уловимым. — Думаю, это нервное. Бывают же срывы, не известные медицине. — Таких не бывает. Будьте покойны, к медицине это отношения не имеет, поверьте мне как врачу. Это заболевание из несколько иной области. Миссис Хадсон неопределенно кивнула, и Джон понял, что ни с Джоном, ни с медициной домовладелица не согласна. — В жизни случается всякое, доктор, — мудро заключила она. — Живёшь, живёшь… Всё у тебя нормально. И вдруг понимаешь, что как-то не так. Пусто. Бывает такое? Джон негромко прочистил горло: — Бывает. — Ну вот. Ведь что человеку надо? Ничего особенного. В сущности, совершенный пустяк — согреться. — Хорошо. Я понял. Пойду затоплю камин. Женщина снова вздохнула — на этот раз укоризненно и печально. — Как знаете. И ушла к себе. «Это заговор, — думал Джон, поднимаясь по лестнице. — И миссис Хадсон туда же». Но на душе почему-то значительно полегчало. О диване можно было забыть и, кажется, навсегда. Шерлок возлежал на нем так, что сразу стало понятно: его вещь, законная, и опротестованию этот факт не подлежит. Он вписался в слегка потертую кожу как луна в полночное небо, и диван, на котором Джон так опрометчиво успел обжиться, обнимал его с радостной нежностью — заждался, стосковался по родному длинному телу. Чёрт! Хоть беги. Между тем Шерлок с фантастической скоростью крутанулся и через мгновение был на ногах. — О чём вы так долго шептались с домовладелицей? Сплетнями увлекаешься? Ты алкоголик? Это Майк Стэмфорд так тебя накачал? — забросал он Джона вопросами. Но Джон молча проследовал мимо — от пива надо было избавляться в срочнейшем порядке… Тщательно вымыв руки, ополоснув лицо и даже почистив зубы, он почувствовал себя намного увереннее. А теперь можно и о чае подумать. Хотя бы о чае… Но с таинственным блеском в глазах его уже поджидал Шерлок Холмс — торчал на дороге, переминаясь с ноги на ногу, и Джон наконец разглядел его домашнее одеяние. Довольно странное, надо сказать: нечто, напоминающее старую, растянутую пижаму, поверх которой свободно струился халат — тонкий и даже на вид изысканно глянцевый. Наверняка стоит как самолет. Вырядился. Ещё бы ночной колпак нацепил. — На музыкальных инструментах играешь? Джон насторожился, сгруппировался, собрался в плотный, нервный комок и о чае, естественно, сразу забыл. Так-так… — А что? Изучающе окинув его с головы до ног, Шерлок снова улегся. Не менее быстро, чем подскочил — только босые ступни мелькнули да полы халата взметнулись, облив скучноватый колор дивана шёлковой синью. — Уверен, на чём-то ты определенно играешь. Вот только на чём? Дай подумать… Любопытство снова взыграло — что за этим последует? — Давай, удиви меня снова. — Легко. — Шерлок принялся размышлять: — Угу… Ага… Хм… — И победоносно выпалил: — Это кларнет. Джон покраснел с досады — даже желваки заходили. Дался им этот кларнет, чёрт бы побрал всё на свете! Наваждение какое-то, не иначе. А Шерлок продолжал ликовать: — Точно. Несомненно. Он. — Почему именно кларнет, хотел бы я знать? — Ну… — произнёс Шерлок медленно, с едва уловимыми нотками менторства. — Твои губы. Они складываются довольно-таки характерно. Память тела, Джон, великая вещь, рассказать может о многом. Сколько тайн хранят в себе неосознанные гримасы и жесты! — Не спорю. Так что мои губы? — Ты приоткрываешь губы весьма вдохновенно — так, будто вот-вот обхватишь ими… головку. Втянешь в себя. Сожмёшь. Твой язык почувствует приятную, гладкую тяжесть. И эту небольшую, узкую дырочку, от которой так много всего зависит. Еще чуть-чуть, небольшое усилие, и тело откликнется томными, страстными звуками, полными сладостного упоения… Разумеется, речь идет о теле кларнета, как, впрочем, и о его головке. Джон проглотил целое море слюны, обильно наполнившей рот, и кивнул понимающе: — Разумеется. Боже, с каким трудом он удерживал рвущийся хохот! Ну что за идиот? Развалился, уткнув пятки едва ли не в потолок, и плетёт невесть что. — Я угадал? — Ленивый поворот головы и взгляд с поволокой. Джону понадобилась вся его выдержка. Вся. До последней капли. И он ответил серьёзно: — Эм… Ты имеешь представление о кларнете? Видел его? Держал в руках? Может быть, даже играл? Шерлок моргнул и бойко вскочил, запахнув халат. Несомненно, он ожидал чего-то другого. Интересно, чего? — Не приходилось. — Потому и мелешь всю эту чушь собачью. — Чушь? — Его замешательство и растерянность выглядели потешно и в какой-то степени трогательно. — Почему — чушь? — Никто и никогда ещё не отсасывал у кларнета, поверь. А теперь я могу выпить чаю?