Вас ожидает мистер Шерлок Холмс

«Он раскроет свой чёртов рот, даже если ради этого мне придётся сломать его чёртову челюсть, — думал Джон, внимательно рассматривая банку с маринованными шампиньонами. — Жалко, что не поганки…» Он намеренно оттягивал момент возвращения на Бейкер-стрит, расхаживая по залам супермаркета как по выставочным павильонам — вдумчиво и сосредоточенно. Острой необходимости в пополнении холодильника не было, как раз накануне своего ресторанного грехопадения (Джон гневно сжал кулаки) он совершил вылазку в этот же супермаркет, еле дотащив до дому два огромных пакета. Тем не менее продуктовая тележка уже пестрела разнообразием упаковок: Джон не смог удержаться и совмещал приятное с полезным. Приятным в данном случае было мстительное чувство всевластия — заигравшийся идиот ещё не знает, какая участь ждёт его этим вечером. А Джон знает. Знает, что любыми способами заставит Шерлока издать звук, каким бы тот ни был — писк, визг или «чёрт побери, Джон, ты мне вывихнул руку!». С него довольно двух наполовину бессонных ночей и тупой головной боли. Да и душевный дискомфорт в его профессии недопустим. Разве может доктор смотреть на страдающего пациента как на злейшего своего врага и мысленно посылать его в малоподходящие дали? Разве кто-то виновен в том, что в доме притаилась «ядерная зараза», как видно, решившая испытать на прочность его железную выдержку и умение сохранять равновесие? Выдержка? А вот нет её нихрена. И сегодня ты об этом узнаешь. К полезному причислялись грибочки, тонкие хрустящие вафли, консервированная ветчина и бутылка водки. Водку Джон прихватил машинально — вдруг пригодится… В квартиру он входил с видом тореро, не сомневающегося, что сегодня непременно завалит быка. — Джон? — раздался сверху голосок миссис Хадсон. Домовладелица стояла в дверях их квартиры. — Простите, я у вас тут слегка похозяйничала. Не могу сказать ничего дурного — такой чистоты на втором этаже я ещё не припоминаю. Но пыль, боже, бороться в одиночку с этой дрянью невозможно. И раз уж Шерлок с самого утра куда-то уехал… Джон едва не выронил из рук свои незапланированные покупки. — Уехал? Что значит — уехал? Куда? — Как будто он скажет… Буркнул что-то невразумительное про игру, расцеловал и выскочил как ошпаренный. Его поджидало такси. Игру? Какую ещё игру? Жар растёкся по телу отвратительно липкой субстанцией, под веками закипело, в груди защемило. Неужели девятый? Так скоро? Нет-нет-нет… С видом проигравшего миллион Джон одеревенело замер в прихожей. Миссис Хадсон недоумённо смотрела сверху и ждала — поднимайтесь же, милый доктор, с чего это вы вдруг оробели, не в гостях, слава богу. — Что с вами, Джон? — Ничего. Всё… в порядке, — еле выдавил Джон, делая шаг в направлении лестницы. — Аа… Ээ… Чёрт, задать тот самый вопрос ужасно неловко, а учитывая совершенно ошарашенный вид, практически невозможно. Но самая прекрасная, самая удивительная из всех домовладелиц, их бесценная миссис Хадсон побледневшие губы и помутившийся взгляд постояльца заметила и оценила. — Не думайте, милый доктор, ничего такого. Он ускакал налегке и явно по делу. Облегчение было столь мощным, что задрожали колени. Джон поднимался по лестнице, стараясь не встретиться с мудрой женщиной взглядом. К чему ей знать, как глупо, как отчаянно он испугался? — По какому делу? — ворчал он себе под нос. — Какие могут быть у него дела? И мне, собственно, всё равно. — Да-да, — согласилась с ним миссис Хадсон. — Я понимаю. — Она посторонилась, пропуская его вперед. — Уф. Ну, я пошла. Отдыхайте, ужинайте и не думайте о плохом. Я уверена — такого у Шерлока больше не повторится. Если только с вами… Всё, всё, всё, умолкаю. Это совершенно меня не касается. И проворно спустилась вниз. Но на последней ступеньке остановилась и вскинула голову: — Может быть, чаю? С липовым цветом? Придает силы и замечательно успокаивает в конце тяжёлого дня. — Спасибо, — пробормотал Джон. — Но душ всё-таки лучше. — Как знаете, — улыбнулась леди, направляясь к себе. Джон нервно дёрнулся и перегнулся через перила. — Но, возможно, я воспользуюсь приглашением, — громко выкрикнул он вдогонку. И вздохнул: — Липовый цвет — это замечательно. Да, надо, надо поговорить. Непременно. О Шерлоке. Чтоб ему… Выкладывая покупки на кухонный стол, Джон старался не перегружать и без того потрясённый мозг теориями и предположениями. Первая волна ошеломления схлынула, мысль заработала четче. «Даже если это девятый, мне-то какое дело? — рассуждал он. — Да и глупо было рассчитывать, что шикарный мужчина засидится вдруг возле камина. Видно же, что у него в штанах всё пылает. Молодой, яркий, неистовый, разве такого удержишь… — И тут же разозлился на собственные причитания. — Кто его держит-то, господи? Я, что ли? Очень надо. Пусть возится со своими гусями, меньше хлопот». Он с тоской оглядел «научно-исследовательскую» половину стола, затем посмотрел на бутылку водки. На грибочки и ветчину. Вздохнул. Липовый цвет миссис Хадсон быстро терял свою актуальность… Утром было невыносимо стыдно. Напился. И из-за чего? Что за трагедия? Сосед ночевать не пришёл? Ну, не пришёл… А ведь не пришёл. Не пришёл. И не позвонил. И где провел эту ночь, можно только догадываться. И догадка эта режет ножом прямо по сердцу, да так больно, так яростно, что грудная клетка дымится. После ледяного душа он долго чихал и покрывался мурашками, отогревался горячим чаем, и похмелье, слава богу, чуть-чуть отступило, оставив след не столько физический, сколько моральный. Джон поклялся (ох уж эти клятвы доктора Ватсона), что никогда больше не позволит себе подобного непотребства. Едва ли не до дна опустошить бутылку сорокаградусного «лекарства» — это уже не слабость, это хренова деградация. А повод? Ничтожнейший. Он потеплее оделся, закутался в шарф и двинулся в клинику, бодро посматривая по сторонам и настороженно принюхиваясь к клубам осеннего пара, срывающегося с его похолодевших губ — не несёт ли, не дай бог, перегаром. К исходу дня пришло сообщение: «Я в порядке. Немного занят». И следом ещё одно: «Если, конечно, тебя это сколько-нибудь беспокоит». …Джон нервно выхаживал из угла в угол («Половина десятого, хлещет ливень, а этот…»), даже не пытаясь скрывать от себя раздирающую душу тревогу. Ему было откровенно дерьмово, и глупые игры в плевать-я-хотел-где-его-черти-носят совершенно не вписывались в состояние разметенной в клочья души. Рванувшись на звук сообщения, он больно врезался в кресло и бестолково закружился по комнате — на несколько безумных секунд отключилась память, и местонахождение телефона вылетело из головы. В том, что сообщение от Холмса, Джон даже не усомнился. Чертов наглец! Бездельник! Одержимый ублюдок! Господи, где этот грёбаный телефон? Фу ты чёрт, вот же он. Джон давил на клавиши с силой разъяренного пресса, и бедный аппарат отчаянно содрогался в предсмертной агонии. «Беспокоит». Второе сообщение степень его беспокойства обозначило более чётко: «Мать твою!» Ответ пришёл незамедлительно: «Не злись». Немой разговорился. Мелкая дрожь сотрясала с головы до ног. Нерешительность не была основным недостатком Джона Хэмиша Ватсона, но сейчас столь крошечная проблемка, как ещё одно коротенькое сообщеньице с коротеньким вопросиком «У тебя совесть, блять, есть?» превратилась в глобальных масштабов головоломку, в проклятую квадратуру круга, и пока Джон примеривался и так и эдак, готовясь к роковому прыжку в непроглядную бездну, Шерлок отключил телефон. Джон витиевато матерился в кулак. В солнечном сплетении полыхало адово пламя. Липовый цвет манил с магнетической силой, и если бы не довольно позднее время, Джон непременно опустошил бы все запасы добрейшей домовладелицы и как на духу поведал ей горести своего жалкого существования. Шерлок пропал ещё на два дня. А потом объявился. * Он лежал на диване — истощённый, бледный и невообразимо чумазый. Неопрятные сосульки вместо ухоженных шелковистых кудрей, разводы бурой грязи на остроскулом лице, руки будто у заядлого землекопа — даже в лунки намертво въелась какая-то отвратительная жирная копоть. И дорогой сердцу Бриони, или что там ещё он напялил, стремясь в свою загадочную игру, украшен потеками весьма узнаваемого, до головокружения пугающего происхождения… Доигрался. Джона трясло изнутри и снаружи: окровавленный и полуживой… Или уже не живой? Как долго он тут лежит? И что вообще происходит? На заплетающихся ногах он проковылял от двери к дивану. Вблизи Шерлок казался ещё ужаснее — нездоровая сухость губ, щетина и пятна крови в её довольно внушительных зарослях. Кошмар. — Шерлок… Полоска яркой бирюзы мелькнула и снова исчезла, ресницы тяжело опустились и задрожали — Шерлок силился приоткрыть глаза, но, судя по всему, даже это простейшее действие оказалось невыполнимым. — Уже вернулся с работы? Привет. Привет?! Сукин ты сын! И Джона прорвало — всё, что выжигало его изнутри так долго и так беспощадно, ринулось из горла бешеным воплем: — Где ты был? Что, ёб твою мать, случилось?! Шерлок поморщился, но всё же открыл глаза — воспалённые, мутные, но отчего-то странно счастливые. — Тшш, не кричи, голова болит… Всё в порядке. Прости, что запачкал диван. Я мог бы помыться и переодеться в другом месте , но мне так хотелось домой… А дома силы куда-то исчезли. Джон понял, что сейчас начнет его убивать. Зверски. — Помыться? Да ты весь в крови! Господи… Весь в крови… Шерлок, в тебя стреляли? Ты ранен? Говори, где? Где у тебя чёртова дырка?! — Всё-таки ты ею заинтересовался… — Кретин. — Джона затрясло ещё больше. Дрожь была такой многогранной и всеобъемлющей, что он никак не мог разобраться в её истинном происхождении: панический страх, гнев, облегчение, или всё это вместе взятое плюс невыносимое желание обхватить и прижать к себе. Вполне возможно, от последнего Джона колотило сильнее всего — подавить столь мощный позыв было исключительно трудно. — Боже, какой ты кретин! Извращенец зацикленный. Маньяк озабоченный. Куда тебя подстрелили, сволочь? Отвечал Шерлок отрывисто, еле слышно, с трудом поднимая и опуская набухшие веки. — Никуда. Кровь не моя. — А чья?! Чья это кровь? У тебя вся мор… всё лицо… Только не говори, что ты вампир и кого-то сожрал! — Остроумен до безобразия. — Губы тронула кривая усмешка. — Успокойся, я в полном порядке и никого не сожрал. Вот только спать очень хочется. Две бессонные ночи и… Одним словом, не волнуйся. Обычное дело. Миссис Хадсон… знает. — Что знает? — Джон склонился ухом едва ли не к самому его рту. — Что? А, чёрт… Он ринулся к лестнице и заорал, пожалуй, громогласнее, чем мог бы это сделать сам Шерлок. — Миссис Хадсон!!! Дверь внизу тоненько всхлипнула, лестница заскрипела-запела под частым, взволнованным топотком. Побледневшая домовладелица ворвалась в гостиную, тяжело дыша и прижимая ладони к груди. — Святые угодники, Джон, я думала, мне послышалось. И вы туда же?.. О господи… Шерлок, ты весь в крови. — Да. Это точно. Но жив. И даже вполне здоров, — поспешил заверить её Шерлок, с трудом приподнимаясь и опираясь плечами о подлокотник дивана. Миссис Хадсон строго сдвинула брови. — Снова начались твои ужасы? Сколько можно? Вот и милого доктора напугал. — Какие ужасы? Все его ужасы дома, — Джон кинул растерянный взгляд на кухонный стол. — И колбы, и микроскоп, и… Что происходит, чёрт бы вас обоих побрал? — Не кричи, Джон. Голова сейчас лопнет. Джон перевел дыхание и заговорил с профессиональными интонациями, надеясь что формула «доктор-больной» сработает, и он наконец-то узнает, от какой беды спасать этого идиота. — Просто ответь — что с тобой приключилось? Где у тебя болит? Что беспокоит? И я тут же отстану. — Умоляю тебя, прекрати. От этого гибрида Гиппократа с Фрейдом вот-вот стошнит. Ничего у меня не болит за исключением головы, мышц и костей. Но это от двух бессонных ночей и… эм… не совсем удобного положения. Я раскрыл одно очень сложное дело, и только. — Дело? Какое дело? — Джон беспомощно оглянулся на миссис Хадсон. — Он бредит? Та неопределённо пожала плечами. — Я детектив, — спокойно произнёс Шерлок. — Кто? — Детектив. Помогаю полиции. Иногда. Если дело особенно запутанное и интересное. Джон пытался соображать быстрее, а когда наконец сообразил, с преувеличенной досадой хлопнул себя по бёдрам: — Чтоб я сдох! Только этого мне не хватало. Ты — детектив? — Ну да, — Шерлок утомлённо вздохнул. — Надеюсь, ты не повторишь свой вопрос ещё раз пятнадцать, я с трудом ворочаю языком. Джон скрестил на груди руки. — Значит, ты детектив… И поэтому похож на чёрта, выпрыгнувшего из преисподней? — Пришлось повозиться. Знаешь ли, преступники не всегда дислоцируются в роскошных пентхаусах. Бывает, их среда обитания мало похожа на человеческую. Где я только ни побывал… Миссис Хадсон уже привыкла. И ты, надеюсь, тоже привыкнешь. Джон изумлёно обернулся на миссис Хадсон: — Вы знали? Всё знали и не рассказали? Но почему? Я три дня как на иголках. Схожу с ума. А вы… — О! — удивлённо воскликнул Шерлок. — Сходишь с ума? Это интересно. — Заткнись, — коротко бросил Джон и вновь обратился к домовладелице: — Миссис Хадсон, ну как же так? А ещё липовый цвет предлагали… Женщина сердито тряхнула кудряшками. — Ну знаете ли! Конечно, я в курсе всех его… увлечений. Как же иначе? Но предпочитаю, чтобы люди рассказывали о себе сами. Кроме того, это вы с ним живёте и это вы ни о чем никогда не спрашивали, ни его, ни меня. Видимо, вас это мало интересовало. И вообще, может быть, Шерлок вовсе не собирался откровенничать с вами. Откуда мне знать? Так что претензии необоснованны, доктор. — Вот ты уже и не милый, — саркастично прошелестело с дивана. — Джон, я смертельно устал. Полежу пять минут и в душ. Буду рад, если поможешь раздеться. Тело совсем не слушается. Наклонись… — И когда Джон послушно склонился, Шерлок с силой, неожиданной для человека, сражённого смертельной усталостью, вцепился в его ладонь и притянул к себе так темпераментно, что Джон едва на него не свалился, с трудом удержавшись на подломившихся в коленях ногах. — Твои пальцы замечательно пахнут — домом. — Он поднёс эти самые пальцы, но не к носу, как полагается всем, желающим насладиться привлекательным ароматом, а поднёс их почему-то к губам. Очень близко, почти вплотную. Сухое дыхание коснулось каждого нервного окончания, воспалённым жаром лизнуло кожу. — Замечательно… Посиди со мной рядом… Немножко… А потом… И замолчал, опустив ресницы. Джон продолжал склоняться над ним, с каждой минутой чувствуя всю нелепость своей неудобной позы. Миссис Хадсон не издавала ни звука. — Шерлок, — шёпотом позвал его Джон. — Эй, Шерлок. — Он осторожно освободил ладонь и выпрямился, смущённо пряча руки в карманах. — Кажется, отключился. — Всего лишь заснул, — холодно констатировала миссис Хадсон. — Не тормошите его. Пусть отдыхает. — Господи, — Джон повёл носом и поморщился, — чем от него несёт? Он что, провёл всё это время в сточной канаве? — Вполне вероятно. Я бы сказала, скорее всего. Видели бы вы его пальто. Самой мне с этим жутким кошмаром не справиться, снесу его утром в чистку. — Да этого… детектива самого хоть в чистку неси. Джон бесшумно отошёл от дивана. Миссис Хадсон одёрнула платье, поправила волосы. — Да. Ну так что, я пошла? — Конечно. Простите, что я так орал. И вообще… Простите. — Ну что вы, доктор, мои уши и не такое сносили. Но вам о многом стоит подумать. Во всяком случае, не мешало бы. Она развернулась и вышла, негромко щёлкнув замком. Шерлок спал три часа, и все эти три часа Джон сидел рядом, боясь лишний раз шевельнуться и время от времени нюхая пальцы. Смотрел на измученное, но полное удовлетворённой неги лицо. Впадал в лёгкую дрему. Просыпался, вздрагивая всем телом. Снова смотрел. Как распоследний, самый распоследний кретин. И думаете, это его хоть сколько-нибудь волновало? К концу своего верноподданнического бдения он, как видно, заснул по-настоящему крепко, и очнулся от неправильного прикосновения горячих ладоней. Шерлок сидел перед ним на корточках, положив руки на подлокотники кресла — похоже, неправильные прикосновения были лишь частью короткого сна. Чисто вымытый, посвежевший, но всё ещё измождённый, он был так опасно, так мучительно сексуален, что Джон по возможности незаметнее отодвинулся, вжавшись в кресло спиной. Самым пугающим было ощущение неизбежности, кольнувшее сердце остро и сладко. — Я спал? — Да. И на всю квартиру сопел, — улыбнулся Шерлок, поднимаясь и поводя плечами. — Ты, кстати, уже вполне на человека похож. — Принял душ, побрился. Да и отдохнул на славу. Ты так и не ушёл? Джон откашлялся. — Как видишь. — И поспешил уточнить: — Тоже решил отдохнуть. — Это хорошо. Спасибо. — Да не за что. — Тело срочно требовало движений: встать, потянуться со стоном и хрустом, потому что мышцы деревянно сковало болью. Но по какой-то странной причине Джон никак не мог на это решиться и продолжал оставаться на месте, чувствуя, как от длительного сидения копчик и кожа ягодиц наливаются муторным жаром. — Расскажешь мне о своей… профессии? Шерлок остановился напротив — серьёзный как никогда. И в чём-то даже торжественный. — Это не профессия, Джон, это Дело Жизни. — Тем более. — Расскажу. Если накормишь. И сваришь кофе. Давай, поднимайся. — С удовольствием. Наконец-то можно хорошенько размяться. Джон бойко подхватился, готовый горы свернуть и обратить реки вспять. Но неожиданно притормозил. С чего вдруг он это решил? Почему посчитал, что обязан сделать это прямо сейчас? Как будто больше не окажется подходящего случая… Что за излишне сентиментальный чертёнок потянул его за язык? Кто знает, кто знает… Но тем не менее Джон сказал, проникновенно и растроганно глядя на Шерлока: — Мне очень нравится наше соседство. Очень. Шерлок тихо вздохнул. — Признаться, мне тоже. — Едва уловимая тень самодовольства промелькнула и скрылась на дне засиявших глаз. — Не ожидал, что ты окажешься таким приятным в общении. — Лестно слышать. — И даже если завтра ты примешься извергаться лавой… — Джон запнулся, всей кожей почувствовав двусмысленность сказанных слов; вряд ли Шерлок был в курсе, и, скорее всего, даже предположить не мог, что причислен Майком Стэмфордом к разряду наиболее бурных земных катаклизмов. Как видно, именно поэтому и выглядел сейчас таким — крайне заинтересованным и удивлённым. — Извергаться лавой? — приподнял он брови. — Что ты имеешь в виду? — Забудь. — Отчего же? Прозвучало весьма любопытно. Джон с досадой чувствовал, что краснеет. Чёрт. Обязательно было ляпнуть? Он продолжил маршрут в сторону кухни, небрежно махнув рукой: — Не совсем удачная аллегория. Видимо, я ещё не до конца проснулся. Шерлок двинулся следом. — Она удачна вполне, и мне понравился твой тонкий намёк. — Никакого намёка. Просто дурацкая оговорка. Они остановились по обе стороны кухонного стола. Постояли, помолчали. Джон, естественно, мысленно крыл себя нецензурно и называл безмозглым ослом. Что происходило в голове Шерлока, неизвестно, хотя догадаться вполне возможно. Потому что он обошёл стол и вырос перед соседом с явным намерением разговор продолжить — уж больно по вкусу ему пришлась эта не совсем удачная аллегория, эта дурацкая оговорка. Но вопрос, что он задал сбитому с толку Джону, к огнедышащим вулканам и выбросам вязкой, кипящей массы никакого отношения не имел. Во всяком случае, прямого и непосредственного. — Представь, что я умираю. Смог бы я в таком случае рассчитывать на поцелуй? — Нет, — мгновенно выпалил Джон, да так громко, что сам испугался. — Поспешность отказа наводит на мысль, — усмехнулся Шерлок. — И всё же — один поцелуй умирающему. Такая ничтожная малость. В его голосе послышалась едва уловимая горечь, и Джон недоумённо всмотрелся в осунувшиеся черты, ставшие вдруг загадочно незнакомыми. — Ты же не умираешь. — Откуда ты знаешь? — Я доктор… — Ты доктор, да, и я не умираю. Но что с поцелуем? Просто ответь. — Уже ответил — нет. — Почему? — Не знаю. На данный момент Джон и вправду не знал. Одарить прикосновением губ, например, ко лбу или щеке, — и в самом деле сущий пустяк. Тем более что для него это не являлось проблемой. Да что там — Джон никогда не предавался тягостным раздумьям на подобную тему, и если надо было обнять кого-то из близких и ободрить дружеским поцелуем, делал это легко, не заботясь о половой принадлежности ободряемого и этике собственных побуждений. Но с Шерлоком всё становилось иначе, приобретало туманный подтекст, ударяло в голову, сбивало с ног. А почему, собственно? Что такого невероятного сейчас происходит? Слова — они и есть слова. Ну не полезет же Шерлок к нему целоваться, в самом-то деле. Соскучился человек по своим легкомысленным подстрекательствам, так они же совсем безобидны и в чем-то даже приятны. Джон тоже по ним соскучился. Побалагурят от души и приступят к позднему ужину. Наверное... Между тем Шерлок не выглядел человеком, готовым в любую минуту весело прыснуть и, подмигивая, хлопнуть по плечу или спине — не расслабляйся, когда я так близко, иначе попадёшься на удочку. Он был сконцентрирован и напряжён далеко не шуточно, волны ожидания ударяли о Джона физически ощутимо — до мурашек и вздыбленного затылка. — Тебе противно? — Мне… Нет, не противно. — Тогда почему? Хоть раз дай вразумительный и честный ответ. — Не хочу. — Не хочешь меня? Внутри всё сжималось и разжималось с частотой метронома. Да и с честностью было не так-то просто — в данный момент ни «нет», ни «да» не являлись до конца правдивым ответом, и это бесило. — Шерлок, чёрт побери, — решил осадить его Джон и вернуть на установившийся путь приятельства и добрососедства. — Сразу видно, что тебе стало лучше. Морочишь голову и получаешь от этого кайф? Зачем? Но Шерлок раздражённо отмахнулся от справедливых упреков. — Ответь. И Джон разозлился — да что же это такое? Пропал на несколько дней, приполз едва дышащий, изгваздал диван, а теперь ещё и душу выворачивает наизнанку. — И не подумаю. Иди на хер. Надоело отбиваться от твоих псевдоэротических домогательств. По-твоему, это забавно? А по мне так несусветная глупость. Ты же взрослый мужчина, Шерлок, не пора ли остановиться? Он не знал, что и без того не отличающаяся яркостью кожа его соседа может стать до такой степени обескровленной. Перед ним маячила меловая маска, и только глаза полыхали на ней изумрудно сгустившейся зеленью — бедовой и пагубной. — Ты в самом деле так думаешь? Что ж… Будем считать, что ты совсем не проснулся. Ничего не было, Джон. Я и в самом деле выгляжу дураком. На сегодня наш ужин, увы, отменяется. Извини. Джон сидел за пустым столом и смотрел прямо перед собой. Они что, снова поссорились? Снова квартира наполнится молчаливым холодом, и Шерлок будет скользить по ней равнодушным фантомом? Ну что за мать-перемать?! Вечер испорчен. Жизнь испорчена. И никакого просвета. Но, как ни странно, утром Шерлок встретил его с улыбкой. Вежливая, дежурная, но всё же это была улыбка. От сердца, конечно, не отлегло, но вдохнулось чуть легче. Джон повеселел и с энтузиазмом взялся за приготовление завтрака. От завтрака Шерлок не отказался — жевал активно. Расстались слегка натянуто, да, но в достаточной степени дружески. Мило. И побежал день за днем — в привычной сутолоке событий, по устоявшимся правилам и законам. Но чёрная кошка вилась у ног, ластилась невидимой тенью, не давая сблизиться с прежним теплом и прежней непринужденностью. Теперь они и в самом деле были только соседи. Хорошие соседи — без ссор и взаимных претензий, без настойчивого грохота в дверь ванной комнаты («У меня есть шанс отлить, или это совершенно невыполнимо? Ты там дрочишь, что ли?»), без обоюдных, милых сердцу подколок и шуточек. Предупредительность и корректность — мечта совместного проживания. Не каждому так повезет. * Рано утром раздался звонок, и Джон едва не подпрыгнул от радости. Не может быть! Этого просто не может быть. На денек-другой — полюбоваться изменившимся Лондоном, а заодно и увидеться, — приехал, говоря языком Шерлока Холмса, его захолустный дружок. Друг беззаботного детства и озабоченной юности. Старина Ферди. Ферд Коллинз. Фердинанд Великолепный. Самый яркий мужчина их небольшого мирного городка. Красавец, сластолюбец и сердцеед. Восхитительно сумасшедший. Охренительно привлекательный. Трижды женатый. Трижды разведённый. Свободный как ветер и такой же опьяняюще свежий. Улыбчивый, добродушный и всегда готовый к любым авантюрам. Его нежданный приезд, а в большей степени — поспешный отъезд изменили жизнь Джона Ватсона навсегда.