Вас ожидает мистер Шерлок Холмс

У порога кухни он замер — что это? ЧТО ЭТО ТАКОЕ? И зачем ЭТО здесь? Обеденный стол был чётко разделен на две ровные половины — математическая точность проделанной соседом работы определялась даже на глаз. Джон не удивился бы, застав его с измерительной рулеткой в руках. Он так и видел сосредоточенное лицо, закушенную губу и сведённые в линию брови. Наиважнейшее дело у человека — начал жилплощадь делить. Одна половина стола представляла собой эталон чистоты и порядка: ни соринки, ни крошки, ни кружки, ни ложки — одним словом, ни намека на жизнь. Надо полагать, эта часть «жилплощади» предназначалась милому доктору. На другой половине стеклянно поблескивал частокол бог знает чего: склянки, колбы, мензурки, всевозможных размеров цилиндры, парочка стройных башенок чашек Петри и прочий, неизвестно для чего предназначенный инвентарь. Возглавлял эту выжидающе застывшую армию гордо красующийся на хромированной подставке командующий, несомненно генеральского чина — микроскоп новейшей модели. Проблема чая приближалась к статусу неразрешимой. — Как тебе моя лаборатория? — невозмутимо поинтересовался Шерлок. Будто это не он, во-первых, минуту назад кинул Джону первый эротический вызов, надо признать, виртуозно сравнив невинный музыкальный инструмент с пенисом, а во-вторых, превратил кухню в территорию загадочную и, судя по всему, взрывоопасную. — Это лаборатория? — Ты ослеп? Да. — Здесь? На кухне? — Здесь. На кухне. И всегда была здесь, на кухне. Тебя что-то не устраивает? Извини. Придётся принять как факт, и возражений типа «немедленно убери эту дрянь» я не приму. Кроме того, я был настолько любезен, что предоставил место для твоих обывательских чаепитий и прочего кулинарного вздора. — Да, ты любезен, — усмехнулся Джон, приближаясь к столу и внимательно изучая то, что миссис Хадсон, очевидно, и назвала ужасами. Пока ничего ужасного в прозрачном, тонкостенном безмолвии Джон не находил. Но ясно же, что недалёк тот день и час, когда в этих сосудах закипит-забулькает что-нибудь небезопасное. А возможно, и в самом деле ужасное. Миссис Хадсон виднее. — Ты химик? — прозвучал, по мнению Джона, вполне закономерный вопрос. Кому ещё мог принадлежать этот хрупкий специфический арсенал? И этот ультрасовременный кичливый монстр на хромированном пьедестале? — Я Шерлок Холмс. И Королева Англии не смогла бы ответить величественнее. — Понятно. Нет, не понятно. Ладно, потом разберёмся. Надеюсь, ты не занимаешься здесь культивированием бактерий и вирусов и не изобретаешь новый вид биологического оружия. Такого сорта приправы мне бы заполучить не хотелось. Кстати, касаемо кулинарного вздора и обывательских чаепитий… Если я правильно понял, всё это принадлежит теперь мне. Только мне. — Джон тронул ладонью прохладу ламинированной столешницы. — А ты? Где собираешься завтракать и ужинать ты? На подоконнике? На полу? Шерлок опешил. Ввести «ядерную заразу» в состояние замешательства оказалось делом наипростейшим — раз плюнуть. Хлопает глазами как филин и молчит. Не доходит пока? — Что скажешь? Шерлок взглянул на свои колбы так, будто впервые увидел. — Ну… Я не уделяю еде так много незаслуженного внимания, — наконец вымолвил он. — Булки с маком, жареные цыплята — всё это отупляющий вздор, снотворное для ума. Для меня важнее всего работа. — И довольно шумно сглотнул. «Голоден, как дьявол в аду», — догадался Джон. — А вот я покушать люблю. Что ж. Раз такое дело… Так и быть, пущу тебя на свою половину. Прямо сейчас я, с твоего позволения, всё-таки выпью чаю. Не составишь компанию? — Почему нет? — быстро откликнулся Шерлок. — Составлю. Я не строптив. — Прекрасно. — Джон открыл холодильник, пробегаясь глазами по небогато загруженным полкам. — Так… Что мы имеем? Как думаешь, сэндвич с гусиным паштетом и зеленью не слишком тебя отупит? Шерлок снова захлопал глазами. И снова сглотнул. — Гадость, наверное, невозможная… Было потрясающе хорошо. Согретая солнцем кухня. Необременительно яркие блики на стеклянных боках мензурок и колб. Вожделенный чай. Давно уже Джон не дышал так полно и радостно — досыта. Он смотрел на торопливо жующего визави, с презрительно-снисходительной миной рассматривающего третий по счёту сэндвич, и глупо, совершенно непозволительно умилялся. Сейчас Шерлок не был ни ядерной заразой, ни молнией с градом, ни кем бы то ни было ещё. Он был мальчишкой с прекрасным аппетитом и крепкими челюстями, которые ходуном ходили, энергично перемалывая невозможную гадость. И это наполняло грудь почти позабытым теплом. «А ведь он и в самом деле красив, — с удивлением думал Джон, исподволь разглядывая пушистые ресницы и чистый лоб. Особенно привлекательно выглядел беспорядочный ворох кудрей, чья нервическая взлохмаченность преобразилась вдруг в милую и очень домашнюю непричёсанность, а это далеко не одно и то же. — Если у него пройдёт заскок относительно моей роковой любви, делить с ним кров будет не так уж и сложно. Возможно, даже неплохо. Возможно, как сказала миссис Хадсон, мы даже подружимся. Возможно, я даже буду скучать, если однажды он упакует всё это и…» — И всё же я тебе нравлюсь. — Взор Шерлока победоносно сиял. — Ты рассматриваешь меня увлечённо и думаешь о чём-то приятном. Я никогда не делаю ошибочных выводов, Джон. А с тобой всё стало ясно с первой минуты: расслабишься, рассиропишься и к моим ногам упадёшь. — Так-таки и к ногам? — добродушно усмехнулся Джон. Очарование момента и не думало исчезать. — Не слишком ли самонадеянно с твоей стороны? — Ничуть. Сам посуди, мы знакомы какие-то шесть с половиной часов, и вот ты меня уже кормишь. Кстати, как я и думал, паштет отвратителен… И кофе напоишь, да? — Нет. — Джон поднялся из-за стола и вразвалочку направился к выходу. — Кофе напоишь меня ты. — То есть? — Черный. Без сахара. — Я не варю кофе. Я никогда не варю кофе, Джон. — Неужели? Хочешь сказать, он варится сам? — Э… Что происходит, чёрт побери? Куда ты уходишь? — На диван — отдохнуть. Надеюсь, ты не успел его поделить. На этот раз молчание было недолгим — на заминку Шерлоку потребовалось не больше пары секунд. — Не успел, — насмешливо укололо спину. — И даже не собирался. На нём так удобно лежать вдвоем. Особенно друг на друге. — Не сомневаюсь. Идиот. Присел он осторожно, с опаской. Сколько раз его тело бездумно плюхалось на этот слегка продавленный (теперь-то понятно, в чём основная причина), но весьма удобный диван. Сколько раз он засыпал здесь, уткнувшись носом в мягкую кожу. А сейчас казался себе самому едва ли не варваром, ступившим недостойной ногой в заповедную зону. Эти диковинные цветы и травы не для грубых, стоптанных каблуков… Ни черта он кофе не сварит. Но машина громко щёлкнула и затрещала натужно. Одряхлела, видать, старушка. Да и то сказать — сколько водоплавающих припадало к этому источнику бодрости и наслаждения. Остаток их первого с Шерлоком дня пролетел незаметно. Шерлок безотрывно копался в своем загадочном, тонко позвякивающем хозяйстве, время от времени хмыкая — то недовольно, то радостно. Джон читал, пялился в телевизор, нет-нет да впадая в освежающую, короткую дрему, и частенько ловил себя на мысли, что всё это так узнаваемо и так нормально, как будто было всегда. Как будто картину эту он наблюдал изо дня в день: небольшая квартирка, погружённая в умиротворяющий полумрак, и в ней — двое мужчин, один из которых отчаянно чертыхается и невнятно бубнит, занятый чем-то несомненно безумным. Ничего необычного. Обитаемый островок в море житейском. К вечеру похолодало — откуда ни возьмись налетел настоящий осенний ветер, закружив редкие листья на мостовой. Джон затопил камин. Наведалась миссис Хадсон. Зашла, огляделась. Потрепала по голове Шерлока, ткнув пальчиком в лабораторию — снова ты за своё? Подмигнула Джону — не робейте, мой милый доктор. И ушла, напомнив об ужине. Живот откликнулся призывным урчанием, Джон поспешил к плите — вчерашнего рагу должно хватить на двоих… * Сон был из тех самых — сладких. И на данный период жизни более чем неуместных. Сладкие сны при добровольном отказе от всяческого десерта — это издевательство подсознания. Изощрённое и жестокое. Тело плавилось в горячей, влажной истоме, достигая пика желания. Вот оно — моё жаркое солнце. Так близко. Так ярко. Обливает кожу сочным огнём. Ласкает. Ласкает там. Откровенно. Бесстыдно. Долгожданно… — Джон. Джон. Джон, чёрт возьми! Проснись. Цепкие пальцы впиваются в плечи, встряхивают с яростной силой, резко выдёргивая из омута сомнамбулического блаженства и безжалостно уничтожая мощный предоргазменный спазм. — Какого чёрта? Джон неваляшкой покачивается на постели, трясёт головой, сжимает ладонями пульсирующие виски, тщетно пытаясь прийти в себя, вернуться в этот неинтересный мир, в эту стылую ночь, пустую без того самого солнца. Но бесцеремонные руки сдирают его с кровати и волокут за собой. Джон, спотыкаясь, на автомате перебирает ногами — ошарашенный и безвольный, тащи его хоть в геенну огненную… Но, соскользнув со ступеньки пяткой и едва не полетев кубарем вниз по лестнице, заодно подмяв под себя чокнутого соседа, он, слава богу, приходит в себя. — Блять! Куда ты тащишь меня, ненормальный? Отпусти. Но Шерлок только удвоил скорость. — Скорее, скорее. И затормозил лишь в гостиной, тяжело дыша и насторожённо озираясь. — Слышишь? — прошептал одними губами — побелевшими, заметно дрожащими. И Джону вдруг стало страшно. — Что? — едва не простонал он в ответ, от накатившей слабости покрываясь испариной. — Я ничего не… — Тшш… Вот оно. — Где? — Сердце выделывало бешеное сальто-мортале и грохотало так, что Джон даже себя самого не слышал. — Там, — неопределенно махнул Шерлок кистью и снова прислушался. — Странно. Только что было. Такое… непонятное. И пугающее. — Да что было-то, чёртов дурак? Оно стучало? Трещало? Шипело? Или, не приведи бог, пищало? Ради чего ты стащил меня с кровати посреди ночи? По-человечески объясни. — По-человечески не могу. По-человечески это необъяснимо. И обессиленно рухнул в кресло. Джон снова потёр виски. Сердечный ритм постепенно выравнивался. Грудь уже не сотрясало так безудержно и неуёмно. Он вздохнул и прислушался. Дом наполняла сонная тишь. И ничего больше. — Шерлок… Ты абсолютно уверен? — Не знаю, — ответил Шерлок. — Теперь не знаю. Скорее всего, показалось спросонья. Запрокинув голову и полуприкрыв глаза, он раскинулся в кресле расслабленной тенью. И только сейчас, оправившись от нешуточного смятения, Джон заметил, в каком виде ворвался в его спальню этот чёртов подлец. Очередная наглая провокация, наконец-то дошло до него. В один миг, как озарило. Как обухом да прямо по доверчивой голове. Обнажённый торс. Болтающиеся хламидой штаны. Дерзновенно скользят они по тонкой, изломанной талии и вот-вот стекут серой хлопковой селью по склонам стройных, натренированных бедер, по холмикам крепкой и, черт побери, бесподобной задницы. Безвольно упавшие на подлокотники руки — красивые, сильные. Настоящий подлец. Разбудил посреди ночи, лишив заслуженного оргазма. Погасив пьянящее солнце. Ну подлец же, чтоб ему провалиться! Удавлю. И в окно выкину. Будет знать, как… Голос звеняще взорвал тишину: — Что это? Что это, Джон? — И опустился до придушенного полувздоха: — Джон… Какого дьявола ещё он придумал, гадёныш неугомонный? Но Шерлок ничего не придумал. Он беззастенчиво указывал пальцем туда, где… о боже, о господи, я же в одних трусах, как можно было об этом забыть?.. топорщилось и гордо вздымалось естественное сопровождение всех эротических снов. Джон опустил глаза, вспыхнув всем телом — впечатляющая картина. Надо же, даже испуг этому нипочем… Ошеломление Шерлока было столь очевидным, что Джону стало даже неловко — он что, приличных стояков ни разу не видел? — Тебе в самом деле требуется ответ? Шерлок молчал. И Джон ни на йоту не польстил бы ни собственному телосложению, ни его выразительным подробностям и деталям, если бы сказал, что молчал сосед потрясённо. А говоря проще, убит был мистер Холмс практически наповал. — Это мой член, — терпеливо пояснил Джон. — Только не спрашивай, что с ним случилось. После восьми кавалеров это прозвучит довольно нелепо. — В членах я разбираюсь. — Шерлок мужественно пытался ехидничать. — Более чем. А ты, я вижу, уже влюбился? Однако! — Но ни в тихом голосе, ни в подавленном тоне не было и намека на удовлетворение: каким-то образом Шерлок понял, что к нему великолепие джоновой плоти никакого отношения не имеет. Он поднялся. Высокий, полуобнаженный, несомненно обладающий полным комплексом соблазнения: с головы до ног — искушение, грехопадение, неодолимая власть. И всё казалось сейчас бесполезным. И совершенно неинтересным. Ему, Джону Ватсону. Мужчине, думать о котором было почему-то больно и стыдно, и который смотрел сейчас на него с выражением легкой, унизительной жалости. — Тебе придётся справляться с  этим в одиночестве, — неуверенно пробормотал он, но головой встряхнул горделиво — держал удар. — Сегодня я как-то не расположен. — Не утруждайся, Шерлок, я справлюсь — дело привычное. Быстренько подрочу, кончу и на боковую. И, ради бога, не пугай меня больше так сильно. Видишь, какая непредсказуемая реакция… Шерлок кинул на реакцию короткий прощальный взгляд и ушёл, ни сказав ни слова. До самого утра Бейкер-стрит была объята безмятежностью и покоем.