Вас ожидает мистер Шерлок Холмс

Домовладелица промокнула платочком глаза, горестно всхлипнула и посмотрела с нескрываемой укоризной. И внезапно Джон успокоился — в одну минуту, будто невидимый рычажок повернули, перекрыв источник мучительных сомнений и безрадостных дум. А следом за тем разозлился — так же быстро и неожиданно. Можно сказать, рассвирепел, но интеллигентно, сохраняя человеческий облик и мужское достоинство. Меньше всего Джон собирался ссориться с милой дамой, принявшей его в этот дом с открытой душой и сердцем, но терпимость к несправедливым обвинениям и упрёкам никогда не входила в список его моральных и жизненных ценностей. А его сейчас именно обвиняли. Спрашивается, за что? Какого чёртова дьявола из него упрямо лепят козла отпущения?! В чём он грешен на этот раз?! В том, что у Шерлока Холмса встал на Фердинанда Великолепного? Прелестно! Только этого недоставало — взять на себя ответственность за необузданное либидо соседа. За его похотливость и легкомыслие. За его блядство. Он-то в чём виноват? Не уследил? Проморгал? Ах, простите, простите. Но члену Шерлока он, слава богу, не нянька. И не цепной пес. И вообще. Джон выпрямился, перестав заискивающе склоняться и заглядывать миссис Хадсон в глаза, и в голосе его послышались отзвуки ярости — какого чёртова дьявола, мать-перемать? — На что прикажете мне любоваться, любезная миссис Хадсон? — спросил он с морозящими интонациями. Женщина тут же их уловила, вскинув голову и недоумённо моргнув. — На… это, — ответила она, но уже без прежних обличительных ноток. Дрожащий пальчик указывал на пару картонных монстров возле окна. — И что это за (херня) коробки? Что там? — Как — что? — вскинулась домовладелица. — Его лаборатория, разумеется. — Ах так? Его лаборатория? Ну конечно. Правда, помнится, раньше вы называли всё это… — его так и подмывало подойти и хорошенько пнуть бесценное наследие Шерлока Холмса, — …как-то иначе. Но времена меняются, ничего не попишешь. Так что прикажете с нею делать, с этой (херовой) лабораторией? Оттащить на помойку? Я готов, хоть и устал как собака. — Боже упаси, — подскочила домовладелица с явным намерением загородить своим телом отданные на её попечение ужасы. — На какую ещё помойку? — Миссис Хадсон, — саркастично скривился Джон, — ваш трепет почти священен. Женщина смущенно закусила губу — собственная прыть ей самой показалась утрированной. Но возразила она, тем не менее, по-прежнему недовольно: — Мне непонятна природа вашего раздражения, милый доктор. (О, подумал Джон про себя, снова милый доктор? Миссис Хадсон резко сдаёт позиции? Неужели я на пути к помилованию? Так скоро? Знать бы ещё суть приговора.) Такое пренебрежительное отношение недопустимо. Это же… — Что — это же? Что в них такого, отчего я должен в экстазе пасть ниц? — Что с вами, Джон? Никто не предлагает вам… пасть. Боже. Ничего не понимаю. Миссис Хадсон всплеснула руками. А Джон понял, что ещё минута этого бессмысленного диалога, и он потеряет остатки терпения. Хорошо бы принять душ и пожрать. Не слишком ли много времени отнимают у него божественные коробки? — Говорите чётко, что от меня требуется в данный момент? — скомандовал он. От непривычного тона миссис Хадсон оторопела и неуверенно забормотала: — Мм… Господи… Даже не знаю… Переправить это в чулан. — И только-то? Вы уверены? — В чём? — Растерянность женщины нарастала. — В том, что, к примеру, не собираетесь молиться на эти стекляшки? Ведь их касалась рука Самого. — Уверена. И ваши шуточки неуместны. — Тогда проще простого, — сказал Джон деловито, пропуская очередной упрёк мимо ушей, — я сделаю это прямо сейчас. А потом, с вашего позволения, приму душ, немного перекушу и прилягу, потому что всю ночь не сомкнул глаз. (Но вам совершенно не обязательно знать истинную причину моей идиотской бессонницы, добрейшая миссис Хадсон, она мне самому не вполне понятна и требует тщательного анализа. Но не сейчас. Дайте мне нормально отдохнуть пару-тройку часов, и я обязательно разберусь во всём этом дерьме.) Не возражаете? — Да-да, конечно, как я могу возражать… Джон, наверное, я не совсем права, но ведь Шерлок… — Чхал я на вашего Шерлока. Не вернётся, вы говорите? И не надо. Меньше всего я намерен рыдать по этому поводу. И вам не советую. Кстати, относительно спален. Возможно, я на днях перееду в освободившуюся — она гораздо просторнее, да и к ванной поближе. Женщина схватилась за сердце, Джон — за первую из коробок. Когда заповедный груз был помещён в крохотную комнатенку и заперт на ключ, когда Джон, потирая руки (что бы ещё запихнуть в эту обитель пыли и тьмы, если, конечно, хоть что-то осталось на память…), вышел из квартиры домовладелицы и направил стопы к себе — отдыхать, отдыхать, отдыхать, — сухонькая ладошка неуверенно тронула его за рукав. — Джон, милый, не сердитесь. Мне дороги наши добрые отношения. К сердцу прихлынуло ласковое тепло, и Джон тут же оттаял. — Мне они тоже дороги, миссис Хадсон. И я не сержусь. — Так глупо. Я почему-то верила, что между вами и Шерлоком… Так глупо. — Я догадываюсь, о чём вы. Но это и в самом деле несколько… В общем, вы изрядно погорячились в своих фантазиях. Между мной и Шерлоком может быть только дружба, на которую, я, кстати, рассчитывал. В отличие от него, как выяснилось. Но остальное — не про нас. — Да-да, — вздохнула леди разочарованно. — Теперь я это хорошо понимаю. Это всё миссис Тёрнер и её новые квартиранты. Знаете, Джон, до того милая пара — глаз друг с друга не сводят. Эндрю и Стивен, молодые супруги. Оба такие славные. — Она снова вздохнула: — Ах… — Миссис Хадсон, я допускаю, что Эндрю и Стивен прекрасны, как боги, и что глаз друг с друга не сводят. И бесконечно рад за их крепкий мужской союз. Но я вообще-то не гей. Забыли? Мои скромные планы простираются в совершенно иной плоскости — я сторонник традиционного брака. Простите, что разбил ваши мечты. Женщина пожала плечами. — Что ж, получается, не судьба. И вам, конечно, виднее. Надеюсь, на этот раз Шерлок сделал достойный выбор, и с тем бесподобным мужчиной у него всё сложится как нельзя лучше. Насколько я поняла, это ваш старый друг очаровал Шерлока за одну только ночь? В груди неприятно ёкнуло — а вы не совсем тактичны, уважаемая миссис Хадсон. Но ответил Джон с ободряющей, тёплой улыбкой: — Да, вы поняли правильно — Ферди мой старый друг. Он замечательный, так что будьте покойны, ваш драгоценный Шерлок в надёжных руках. Надеюсь, это вас хоть как-то утешит. — Вот и славно. Счастлива за него. За них. Но ни счастливой, ни утешенной миссис Хадсон не выглядела. Было понятно без слов, что её куда больше устроили бы другие, не менее надёжные руки. Дверь за нею тихо закрылась, и по спине Джона пробежал холодок — привычный щелчок замка на этот раз прозвучал едва ли не скорбно. Но через минуту дверь опять распахнулась, и взволнованный голосок догнал его уже на ступеньках: — Постойте. А Шерлок? Что сказал вам сам Шерлок? Чем объяснил свой отъезд? — Ничем не объяснил, — ответил Джон, продолжая подниматься по лестнице. — Он мне даже не позвонил. Не соизволил этого сделать хотя бы по-приятельски. Или по-соседски. И сомневаюсь, что на кухонном столе меня поджидает записка. — Не позвонил? — изумлённо переспросила домовладелица. — То есть? Джон остановился и обернулся через плечо. — По-вашему, это не похоже на Шерлока? Насколько подсказывает мне небогатый опыт, это абсолютно в его духе — смыться вот так, по-английски. И разве с вами он поступал как-то иначе? Джон понимал, что, возможно, давит сейчас на её самую больную мозоль, и всё-таки удержаться от мелочной подковырки не смог. Но миссис Хадсон как будто не слышала — она довольно долго молчала, вперив в пространство задумчивый взгляд. А потом многозначительно произнесла: — Так я и знала — влюбился. Влюбился и очень страдает. Бедный мальчик. — Само собою, влюбился. Только почему же он бедный? И с чего бы ему страдать? Кажется, он нашёл то, что так упорно искал. Вы же видели Фердинанда — не каждому так повезёт. Кроме того, мы с вами это уже обсудили, вполне вероятно, что именно с ним Шерлок обретет настоящее счастье. (И наконец-то перестанет прыгать с члена на член.) — Вы болван, — отчеканила женщина. — Олух. Слепец. В вас он влюбился. В вас. Потому и сбежал. От вашей холодности и равнодушия. И от вашей иной плоскости  — тоже. На этот раз ничего скорбного в звуке запираемой двери не чувствовалось — она захлопнулась резко и гневно. Сердце откликнулось на это негодование жарким испуганным стуком, и, чертыхнувшись сквозь зубы (неугомонная!), Джон поспешил наверх — отдышаться. А заодно и проверить, нет ли в самом деле записки. Записки, естественно, никто не оставил. В квартире было чисто и пусто. В окна втекал серый утренний сумрак — снова тянуло дождём. Вот и отлично. Спать буду как убитый. Он поднялся к себе, разделся, аккуратно развесил вещи в шкафу («вечером разберусь, что нуждается в стирке») и, захватив пижаму, как был, в трусах (некого теперь пугать своими солидными причиндалами), отправился в душ. Там он долго и тщательно мылся, фыркая и отплевываясь, чистил зубы и брился — наводил суровую, мужественную красоту. Оделся и прямиком двинулся в кухню. На том месте, где когда-то под предводительством микроскопа празднично сияли разномастные химические приборы, покоящиеся сейчас в пыльном уюте чуланчика, одиноко стояла жестянка с остатками нежной шотландской сдобы — как видно, свой утренний кофе новоявленные любовники решили подсластить не только страстными поцелуями. Джон ухмыльнулся: что ж, можно считать эту ополовиненную коробку тем самым прощальным посланием от дорогого соседа. Вот спасибо — о завтраке заботиться не придётся. Бодро закинув в рот печенюшку, он занялся кофеваркой. Голода Джон не чувствовал и решил обойтись только кофе и этим даровым лакомством, которым друзья так щедро с ним поделились. По оконному стеклу несмело забарабанил дождь. «Уехал? Чудесно, — рассуждал Джон, разглядывая прозрачные водяные нити и потягивая кофеёк. — Теперь можно смело подумать о будущем и заняться, наконец, личной жизнью. Надоело играть в неприступность — это же смеху подобно. Онанировать во сне здоровому тридцативосьмилетнему мужику, чьим эрегированным органом можно орехи колоть, даже уже не позор. Это попахивает чем-то омерзительно сальным. Пристраститься к столь необременительному роману с самим собой — плёвое дело, а что потом? К психологам бегать и от дрочки себя отучать? Только не это! И вообще, довольно идиотского самоуничижения — кларнетист я не из последних. Из-за одной подлой жабы ставить крест на своей мужской состоятельности — дураком быть. А Сара очень мила. И сразу видно, по хорошей встряске изголодалась. Вот я её и встряхну. Завтра же. Или послезавтра. Посмотрим…» За подобными приятными думами он съел всё печенье, допил кофе и, широко зевая, поднялся из-за стола. Вспомнились обличительные слова миссис Хадсон, но Джон качнул головой, решительно их отгоняя — меньше всего ему хотелось сейчас рассуждений на тему мифической влюбленности Шерлока Холмса. Влюбленные не уезжают с первыми встречными, не бросают тех, кого они… Тьфу, бред какой-то. Одурманенная однополым счастьем неизвестных Эндрю и Стивена, миссис Хадсон ошиблась в сделанных выводах и Джону голову заморочила. Шерлок же ясно сказал, что все его первоначальные поползновения были всего лишь нелепой ошибкой и что в своей постели милого доктора он даже не представляет. Да и кому нужны в постели жалкие лесные клопы? Смешно… Он снова качнул головой: поддался-таки на провокацию подсознания, ударился в ненужное самокопание. Да и мысли пошли куда-то совсем не туда: слишком уж быстро свернули они с праведной гетеросексуальной дороги. Вот ведь зараза Шерлок! Слава богу, что снова сбежал, а то, не ровен час, и до падения недалеко — взять хотя бы бурное сексуальное возбуждение, что прокатилось по его обнаженному телу вчерашним похмельным утром, в ванной… Тьфу! Джон не знал, чего в нём сейчас больше — злости или облегчения. Во всяком случае, всё в нём непривычно кипело, и чтобы кипение не вылилось во что-нибудь неожиданное, он решил придать своему уставшему (уставшему от всего, чёрт побери!) телу горизонтальное положение и наконец отоспаться. Но думы не давали уснуть. «Да что такое, в самом-то деле?! — возмущался он, лёжа в постели. — Чего от меня хотят? Чего ждут? Что за миссию на меня возложили? Уверен — не сегодня-завтра примется названивать Майк, жалуясь, что в Лондоне снова нечем дышать. Посоветую ему хороший ингалятор. Или пошлю подальше». Джон прислушался к шуму дождя — ну чем не природная колыбельная? Так какого праха он ворочается в постели, как грешник на раскаленных углях, добивая свой и без того израненный мозг? «Хватит! Не собираюсь об этом думать. Жизнь не остановилась, а, может быть, наоборот, только началась. Завтра же приглашу Сару на ужин. И трахну». От принятого решения несвойственная ему ажитация понемногу сошла на нет, а следом и сон навалился тяжелым, бесцветным пологом. * Дневной отдых после дежурства Джон старательно контролировал: ни к чему сбиваться с привычного ритма, ночь впереди, успеет ещё отоспаться. Конечно, бывали дни, когда принципы отступали перед элементарной усталостью, и отдых затягивался далеко за полдень. Джон просыпался разбитым и раздражённым и остаток потерянного дня проводил, бессмысленно пялясь в телевизор. Сегодня он своих правил не нарушил даже на полминуты — проснулся в половине второго, бодрый и освежённый. Снова принял водные процедуры, напился чаю, потеплее оделся, взял зонт и спустился в прихожую. — Миссис Хадсон, — крикнул он, зашнуровывая ботинки, — я в магазин. Холодильник пустой. Что-нибудь на вашу долю купить? Хлеба или молока? — Молока было бы неплохо, — ответила леди, показываясь в дверях. —  И, возможно, немного хлеба. Дождь, кажется, зарядил, и моё бедро… — Не беспокойтесь, я всё куплю. На выходе он поёжился — воздух пропитался холодной сыростью. Отсыпаться под размеренный перестук дождинок — одно удовольствие, а вот тащиться куда-то в эту туманную морось, скользя каблуками по мокрой брусчатке… Но дело есть дело. Джон раскрыл зонт и решительно шагнул за порог — как-нибудь добежит. Да и укрытие у него надёжное, в непогоду выручало не раз. Продуктовую тележку он заполнял осмотрительно — куда ему одному? Взял только самое необходимое, без излишеств (слава богу, недавно напировался досыта). Но о домовладелице позаботился от души: купил и хлеба, и молока, и баночку черничного джема, и пакетик сахарной пастилы, и упаковку слоеных творожных палочек — к чаю. Не то чтобы он хотел подлизаться… Нет, конечно. Просто решил сделать приятное хорошему человеку, у которого к тому же проблемы с бедром. Да и отношения обострять ни к чему. Шерлок-то усвистал в свою очередную новую жизнь, а им с миссис Хадсон ещё вместе век коротать. Домой Джон добирался в такси. Не сказать, чтобы два небольших пакета так сильно оттягивали ему руки, но погода к пешим прогулкам не располагала. Хотелось как можно скорее попасть в сухое тепло — к камину и удобному креслу. Да и о горячем питании подумать не помешает — одним печеньем сыт не будешь, каким бы сладким и рассыпчатым оно ни было. Миссис Хадсон растроганно благодарила, с удовольствием поглядывая на принесённые Джоном сладости. — Черничный джем? Как мило. Она пригласила его на чай, но Джон отказался, сославшись на промокшие ноги и общую утомлённость всего организма. Леди особенно не настаивала. Как видно, после недавней размолвки она чувствовала неловкость и, отдав дань общепринятой вежливости, поспешила с Джоном проститься: чаепитием можно насладиться и в одиночестве, черничный джем от этого хуже не станет, и свежайшие творожные палочки — тоже. Джон поспешил избавиться от ботинок, которые хоть и были относительно сухи внутри, снаружи влагой пропитаться успели. Избавился он и от покрытой мелкими брызгами куртки. Подбросил угля в камин. Разобрал покупки. Переоделся в домашние брюки и старенький кардиган, уютно растянутый на локтях. Спрятал озябшие ноги в носки толстой вязки. Отлично. Время приближалось к шести, и желудок, о котором позаботиться так и не удосужились, громко и недовольно буркнул. Небольшая куриная грудка, сдобренная хорошей порцией овощей, прекрасно утолит голод, решил Джон, и  занялся приготовлением раннего ужина. Провести вечер в обществе сочного мяса и наивного, но доброго фильма оказалось очень приятно. Сытое тепло разливалось по телу благодатной осоловелостью, и Джон, недолго сопротивляясь, задремал прямо в кресле — под киношные страсти несчастных влюбленных. Проснулся он в половине девятого, но отдохнувшим себя не чувствовал (напротив, затекшее тело неприятно поламывало) и, понимая, что наиболее правильным будет решение улечься в постель, выключил бормочущий телевизор и нехотя покинул нагретое кресло. Он прибрался на кухне, выпил стакан воды, потушил свет и поднялся к себе. Немного постояв у окна и посетовав на разбушевавшуюся стихию (за время его забвения в кресле к дождю успел присоединиться пронзительный ветер), разделся и нырнул в одинокую прохладу кровати. Медовые локоны Сары Сойер промелькнули перед глазами густой ароматной волной, и Джон удовлетворенно зажмурился — хороший знак. Грядут, грядут перемены, и это прекрасно. Конец бестолковым клятвам, не несущим с собой ничего, кроме телесного неудобства и постыдных ночных эксцессов. Впереди много приятных часов и минут: свидания, нежные прикосновения, робкие взгляды и многообещающие улыбки. Джон всегда это любил, получая удовольствие от периода ухаживания даже больше, чем от жарких эротических откровений, когда всё уже ясно, когда робкие взгляды влажно темнеют, превращаясь в раскаленные стрелы, проникающие прямо под кожу, а нежные прикосновения перерождаются в неистовую пляску стремящихся к тактильному наслаждению рук. Тёплые всплески в паху вызвали томный вздох, и Джон перевернулся на живот, вдавившись в постель медленно твердеющим членом. «Если сильно захочется, подрочу», — решил он, на этот раз не видя в здоровой мастурбации ничего предосудительного: в преддверии будущих отношений с очаровательной женщиной помечтать о ней и сладостно поиграть со своей эрекцией — явление совершенно нормальное, и ничего грязного в этом нет и не может быть. Но подрочить Джону было не суждено — ожил его телефон, и он едва не свалился с кровати, рванувшись посмотреть, кто вспомнил о нём в эту пору. Фердинанд. Друг доложил, что нога его ступила в родную пыль, что он утомился в дороге, что небо затянуто тучами, что он уже скучает по Джону и мечтает снова увидеть его недовольную рожу. Напомнил об их договоре («Ни о чём мы не договаривались, сумасшедший»), сказал, что желание уехать отсюда к чертям собачьим стало ещё сильнее. Пожелал спокойной ночи и обещал вскорости позвонить. Шерлоку привет он предсказуемо не передал. Да и зачем передавать привет тому, кто молчаливой струной застыл за твоим плечом? — У меня завтра свидание, — вдруг выпалил Джон, уже попрощавшись и пожелав другу успеха в его начинаниях. И добавил совершенно ни к месту: — Трахаться буду. С одной… С женщиной в общем. — Да ты что?! — оживился Ферди. — Ну Джон, ну секретник! И не рассказал. Ясное дело, что с женщиной. Не с козой же… И что, хороша дамочка? — Восхитительна. Так что вряд ли вы… ты дождёшься меня в Вашингтоне. Я уж тут как-нибудь. Может быть, даже женюсь. — Не спеши, — мудро осадил его Ферди. — Присмотрись получше. На этот раз. Но если она достойна тебя, буду счастлив. — Он помолчал и тускло добавил: — Хотя бы один из нас двоих нормальным окажется. Сердце Джона наполнилось грустью. — Ты нормальный, Ферди. Нормальнее меня в тысячу раз. И… с ним… с ним у тебя всё получится, вот увидишь. — С кем? — С… Вашингтоном. — А-а… Я и не сомневаюсь. Ну, ладно. Спокойной ночи, дружище. И, пожалуйста, не раскисай. Понимаю, что тебе без Шерлока скучновато, но раз у тебя такие серьёзные планы… Получается, ты теперь не один. Я рад. Бесконечно рад. Трахни её хорошенько, Джон, чтоб она закачалась. — Закачается, будь уверен. Вот так. Без Шерлока тебе скучновато. Что ж, можно считать это раскрытыми картами и снятыми масками. Тебе скучновато, зато мне очень весело. Вот так. Да ну вас всех. Всех. Всех. Всех. Джон снова улегся, укутался потеплее, прислушиваясь к переливчатым завываниям в каминной трубе, и на удивление быстро заснул. Утром звонок Ферди казался фрагментом продолжительного и сумбурного сна, а собственные слова о предполагаемой женитьбе лишь добавили ему фантастичности. Но желание срочно куда-нибудь пригласить Сару Сойер стало ещё острее. Тишина квартиры давила на барабанные перепонки и рождала под сердцем тревогу — Джон больше не хотел одиночества. После Шерлока, после его сумасбродств и неуправляемой взбалмошности образовавшаяся пустота казалась невыносимой. И коли уж Холмс пристроился самым наилучшим образом под бочок к Фердинанду Великолепному, то почему бы и под бочком у Джона кому-нибудь не пристроиться? С шелковистыми длинными волосами и гладкой кожей внизу живота. Весьма неплохо для приближающегося сорокалетия. И почему бы в самом деле не подумать о браке? Что в этом страшного? Даже таинственные Стивен и Эндрю, любимчики миссис Хадсон, по её словам, узаконили свои… пикантные отношения. Джон приводил себя в порядок с особой тщательностью и остался результатом доволен: отдохнувшая кожа матово сияла на скулах, глаза подсвечивал призывный синий огонь, ранняя седина искрилась и отливала благородной платиной. Очень интересный мужчина. Налитые нетерпеливой силой мышцы так и играли на груди и бицепсах, по бедрам пробегала нервная дрожь — хоть сейчас беги и исполняй задуманное. И даже лёгкая эрекция не вызывающе, но весьма привлекательно заполнила новые джинсы. Красота. На встреченную в коридоре Сару он посмотрел так, что бедняжка едва не споткнулась. Джон улыбнулся, спросил, как дела, как спалось и что снилось, а потом, озорно подмигнув, предложил пообедать вместе, чем ввёл отчаявшуюся уже женщину в состояние приятного шока. Невыплеснутые соки бурлили горячо и мощно, и за обедом Джон превзошёл самого себя — обаяние его вышло из берегов, затопив ошеломлённую Сару. — Джон, — пролепетала она, когда обеденный перерыв подошел к концу, — может быть, мы… — У тебя прекрасные волосы, — сказал Джон. — И глаза. И улыбка. Я хочу любоваться ими… (день и ночь, хотел он сказать, намекая на свои намерения более чем прозрачно, но вдруг запнулся) … даже после обеда. И покраснел от досады — что за чёрт? — Даже после обеда? — рассмеялась девушка. — Чудесно. Но и после ужина мои волосы выглядят довольно приятно. Убедиться не хочешь? — Хочу, — выдохнул Джон. — Очень хочу. — И снова его понесло чёрт знает куда — необъяснимо, нелогично и потрясающе глупо: — Но не сегодня. Сегодня у меня… стирка, — выпалил он, ненавидя себя за иррациональный ужас, вдруг охвативший его — даже ладони вспотели. — Но совсем небольшая, — поспешил он добавить, борясь с новым приступом ненависти к собственному малодушию. — Хорошо, — сказала Сара, заметно сникнув, но, кажется, не потеряв оптимизма. — Совсем небольшую стирку я переждать согласна. И очень надеюсь, что кое-что погладить тоже входит в круг твоих хозяйственных интересов. — Она лукаво взглянула и тронула пуговичку на блузке. — О да, — заверил её Джон. —  О да. Так замечательно начавшийся обед провалился с треском, и Джон готов был повеситься из-за бог весть откуда взявшейся трусости. Голова кружилась от переизбытка вопросов. Что с ним такое? Он совсем уже охренел со своим воздержанием? Неужели комплексы так быстро и глубоко им завладели? Отчего у него поджилки трясутся? Оттого, что красивая женщина давно готова исполнить любое его желание? Тупица. Мямля. Чёртов дурак. Из ширинки того и гляди дым повалит — какая, к лешему, стирка? Боже, боже, почему ты создал меня таким идиотом? Завтра же. Завтра. Но завтра не наступало — вот уже скоро неделя, как Сара кидала на него обиженные и недоумённые взгляды, а Джон всё медлил с решением полюбоваться её волосами в мерцании вечерних огней. Он метался по опустевшей квартире, не зная, чем занять бесконечный вечер. Прочитал три бестселлера, путая сюжеты и имена главных героев. Навёл в гостиной и кухне такой спартанский порядок, что самого затошнило. Готовил обильные ужины и объедался перед телевизором. Два раза наведался в комнату Шерлока с твердым намерением на днях перебраться в шикарные апартаменты. Осматривался, принюхивался… И уходил. Дух Шерлока был всё ещё так силен, что занять его место казалось непростительным узурпаторством. Джон скучал, и не признавать этот столь очевидный факт было бы по-детски смешно. Да и сила воли уже не справлялась с нагрузкой, отступала перед иной силой — силой звериной тоски одного человека по другому, и Джон раз за разом откровенно во всем себе признавался. В том, что непродолжительное соседство с Шерлоком было самым лучшим периодом его в общем-то заурядной, не богатой на события жизни. Самым ярким и ни на что не похожим. В том, что, появись он сейчас на пороге, радости Джона не будет границ. Радости и облегчения, что наконец-то всё встало на свои места, и жизнь вновь обрела потерянный смысл — эту чёртову, затасканную философскими изысканиями доминанту, без которой, как ни старайся, не обойтись. Шерлок. Улыбающийся или хмурый, восторженный или всем недовольный, молчаливый или болтающий без остановки, своевольный и беспардонный, мягкий и доверчивый — разный, он заполнил его собой слишком мощно. Ни с кем и никогда Джону не было так интересно. И так хорошо. Ему было очень жаль. Но, с другой стороны, могло ли быть что-то другое? То, что с такой лёгкостью получил Шерлок от Фердинанда? Боже, нет. Конечно же нет. Мчатся поезда, рассекают облака самолёты, унося от нас наши горести и печали — далеко-далеко… Время сотрёт остроту, притупит гнетущую боль. Шерлок сделал свой выбор, а Джон обязательно сделает свой. И дружба, начавшаяся так странно, постепенно забудется — поблекнут сочные краски, потускнеет блеск. Однажды и Джон уедет из этой квартиры, начав новую жизнь, полную приятных хлопот (Сара, как ни странно, терпеливо ждала и улыбалась хоть и натянуто, но тепло) и сладостных перемен. И всё будет прекрасно. Видит бог, Сара славная девушка, и будет ему верной, надёжной спутницей. Что ни делается, то к лучшему — спорить с этим бессмысленно. В конце концов, провести всю жизнь рядом с мужчиной — нонсенс. Разве это нормально? И уж точно такого рода сожительство никогда не входило в список его насущных приоритетов. Может быть, для каких-то там Эндрю и Стивена это в порядке вещей, да. Но точно не для Джона Хэмиша Ватсона. Борьба с собственными противоречиями подходила к логическому завершению. Шерлок уехал и вряд ли вернется. Даже миссис Хадсон, а уж ей, конечно, виднее, поняла это, увидев его новое увлечение. Долгой и крепкой дружбы не получилось, и как бы ни сжималось от этого сердце, пора примириться с действительностью. Обидно, конечно, что во второй раз его бросили, но разве в жизни всё происходит только по нашему, гладковыбритому, сценарию? Такие житейские заросли приходится преодолевать, что только держись, и отъезд Шерлока — не самая непроходимая чаща. Как-нибудь продерёмся и сквозь эти колючки. Джон снова пообедал с Сарой, посмеявшись вместе с ней над своей так глупо затянувшейся стиркой. Потом они пили в ординаторской кофе, ведя непринужденный, ни к чему не обязывающий разговор, и Джон наслаждался простотой и правильностью (ах, Ферди…) происходящего. Губы Сары ярко пылали в предвкушении будущих поцелуев. «Удивительная, — думал Джон, — просто сокровище. И я в самом деле ей нравлюсь. Надо быть идиотом, чтобы упустить такой редкостный шанс. Да и будет ли когда-нибудь новый». Мила, неглупа и… доступна. Что тоже немаловажно в жизни мужчины, чьи сны превратились в сплошной эротический бред, а нижнее белье по утрам — хоть выжимай. «Решено, — думал Джон, лежа в постели и глядя в темнеющий потолок. — Завтра наступит завтра. Приглашу её прямо сюда». Он вздохнул, перевернулся на правый бок и закрыл глаза, на миг ощутив себя маленьким мальчиком, которому за убранные игрушки и послушание обещано любимое лакомство… Посреди ночи он широко распахнул глаза, едва не захлебнувшись придушенным криком. Грудь ходила ходуном, и по ложбинке между сосками бежал ручеёк горячего пота. Сердечный ритм напугал бы даже самого нерадивого кардиолога, таким сумасшедшим он был. Джон резко выпрямился в постели, слепо озираясь и вслушиваясь в ночные звуки. Что? Что могло его разбудить и вызвать такое мучительное сердцебиение? Ничего нового. Привычные вздохи уснувшего дома. Негромкий дуэт дождевых капель (непогода так и не отступает от Лондона, вымачивая улицы и дома в затянувшихся ливнях) и ветра. Тишина, сдобренная естественными шорохами и поскрипываниями. Ничего нового. И тем не менее внизу кто-то был, и этот кто-то обнаруженным быть не хотел.