Вас ожидает мистер Шерлок Холмс

Вцепившись пальцами в одеяло и чувствуя себя абсолютным болваном, Джон напряженно вслушивался в едва уловимый звук. Если, конечно, это и в самом деле был звук — вряд ли Джон отважился бы сейчас поклясться на Библии, что говорит правду и только правду, настолько невнятным было то, что он услышал сквозь сон и что разбудило его в такой адемонии* тела и духа. А может быть, не услышал? Может быть, вообразил? Интересно, во сне воображение продолжает работать? Чёрт его знает. Он снова насторожился, стараясь уловить отголосок чужого присутствия в привычной звуковой гамме квартиры, и с облегчением перевел дух: фу ты, господи, конечно же, показалось. Откуда бы взяться на Бейкер-стрит чужаку? Тонкая, эфемерная вибрация застоявшейся атмосферы — вот что это такое. Слуховая галлюцинация перевозбужденного подсознания. Невесомый полёт ночных легкокрылых фей… Если только ночные легкокрылые феи могут так смачно, так вкусно зевать, потому что тонкая эфемерность вдруг обернулась протяжным, вполне узнаваемым а-а-в-ф  — неизменным и вечным позывным утомленного организма. Джон удивленно моргнул и вытянул шею — это ещё что такое? Кожа мгновенно покрылась мурашками, а волоски на предплечьях затопорщились как колючки испуганного ежа. «Ну и долго ты будешь торчать на постели растрёпанным истуканом, доктор Джон? Осталось только обмочиться от страха. Да и не боюсь я, что за глупости, в самом-то деле…» Он свесил ноги с кровати и перед тем, как окончательно разобраться с происходящей фантасмагорией, принялся рассуждать. Злодей-убийца? Вор? Смешно. Кого убивать, и что воровать? Даже бесценная стеклотара покоится в неприступном чуланчике домовладелицы… Стоп. Миссис Хадсон? О боже, Джон, приди наконец в себя — пожилая леди с больным бедром решила вдруг посреди ночи взобраться на второй этаж и, позевывая, осведомиться, как обстоят дела у её постояльца… И вообще, что за чудачества? Никого там нет и не может быть — это всего лишь ветер в каминной трубе заблудился. Новый зевок, ещё более громкий, хотя явно приглушенный прижатой ко рту ладонью, сбросил Джона с кровати, и он, шлепая босыми ступнями, ринулся вниз. — Кто здесь? Гостиная встретила его теплым отсветом тлеющих угольков, туманным свечением фонаря за окном и безмолвием. На диване темным призраком восседал Шерлок Холмс, и обомлевший Джон затрепетал с головы до ног — не может этого быть… Решительно и бесповоротно не может. Как видно, проказницы-феи резвятся, обволакивая его разум обманчивой дымкой. В последнее время он слишком часто предавался раздумьям о своей дальнейшей судьбе, и вот результат. — Очередной стриптиз? — раздался тихий, бесцветный голос. — Удивительное пренебрежение пижамами, Джон. Я бы сказал, извращённое. Уверен, в следующий раз ты выскочишь ко мне без трусов, красуясь своим атрибутом. Я о члене, если вдруг ты не понял. А вот это уже похоже на правду — вряд ли фантомы бывают столь фамильярны и откровенны в своих высказываниях. Будь я проклят, это все-таки он. Он. Вернулся. И снова взялся за старое. — А ты… по-прежнему интересуешься тем, что у меня пониже пупка, — продолжая сотрясаться от дрожи и всеми силами стараясь эту проклятущую дрожь усмирить, ворчливо констатировал Джон. И вдруг застыл от внезапно окатившего ужаса. А что если Шерлок скажет сейчас: «С чего ты взял? Нисколько не интересуюсь». А что если скажет: «Да, очень интересуюсь». Что делать тогда? Что говорить? Как встать? Как сесть? Куда сесть? Боже, боже… Неуместная в данном случае мысль показалась Джону настолько важной, что в ожидании ответной реплики он готов был взорваться от напряжения. Но Шерлок молчал. А потом снова сладко зевнул и лишь после этого соизволил произнести: — Прости. Не хотел тебя разбудить. И ни слова об интересе. Джон почувствовал себя дураком, кретином и идиотом одновременно. О чём он думает, господи?! Что за безумие поселилось в его извилинах? — И поэтому зевал, как гиппопотам**, — стараясь придать голосу как можно больше невозмутимости, буркнул он.  — Что ты здесь делаешь? — Странный вопрос, — откликнулся Шерлок. — Полагаю, живу. Или уже не живу? Не хотелось бы оказаться в положении бездомного в очередной раз. Надеюсь, моя спальня свободна, и ты не успел подвергнуть её насилию, поселив в ней себя и свою подружку, что так настойчиво прикармливает тебя калорийными сэндвичами. — Твоя спальня свободна, я и не думал на неё посягать, — позволил себе Джон невинную ложь, попутно изумляясь проницательности и небывалому красноречию Шерлока — подвергнуть насилию, надо же. — У меня нет подружки, и меня никто не прикармливает (ложь, ложь). Что за вздор ты несешь? А Сара… Она просто… — Значит, всё-таки Сара. Хорошо. — Глаза Шерлока полыхнули демоническим блеском. — Хорошо то, что по крайней мере моя постель оказалась свободной, потому что уже… — он вскинул руку и посмотрел на часы, — …ого, половина четвертого. Не самое подходящее время для разговоров, ты не находишь? Джон беспомощно обернулся — вот ведь зараза! Феноменальный талант перевернуть всё с ног на голову и перетянуть на себя одеяло. Не прошло и четверти часа общения с ним, как Джон уже готов жалко оправдываться, доказывая профессиональную целомудренность и чистоту отношений с Сарой Сойер, и едва ли не извиняться за причиненные неудобства, будто это не Шерлок припёрся домой под утро, и будто это он стоит сейчас полуголый и беззащитный под таинственно мерцающим взглядом. Зараза пошевелилась на своем излюбленном лежбище и сказала без тени заботы в голосе: — По-моему, ты замёрз. Не хочешь надеть хотя бы халат? Халат. Ну конечно, халат! Как он сам не додумался? Оторвав от пола заледеневшие ноги, Джон поспешил в сторону ванной, где на красивом декоративном крючке (недавнее приобретение) висело его спасение — практически новый халат, тёплый, мягкий и очень уютный. — Не хочешь снять хотя бы пальто? — парировал он на ходу. — Или ты заскочил на минутку? (Господи боже, не допусти!) — Я заскочил навсегда. Никак не могу согреться — на улице сырость и мгла. — Подбрось угля в камин. Включи кофеварку. (Не сиди истуканом. Ты дома, сукин ты сын!) Я скоро. В ванной Джон тяжело привалился к двери — ноги едва не подломились в коленях, такая в них образовалась вибрация. Чёрт бы побрал всё на свете, давно его не штормило по десятибалльной шкале! Глаза слезились от яркого света. Голова пылала. Ладони неприятно холодила испарина. Дыхание с присвистом рвалось из горла. И ко всем этим физиологическим неудобствам вновь добавилась непререкаемая уверенность, что никакого Шерлока в комнате нет, и быть не могло. Потому что это слишком хорошо, слишком невероятно, а каждому слишком с некоторых пор Джон предпочитал не доверять так безоглядно, как это бывало когда-то. Сейчас он вернется в гостиную и убедится: его сумасшедшая радость (не будем кривить душой, милый доктор, вы так отчаянно рады, что едва удержались на грани приличий)  — глупый самообман, навеянный нежным потрескиванием слюдяных крылышек невидимых ночных чаровниц. Будет тоскливо угасать никем не разожжённый камин и пустынная тишина растекаться по одиноким углам гостиной… «Блять, я точно спятил. Какие крылышки?! Какие чаровницы?! Что вообще со мной происходит?!» Покачнувшись, он бросился к умывальнику. Ополоснул лицо и подмышки, освежил рот, кое-как пятерней пригладил беспорядочно торчащие пряди. Усмирил дыхание. Нацепил халат. Ещё раз посмотрелся в зеркало — ужас. И рванул на себя дверь. Шерлока он застал возле распахнутого платяного шкафа — уже без пальто и даже без пиджака. Пламя в камине жадно поедало предложенное ему угощение. Настольная лампа рассеивала приглушённый, неяркий свет. — Где плед? — деловито осведомился Шерлок, роясь на верхней полке. — Зачем тебе плед? — От облегчения, что, слава богу, все на своих местах, голос Джона дал небольшую слабинку: дрогнул и едва не сорвался на сип. В горле пересохло и защекотало, вызывая удушливый кашель. Шерлок обернулся, изумленно моргнув — что за нелепый вопрос? Для чего нужны человеку пледы? — Холодно. Накину на плечи. — Что-что? — откашлявшись, переспросил Джон. — Накинешь на плечи? О… Представить его в таком псевдомексиканском одеянии было совершенно немыслимо, но до чертиков любопытно. Джон тут же засуетился, подходя к Шерлоку ближе — и правда, где плед? Последний раз он видел его здесь, в этой самой гостиной, на этом самом диване, в тот день, когда… И Джона окатило повторной волной, но уже не ужаса, а озарения. Господи боже, ошалев от нечаянной радости, он забыл самое главное. Самое-самое-самое главное! — Ферди, — выпалил он, остекленело глядя Шерлоку в спину. — Что? — спросил в свою очередь Шерлок. — Ферди? При чём здесь Ферди? Какая связь между Фердинандом и нашим пледом? — Самая прямая, — ошарашенно прошептал Джон. — Он… Он… Где он? — Плед? Я же сказал, никак не могу отыскать. — Какой, к чёртовой матери, плед?! — рассвирепел Джон, враз очнувшись от ночных потрясений и наконец приходя в себя. Феи испуганно разлетелись — на смену загадочному флёру шепотов и полутонов пришёл реальный, отчётливый вопль: — Где Ферди, мать твою?! Шерлок захлопнул дверцу и развернулся к Джону всем корпусом. — Не понимаю. Почему ты, во-первых, орёшь, когда за окном глубокая ночь, и, во-вторых, требуешь у меня отчёта о местонахождении своего лучшего друга? — То есть как — почему?! — кипятился Джон, возвращаясь к до смерти надоевшей нервической тряске и не находя нужных слов. — Ты… Вы… Он… Он мне звонил! — Допускаю, что он звонил, и даже не удивлюсь, что тебе. Как-никак вы друзья. В чём дело, Джон? У тебя такое лицо, словно ты повторно открыл Америку. — Именно Америку. — Джон придвинулся к Шерлоку вплотную и заглянул в глаза, изумляющие своей лживой безгрешностью. — Именно. Ты бросил его, да? Бросил? В Вашингтоне? Когда он был так воодушевлён и полон надежд. Низко, Шерлок. Господи, как это низко. Ферди, он… Он… Я убью тебя, сукин ты сын. — Ты невменяем. — Шерлок осторожно надавил ладонью на охваченную волнением грудь, стараясь сдвинуть с места источник возможной опасности и отойти от него подальше. — Почему бросил, и почему именно в Вашингтоне? Но сдвинуть налитое гневом и разочарованием тело было не так-то просто, и Шерлоку пришлось отступить, прижавшись спиной к прохладной поверхности шкафа. И, чёрт побери, испуганным… да что там, даже слегка встревоженным он не казался. Взгляд его сиял любопытством и нескрываемым торжеством. — Почему? — повторил он, удобнее облокачиваясь на дверцу. — Потому что ты подлец. Обыкновенный подлец. Не понимаю только, чем ты сейчас гордишься. Очередной победой? Но разве это победа, если чьё-то сердце снова разбито? Быть подлецом Шерлоку явно не нравилось — насмешливую бирюзу его глаз заволокло предгрозовой рокочущей мглой. — Что ты себе позволяешь? Советую закончить свой поэтический бред и выражаться яснее. Одним коротким, но на удивление сильным движением он оттолкнул выросший на его пути монолит, и тот едва удержался, чтобы не приземлиться на пятую точку — видит бог, в столь глупом положении Джон хотел бы оказаться меньше всего на свете. Но в данный момент ему было не до таких пустяков, как чувство собственного достоинства. Речь шла о Ферди, которому сейчас, возможно, больно и одиноко, который, возможно, страдает и мучается, брошенный этим беспринципным, не знающим жалости соблазнителем. И не важно, что Ферд Коллинз самодостаточен, могуч и прекрасен — даже орлы разбиваются о неприступные скалы, если полет их стремителен и восторженно слеп. Он двинулся следом за Шерлоком и схватил его за руку, крепко стиснув изящную кисть. — Не смей уходить от ответа. Шерлок вздохнул и остановился, но руки не отнял и даже не обернулся, продолжая молча стоять покорившимся судьбе изваянием. — Шерлок. — Что? — Объясни. — Что? — Чёрт возьми, перестань делать из меня дурака! Вы уехали вместе. Ты ликвидировал свою драгоценную лабораторию… На этих словах Шерлок выдернул руку, развернулся и испуганно уставился Джону в лицо: — То есть? Что значит — ликвидировал? Я аккуратно сложил… завернул… О боже. Неужели ты… Джон?! Джон горестно качнул головой. — Что ты за человек? Стекляшки волнуют тебя больше людей. Как же так можно? Успокойся, твоё имущество в безопасности, миссис Хадсон охраняет его как Цербер врата Аида. — Я такой, какой есть, — отчеканил Шерлок, шумно переводя дыхание — так перенервничал из-за своих коробок. — Подстраиваться под чьи-то вкусы я не намерен. И уж тем более оправдывать свои действия и поступки. Но твои слова меня определённо задели и хотя патетика не в моем вкусе, я позволю себе услышать суть твоих обвинений в мой адрес. Итак? — Пошел на хер, — устало отмахнулся Джон, понимая, что всё бесполезно: сейчас его снова утопят в водопаде слов и оплетут паутиной вычурных фраз. — И всё же, — настаивал Шерлок. — Вашингтон… подлец… Это довольно серьёзно. Хотелось бы выяснить причину твоего волнения. К слову сказать, как поживает Ферди? Твой друг произвёл на меня неизгладимое впечатление — мужчина потрясающей энергетики и обаяния, давно таких не встречал. Да что там — никогда не встречал. Джон смотрел и не верил: ну не мог он так ошибаться. Не мог всей душой привязаться к человеку, у которого вместо сердца кристаллизованный сгусток цинизма, а вместо крови — ледяная река. Хотя, почему не мог? Мог, конечно. Как все лесные клопы, высокой проницательностью ума он явно не отличался. — Надеюсь, теперь, когда ты от него далеко, с ним всё будет в порядке, — сказал он, направляясь в сторону лестницы. А что ещё он мог на это сказать? Только бы Ферди не влюбился в этого проходимца по-настоящему, со всей присущей ему страстью и пылкостью. И о чём только я думал? Как у меня хватило ума так крупно его подставить? Привести прямо в зубы к этому людоеду? Проклятье! Как только рассветёт —  к чёртовой матери из этого места. Никогда Джону не было до такой степени тошно. Феи, камины, иллюзии… До чего же смешно. Долбаное, мерзкое блядство! И ничего больше. — Я проводил его на вокзал, — донеслось вдогонку, — посадил в поезд, помахал на прощание. Я сделал то, что тебе, в силу сложившихся обстоятельств, сделать не удалось, и очень старался подарить твоему другу день, который он будет вспоминать с благодарностью, пусть даже тебя не было рядом, о чём он не уставал сожалеть. По-моему, у меня получилось. Чем же ты недоволен, Джон? Джон ошарашенно хлопал глазами, стараясь вникнуть в суть сказанных Шерлоком слов. Что он там говорит? «Врёт-врёт-врёт, — скрипел недоверчивый мозг. — Надо же ему запутать меня окончательно. А потом посмеяться». Но сердце уже знало — не врет, ни капельки, и смеяться даже не собирается. Всё так и было, и затопившее грудь облегчение вперемешку с жаркими волнами счастья являлись тому доказательством. Сердца лесных клопов весьма чутки, потому и ранить их так легко. — Но… Не понимаю... Как же так… — мямлил он, снова проходя в середину комнаты и недоверчиво глядя на Шерлока. — Насколько я понял, вы с ним... И вообще, Ферди сказал, что тебя дома нет. Как же так? Брови Шерлока взлетели в холодном недоумении. — А по-твоему, я дома был? Н-да. Ты на редкость невнимателен к мелочам. — Шерлок утомлённо вздохнул и на минуту прикрыл глаза. — Джон, очень тебя прошу, не мог бы ты продолжить свою загадочную и витиеватую речь несколько позже? Например, завтра вечером, когда вернёшься с работы? Кстати, обещаю вполне сносный ужин — кажется, ты уже убедился, что при желании мне удается кое-чем тебя удивить. А сейчас я хотел бы прилечь. Устал. — От чего же ты умудрился устать? — из последних сил хорохорился пристыженный, растерявшийся Джон, в то время как душа его металась заполошной птицей — то уносилась в пятки, то возвращалась, то вновь уносилась, не находя себе места. — Посвятил всю эту неделю марафону вокруг Земли? — Всю эту неделю я безвылазно находился в Лондоне и смертельно скучал. По тебе. Близилось утро, а Джон всё продолжал сидеть на диване — на том самом месте, где Шерлок так настойчиво его поджидал. Надо бы лечь и поспать хотя бы часок-другой, думал он, всё равно разобраться в этой головоломке одному вряд ли удастся. Завтра Шерлок наверняка всё объяснит, если, конечно, захочет. Но может и не захотеть, не снизойти, не посчитать нужным… Посмотрит насмешливо и займется своими делами. Ну уж нет, ничего у него не выйдет — Джон прижмет его к стенке и заставит выложить как на духу все свои махинации. Заставит. «Надо позвонить Фердинанду, узнать, как продвигаются его грандиозные американские планы. И когда-нибудь я непременно приеду к нему в Вашингтон. Хоть на недельку, да выберусь. Оформлю отгул». А ещё Джон подумал, что хочет, чтобы так было всегда: ночь, теплый отсвет камина, тишина, этот плед идиотский (отыщется, никуда не денется), жесткий ковер под озябшими пальцами… И Шерлок где-то поблизости. * адемония — тревога, сильное беспокойство