Вас ожидает мистер Шерлок Холмс

Начался новый этап их дружбы. Настоящей, мужской, без сомнительных примесей. Джон дружил на совесть, даже в собственных мыслях, словно и не было того щекотливого разговора, словно Шерлок не открывал ему своих чувств и греховных помыслов. Холмс оказался верен данному слову — ни единого намёка на былые фривольности. Да и страстно влюблённым он тоже не выглядел: безмятежный голос, ровное дыхание. Джон старался от него не отставать и тоже ровно дышал. Идеальное взаимодействие дружественно расположенных мужчин. Рукопожатия, сильные, но короткие (соединение ладоней на пару мгновений и ни на одно мгновение дольше), взгляды, тоже короткие — ясный, распахнутый Шерлока и потемневший, беспрерывно косящий Джона. Ничего с этой лёгкой косинкой Джон поделать не мог, хоть и злился как чёрт: не получалось у него честно и прямо посмотреть правде в лицо. Пока не получалось. К слову сказать, правда тактично делала вид, что происходящих странностей не замечает, хотя Джон давно уже понял: утаить от Шерлока даже мало-мальский пустяк затея столь же провальная, что и попытка спрятать цветущий куст в бесплодной пустыне. Но взяв на вооружение Соломонову мудрость, Джон утешился тем, что и это пройдет, что наступит день, и взгляд его станет как прежде открыт, светел и чист. Всё это частности — раздражающие, но не обременительные. В целом жизнь была относительно сносной. Не считая любви, которая, коси не коси, никуда не ушла — присосалась к сердцу пиявкой. И вот тут Джон постарался применить все доступные средства борьбы, считая, что не имеет морального права оставлять всё как есть, без попытки исправить случившееся недоразумение. Стоит ли сомневаться, что первым из намеченных им шагов был звонок Фердинанду. Джон без обиняков и речевых изворотов спросил его прямо в лоб: — Скажи, только правду, похож я на гея? Фердинанд рассмеялся: — Всё-таки Шерлок тебя дожал. — Не выдумывай, — буркнул Джон. — Никто меня не жал, и даже не собирался. — Слышу в голосе сожаление. Или мне показалось? — снова хохотнул Ферди. — Показалось. Так ты ответишь? — Джон, похож ты на своего папу, особенно, когда злишься — так и кажется, что перед тобой мистер Ватсон-старший и есть вероятность словить затрещину. — От темы не уходи. — Хорошо. Ну какой же ты гей, мать твою… — Вот! — воодушевленно подхватил Джон. — Что и требовалось доказать. — …но это не мешает тебе запасть на соседа. И, судя по всему, именно это и происходит. Джон молчал. Нет, слова Фердинанда не вызвали в нём бурю негодования или какое-то особенное потрясение — Ферди всегда был прямолинеен в суждениях. К тому же он уже успел намекнуть, и не раз, что видит в Джоне зачатки аномальной влюбленности. Но сейчас, именно сейчас, Джону хотелось бы слышать полную противоположность тому, что услышал. Какой-нибудь вдохновляющий трёп, а не эти нотки серьёзности в голосе человека, которому привык безоговорочно доверять. — Ау, Джон. Я тебя напугал? — Не из трусливых, — мрачно откликнулся Джон. — Что за херню ты несёшь? Противоречишь себе самому. Как можно запасть на соседа, если ты не гей? Ферди многозначительно хмыкнул: — Элементарно. Шерлок тебе понравился — вот и вся хитрость. Вне зависимости от члена в штанах. — И тут же деловито осведомился: — У тебя на него стоит? — Ферди, блять, неужели нельзя быть чуточку деликатнее?! Нихрена у меня на него не стоит. — Я бы добавил пока не стоит, но не буду. Так в чём же дело, Джон? Из-за чего ты страдаешь? — Я не страдаю! Просто анализирую. — Анализируешь? Надо же… — Фердинанд на минуту задумался, а потом раздражённо фыркнул: — Гей, не гей — бред какой-то! Как будто эти формальности имеют значение. И вообще, какого дьявола я тебя уговариваю? Ты сам понимаешь всё не хуже меня. Или, по-твоему, любви достойна только тупая раскрашенная фифа, по которой ты едва не засох? — Ну что ты, — выдохнул Джон, потому что даже сравнение показалось ему преступным. Фердинанд опять рассмеялся: — Так кто из нас полон противоречий? — Но затем он вдумчиво и где-то даже торжественно заключил: — Я бы не советовал сопротивляться, Джон. Всю жизнь потом будешь жалеть. — Подстрекатель ты чёртов! — возмутился Джон. — Помнится, на перроне кое-кто позеленел от испуга, предположив, что я… поменял направление. — Кое-кто ещё не знал Шерлока, — возразил Ферди. — Шерлок, Шерлок — что ты заладил? Мне поддержка нужна, а не… На что ты меня толкаешь? И о чём я буду жалеть, скажи на милость? — Сам знаешь о чём. Между прочим, я-то тебя как раз и поддерживаю, как могу, — спокойно ответил Ферди. — Не дрейфь, дружище, — проникновенно добавил он, — всё в полном порядке, мысленно я с тобой. Жизнь прекрасна именно неожиданными поворотами, да? — Да, — вяло ответил Джон, но потом оживился: — Итак, по-твоему, я не гей? — Нет, — ответил Фердинанд твёрдо. — Но… — Хватит. Никаких «но». Ты и без того много чего сказал. Это перемена мест так дурно на тебя повлияла — свобода выбора, легализация однополых браков… — Джон, ты начинаешь меня бесить. Поскольку голос Фердинанда приобрел хорошо знакомые оттенки металла, Джон поспешил смягчить возникшее напряжение: — Кстати, как Вашингтон? — Процветает. Мне здесь нравится всё больше и больше. Масштаб, перспективы, легализация однополых браков, наконец… Приезжай. Приезжайте вдвоём. Оказаться вдвоём в огромном далёком городе и затеряться в его пестроте Джон готов был прямо сейчас. Даже дух захватило — такой прекрасной показалась ему предполагаемая поездка. Прелые листья, пропитанный влагой воздух, Шерлок в тёплом пальто… И всё так ясно, так просто, и не надо бороться. Он тряхнул головой, отгоняя чудесное наваждение. — Надеюсь, это когда-нибудь произойдёт. Ну что, пока? — Пока, Джон, дружище. И поцелуй за меня Шерлока, да покрепче. — Тьфу. Разговор с Фердинандом ясности не привнёс, скорее напротив — добавил очередной повод усомниться в себе, смутив и без того замутнённую душу. «Слава богу, хоть… гм… не стоит, — думал Джон, поневоле возвращаясь к его бесхитростному вопросу, — и я уверен, что до этого не дойдёт». И он продолжил борьбу. Вспоминал все былые влюбленности, сильные и не очень, вспоминал чувственную сторону своего общения с женщинами (исключительно с женщинами, и разве это не показатель сформировавшейся, непоколебимой ориентации?), и всегда получалось одно и то же: желание перейти на горизонтальный уровень отношений возникало едва ли не в первый же день знакомства, а на третий или, в крайнем случае, на пятый это желание получало закономерное вознаграждение. Завалить на спину Шерлока и раздвинуть ему ноги — такое не приходило в его голову никогда. А те глупости с эрекцией в ванной — всего лишь глупости, неконтролируемое похмельное возбуждение. Пить надо меньше. По вечерам, укладываясь в постель, он в подробностях смаковал едва ли не каждое из своих увлечений, воскрешая в памяти соблазнительные детали. Воспоминания будоражили, Джон ёрзал под одеялом, намеренно распаляя себя сладострастными мелочами: позы, вздохи, милые сексуальные прихоти его мимолетных избранниц, пленительные изгибы их полногрудых фигур. Женщины, женщины, женщины — обнажённые, манящие и зовущие, в облаке длинных волос. Джон трогал себя, возбуждался, мастурбировал и кончал, удовлетворённый не столько физически, сколько морально. Вот это правильно, это то, что надо. Он хочет женщину, и не хочет Шерлока. А любовь… Любить можно по-разному. Да, Шерлок мужчина. Но ведь и Джон, слава богу, не гей, с этим даже ренегат Фердинанд согласился. Да, любит он Шерлока страшно, да, сердце порой останавливается от наплыва эмоций — тут тебе и нежность, и обожание, и желание сделать что-то приятное, к примеру, погладить по голове, перебрать завитки (они у него такие забавные и даже на глаз тёплые и шелковистые), положить на плечо ладонь… Но ведь это не то, что можно отнести к чувственным элементам? * Одним из важнейших, можно сказать, кульминационных пунктов его борьбы могла оказаться Сара, но использовать живую женщину в качестве доказательной базы он не считал возможным. Боже упаси. Джон Ватсон мог ошибаться, делать глупости, падать и подниматься, снова падать, расшибаясь чуть ли не в кровь, но козлом никогда не был. Другое дело, если бы он, даже несмотря на своё ошеломляющее открытие, продолжал иметь на девушку серьёзные виды. При данных обстоятельствах можно было бы смело принимать утешительное противоядие. Дружить с Шерлоком, любить его всей душой и ухаживать за Сарой Сойер с прицелом на брачный контракт — на это Джон, пожалуй, согласиться бы смог, и без душераздирающих угрызений совести. Но на сегодняшний день с прицелом было не очень, потому и не о чем говорить. Каково же было удивление Джона, когда Сара пригласила его сама — прогуляться после работы, поужинать… Он потерял дар речи, не представляя, как будет выкручиваться. Отказать невозможно, потому как это не просто намёк «было бы очень неплохо», это прямое предложение провести вечер вдвоем. Согласиться — значит сделать шаг в сторону отношений, к которым сейчас он был расположен меньше всего. Как, впрочем, и две, три недели назад… Он вовсе не против прогулки и ужина, да и погода наладилась — почему бы не воспользоваться моментом? Но слагать с себя ответственность за возможные осложнения было бы недостойно, а осложнений в этом случае не избежать, потому что разобраться в себе Джон пока не успел, процесс обещал быть долгим и требовал скрупулёзности. Любая ошибка могла стать роковой. Он оторопело молчал, и Сара восприняла его колебания как довольно прозрачный отказ. — Я навязчива, и конечно, это ужасно. — Нет-нет, — поспешил разубедить её Джон. — Это прекрасно. Просто я… Просто у меня… — Стирка? — горько усмехнулась девушка. И Джон решился. — Ничего такого, что могло бы меня остановить. После смены можешь располагать мною всецело. Девушка улыбнулась. Но вечер катастрофически не удался. Джон был напряжён и неотрывно думал о Шерлоке, вспоминая мини-скандальчик и последовавшую за ним молчанку, что тот устроил после дня рождения Сары. Конечно, вряд ли нечто подобное повторится теперь, когда Шерлок сам предложил ему крепкую дружбу, но чем чёрт не шутит… Надуется, да ещё, неровен час, снова исчезнет — жди его потом день и ночь. Одним словом, мыслями Джон был не там, где быть полагалось, Сара грустила, разговор не клеился, а так называемое свидание всё больше напоминало тягостную необходимость. Это отдаляло их от романтики с каждой проведённой вместе минутой, но они стоически продолжали пытку и даже отправились ужинать, где оба ковырялись в тарелках и прятали друг от друга глаза. За кофе Сара сказала: — Всё было замечательно, Джон, но на этом довольно. Останемся друзьями, если ты, конечно, не возражаешь. Это лучший выход для нас. «Все предлагают мне дружбу, как сговорились», — думал Джон, хорошо понимая, что с личной жизнью, увы, покончено; во всяком случае, кроме мастурбации во имя великой цели — борьбы, борьбы и ещё раз борьбы, — в ближайшее время ему ничего не светит. Не будет симпатичная, молодая женщина ждать, пока он очухается и снова примет человеческий облик. Но всё-таки он решил не рубить с плеча, как это делала Сара, и огорчённо ответил: — Мне неловко за свой чёртов идиотизм, но я и в самом деле сейчас не совсем стабилен. Как-то всё запуталось… Не хотелось бы, чтобы ты принимала всё на свой счет. Дело только во мне. — Понимаю, Джон, и, может быть, даже больше, чем ты. В любом случае, я испытываю к тебе самые тёплые чувства и не сержусь. — Правда? — Джон посмотрел с надеждой. — Это правда? — Конечно, — вздохнула Сара. — Ты невозможно милый. Вызови мне такси… Бейкер-стрит встретила его предгрозовой тишиной. Шерлок угрюмо буркнул «привет» и снова уставился в монитор. Если сейчас начнет язвить и ядом плеваться, решил для себя и без того огорчённый Джон, пошлю его далеко и надолго вместе с его дружбой и грогом, которым, между прочим, он меня так и не напоил. Плюхнувшись в кресло, он устало закрыл глаза — ну что за грёбаная безнадега? Никакого просвета. Как видно, Шерлок почувствовал его настроение. Или просто не сдержал любопытства. Но, так или иначе, он поднял голову и взглянул исподлобья — каков диагноз? Кислый вид любимого друга ничуть его не расстроил — напротив, Шерлок заметно взбодрился и отодвинул в сторону ноутбук. — Что-то случилось? Где ты был? И почему ни разу не позвонил? — А должен был? — Джон приоткрыл глаза. — Разумеется. Мы друзья и неплохо бы сделать так, чтобы вторая половина не волновалась. Хотя бы… Джона едва не подбросило в кресле. — Какая ещё половина?! Ты снова за старое?! — А у самого внутри полыхнуло восхитительно жарко — даже моральная вялость прошла. (Долго потом Джон корил себя за эту стихийную вспышку… радости, боже мой, конечно же, радости. Распрыгался, идиот). — Снова, да? — Нет, — спокойно ответил Шерлок. — Возможно, я не совсем удачно сравнил, но, на мой взгляд, друзья так или иначе половинки единого целого. Разве нет? Прости, если смутил тебя — в дружбе я не силен, и в её терминологии тоже. — Всё нормально, — тут же успокоился Джон, проникшись сочувствием к человеку, в чьей жизни такое понятие, как настоящая дружба, появилось только сейчас, и он по неопытности допускает безобидные ляпы. — Просто я несколько взвинчен. — Это заметно. Так где же ты был? — Кажется, на свидании. — Кажется? — Брови Шерлока удивлённо взметнулись, глаза блеснули насторожённо и недобро. — Хм… И что? Джон пожал плечами: — Чёрт его знает. Ерунда какая-то… Не будем об этом, ладно? — Не будем, — с видимым удовольствием согласился Шерлок. Понимающе закивал, вздохнул участливо. — В любом случае, не расстраивайся. Сегодня ерунда, а завтра — прекраснее не придумаешь. Ты голоден? — Нет. Но чаю бы выпил. — Вот и чудесно. — Шерлок снова придвинул компьютер. — Мне покрепче, и сахару два кусочка. Спасибо. — Пожалуйста, — усмехнулся Джон, поднимаясь и отправляясь в кухню — готовить чай. * Конечно, с Сарой получилось неловко, и Джону следовало сделать окончательный вывод, покорно сдавшись на милость судьбе — пусть сама разбирается, гей он или не гей. Но упрямства Джону не занимать, и боевого духа он пока ещё не утратил. Уж больно хотелось ему доказать себе самому, что изначально был прав исключительно он. А все остальные — неправы. Последней инстанцией довольно мучительного самокопания явилась домовладелица, что было совершенно естественно — именно она бросила первый камушек в тихую гладь его гетеросексуальных вод. Не считая Шерлока, разумеется, но брать его во внимание было бы неразумно — так или иначе, он сторона далеко не нейтральная. В один из вечеров, когда Шерлока дома не оказалось (но, как и было обещано, друг предварительно доложил, что собирается «удовлетворить возникшую половую потребность», что продлится это недолго и они вполне успеют досмотреть тот восхитительно тупой детективчик, финал которого он мог бы рассказать Джону прямо сейчас, но его «уже ждут и даже торопят»), Джон поплелся к домохозяйке, якобы привлёченный ароматом домашней выпечки. — Ватрушки? — заинтересованно осведомился он. — Вкусно пахнут. Но я к вам по делу. Джон понимал, что вопрос, который он собирался задать миссис Хадсон, весьма откровенен и наверняка возбудит в женщине подозрения относительно истинности его интереса. Но не задать его он не мог. — Прекрасно, прекрасно, Джон. — Леди засуетилась возле кухонного стола, приглашая присесть и отдать должное вечернему чаепитию. — Я уже собиралась подняться к вам, но вы сами… Прекрасно. А Шерлок? Почему он не с вами? А-а-а, понимаю. О чём-то думает, и ему, конечно, не до моих глупых ватрушек. Но я положу ему парочку… — Нет его, — перебил домовладелицу Джон, едва не поперхнувшись тоской, которая вырвалась вместе с этой короткой фразой. — А где же он? Довольно поздно для одиноких вечерних прогулок. — Миссис Хадсон прищёлкнула пальцами. — Ну конечно, так я и знала — новое дело. Вот увидите, доктор, когда-нибудь он потащит вас за собой. Как миленький полезете и на крышу, и в сточную канаву, и ещё бог знает куда. — Не вижу причин для отказа. Это должно быть очень увлекательно и… — …очень опасно, — быстро добавила миссис Хадсон. — Мне будет гораздо спокойнее, если рядом с ним наконец-то окажется кто-то близкий и сильный. Как вы, например. — Да, — согласился Джон, — риск я люблю, это бодрит. И всегда готов откликнуться. Конечно, если Шерлок меня позовёт… Они помолчали, занятые каждый своим: миссис Хадсон чаем и булками, Джон — мыслительным процессом. Прийти-то он пришёл, а с чего начать разговор, совершенно не знал. Миссис Хадсон сама подтолкнула его, устраиваясь напротив и благодушно жмурясь. — Шерлок стал намного спокойнее и… сдержаннее в своих порывах. Ваше влияние неоценимо, дорогой Джон. Удобный момент. — Скажите, миссис Хадсон, — начал Джон. — Эти его… приключения… — Расследования? — уточнила леди. — Да нет… Имеются в виду приключения иного рода. Скажем так, гм… интимные. — Мальчики? — Да. Миссис Хадсон потянулась через стол и неожиданно крепко сжала его предплечье. — Это не должно волновать вас, Джон. В дурманящий омут чувств однажды погружается каждый из нас. Не миновало это и Шерлока. В конце концов, столько лет он даже не думал о чём-то подобном. Представляете, ни одного романа — неприступный, холодный, прекрасный. Ну просто мраморный истукан. Иногда я даже сомневалась, что бог дал ему… ну… то самое… что дает всем мужчинам. От напряжения барабанные перепонки Джона звенели, и предположение миссис Хадсон о возможном отсутствии у Шерлока гениталий он пропустил мимо ушей. — Ни одного? — спросил он, почему-то сразу охрипнув. — Поверьте. Уж я бы заметила. А потом появился первый. А потом второй. Начались эти загадочные отъезды-приезды. Не дом, а вокзал. — Они все жили здесь? — Жили — сказано громко. Иной раз его романы длились каких-нибудь несколько дней. Некоторые до двух недель, но, как правило, он быстренько собирался и увозил своего бойфренда… откровенно говоря, я даже не знаю куда. Потом появился Дэвид, и я решила, что это серьёзно. Уж как они ворковали, боже. Шерлок был мил, предупредителен, забросил свои химические безумства. А Дэвид… Я никогда не видела настолько влюбленного человека. — Она запнулась и виновато взглянула на Джона. — Но, кажется, я заболталась. Возможно, вам не особенно интересно. — Ну что вы, миссис Хадсон, это довольно забавно. — Джона мутило. Ватрушка застревала в горле глиняным комом, чай отдавал хинином. Ревность бушевала в его крови, дотла сжигая сосуды, а сердце выпрыгивало из груди. — И мне абсолютно… вы слышите?.. абсолютно безразличны все его бля… простите… все его блудливые похождения. Аб-со-лют-но. Миссис Хадсон потрясённо моргнула. — Но вы, кажется, немного… расстроены. О боже. Вы ОЧЕНЬ расстроены! — Она всплеснула руками, прижала ладошки к щекам и покачала головой, накрытой бирюзовой косынкой. — Всё-таки он вас охмурил. Признаться, я уже и не надеялась. Вот дурочка. Разве можно от Шерлока ускользнуть? Поняв, что не к месту и не по делу разволновался, и проклиная себя за повышенную эмоциональность, Джон постарался взять себя в руки, ответив домовладелице с легкой насмешкой: — Миссис Хадсон, я плохо вас понимаю. Почему я должен куда-то скользить, и почему вы так зациклены на… гомосексуальной… гм… любви? Неужели однополые супруги, проживающие под крылышком вашей приятельницы, настолько задурили вам голову? Вы же серьёзная, взрослая женщина. — Ах, — рассмеялась миссис Хадсон, — как сильно вы ошибаетесь, милый доктор. В душе я совершеннейшее дитя. И дитя порочное, скажу я вам. На порочное дитя миссис Хадсон походила весьма условно, особенно сейчас, в клетчатом переднике и косынке, но спорить с этим Джон не решился — человеческая душа непроницаема даже для самых внимательных глаз. — Пусть так, — согласился он, — хотя мне сложно это представить, но вы, кажется, были замужем… — Ни слова об этом! — воскликнула миссис Хадсон. — Ошибки делают все. — Простите. Но вы женщина, вы потенциальная мать и должны понимать, насколько важны человечеству нормальные, традиционные отношения. Как же можно… — взглянув в раскрасневшееся лицо домохозяйки, Джон догадался, что брякнул что-то не то — глаза женщины сверкали нешуточным гневом, — …игнорировать… эмм… демографическую ситуацию в мире? — закончил он и впился зубами в сдобу. — Кушайте, кушайте Джон, — холодно подбодрила домовладелица. — Если я правильно поняла, вы собираетесь осчастливить некую особу женского пола? Завести с ней детей? — Нет, — растерянно отступил Джон, забыв о чае и кое-как, на сухую проглатывая ватрушку. — О боже, конечно же нет. — О боже, конечно же нет? В таком случае, мистер Потенциальный Отец, выпейте чаю, чтобы не подавиться, и отправляйтесь наверх — поджидать своего Шерлока. Практически выгнала вон, но Джон не обратил на это внимания. Ничто уже не могло опечалить его сильнее. — У него свидание, — сказал он, ужасаясь муторному отчаянию, которым наполнился голос. — С одним из… этих… гусей. — Нет у него никаких гусей, — устало вздохнула женщина. — Вы у него есть. И вы не любите его. Почему-то. — Люблю, — ответил ей Джон. — Очень люблю. Он же мой… друг. Женщина глядела на него во все глаза. — Не хотелось бы вас обижать, но… Джон, вы что, идиот? В ту ночь Шерлок так и не вернулся домой. Как видно, быстро удовлетворить возникшую половую потребность не получилось. И восхитительно тупой детективчик они досмотрели не сразу, потому что Джона тошнило от одного только воспоминания о мучительно долгой бессоннице, которая выедала его мозг почти до рассвета. А больше всего тошнило от тех ничтожнейших оправданий, которые он напридумывал, глядя в беспросветную полночь: мол, сволочь Шерлок, какая же сволочь, ведь обещал, обнадёживал, а Джон не спи теперь, терзайся в неведении, кто же всё-таки прирезал того патлатого дядьку. * Да, жизнь была относительно сносной… Чёрт побери, к чему эта смехотворная ложь? Эти детские хитрости? Факт остается фактом — наперекор утомительному поединку, в процессе которого Джон день и ночь (если вдруг наведывалась бессонница, а она в последнее время наведывалась всё чаще) сражался с собственным сердцем, жизнь с Шерлоком была очень приятной. Рабочее утро начиналось почти всегда одинаково: внизу раздавалось зычное «Джон, уже половина восьмого!», и квартира приходила в движение. Джон ворчливо бубнил в подушку «Какого черта тебе не спится?», но улыбался довольно, а если отринуть детские хитрости и признаться начистоту, улыбался он счастливо, потому что чувствовал себя бесконечно счастливым. К завтраку выходили оба — после выяснения отношений это как-то сразу стало одной из традиций их совместного проживания, как и то, что его приготовлением всегда занимался Джон. Но он не роптал, потому что (и это тоже непререкаемый факт) готовить завтрак для Шерлока, варить для него кофе было не досадной обязанностью, а приятным (замечательным, чудесным, волшебным) началом нового дня. Затем каждый разбегался по своим делам, хотя дела Шерлока, как правило, ограничивались затворничеством у компьютера. Стоит заметить, за исключением той ночи, когда Джон безутешно страдал из-за неразгаданной тайны патлатого дядьки, Шерлок почти не покидал Бейкер-стрит и выглядел при этом вполне довольным, во всяком случае, на подвиги его не тянуло. Несколько прозвучавших в присутствии Джона звонков были восприняты Шерлоком одинаково равнодушно: «Воздержусь от участия. Это не кажется мне интересным — пресно и без изюминки. Кроме того, ты в состоянии справиться сам. По-моему, я слишком разбаловал твою задницу, не находишь?», «И в чём же сложность? Вот уж не думал, что обнаружу в тебе зачатки пассива. Ты обленился, и в этом я, к сожалению, вижу свою вину. Встряхнись!», «Из-за такой ерунды? Нет, не приеду. У тебя есть твой драгоценный Андерсон, с ним вы прекрасно развлечетесь и без меня, а любовь на троих никогда меня не прельщала, тебе ли не знать». И всё в том же духе. Джон внимательно слушал, хлопал глазами, замирал, а потом злился на жгучее беспокойство, что вызывали в нем эти загадочные переговоры. Но такое случалось всё реже, похоже, невидимый собеседник почти потерял надежду вытащить Шерлока из квартиры. И слава богу. Судьба давно не баловала Джона домашним теплом, но на этот раз она расщедрилась от души. Были вечера у камина, именно такие, как и мечталось обоим, был чай с лимоном (до грога дело всё ещё не дошло, но, к слову сказать, вьюгами и метелями тоже пока не пахло, хоть осень и перешла в стадию поздней), рассыпчатое печенье и неизменный десерт — глоток коньяку для расслабления утомленных мышц и улучшения сна. Были беседы. Шерлок и вправду поведал полдюжины особенно заковыристых дел, хотя было заметно, что возвращаться к пройденному он не любил. Одно из раскрытых им преступлений показалось Джону просто чудовищным, и поскольку рассказчик из Шерлока был потрясающий (надо ли удивляться), кровь его леденела и очень хотелось придвинуться к Шерлоку ближе. Хотя бы чуть-чуть… Было уютно, приятно, надёжно и вообще замечательно. Тем не менее бороться Джон продолжал, хотя силы уже иссякли, пыл угасал, да и былые образы потускнели — существование бок о бок с Шерлоком способно затмить любой, самый неизгладимый образ. Страшно сказать, но ежевечерняя визуализация былых сексуальных услад, даже довольно смелых и откровенных, больше не приносила плодов. Джон зевал, невкусно и апатично елозил руками в трусах и засыпал, не добившись и намека на былую готовность. C борьбой пришлось распрощаться после одного удивительного, ни на что не похожего сна*. И распрощаться навеки. Даже до зубов вооруженный Джон выглядел бы картонным воякой с деревянным копьём, продолжай он свои невразумительные потуги. Ну право слово, это уже смешно. Но сначала был вечер, проведенный с Майком Стэмфордом в пабе. Не виделись они очень давно, хотя и созванивались регулярно. Майк живо интересовался подробностями их с Шерлоком дружбы и радовался воцарившемуся взаимопониманию. Сам Майк был всё так же упитан и всё так же удручён поведением своей ветреной второй половины. Жизнь его не менялась и веселее не становилась. Но он не жаловался и даже иронизировал над своим положением мямли и подкаблучника. Посидели они недолго, да и выпили скромно: по три пинты эля с жареными колбасками и ржаными хрустящими снеками. Майка поджидала супруга, несмотря на свободолюбивый нрав ревновавшая своего толстячка к каждому столбу. Шерлок встретил Джона доброжелательно, допросов с пристрастием не учинял, а узнав, где и с кем тот завис, посетовал, что не позвали с собой, но, кажется, не обиделся. Погнал в душ и велел отдыхать, что Джон и сделал, жалея лишь об одном — о чашке горячего чая с сахаром и молоком. Он крепко уснул, впервые по-настоящему отпустив напряжение и расслабившись до состояния невесомости. И приснилось ему нечто невообразимое. С настойчивостью альпиниста он карабкался на Лондонский огурец**, соскальзывая с гладких стеклянных стенок, жарко обнимая чёртову башню (во сне его руки приобрели аномальную способность беспрепятственно обхватывать столь гигантский для них объём) и стремясь во что бы то ни стало добраться до цели — до острой вершины громадного сооружения. Он карабкался и карабкался, вжимаясь в поверхность пахом и бёдрами, и сходил с ума от возбуждения и радости предстоящей победы, в которой почему-то был абсолютно уверен. Но до вершины так и не дотянул — проснулся с намокшим бельем и адским желанием вцепиться в собственный член. В паху горело огнём, медлить было нельзя, и Джон удовлетворил себя, издавая протяжные стоны, наплевав на то, что может быть уличен вездесущим Шерлоком. Только бы кончить — таков был его девиз на тот безумный момент. Почему ассоциации сработали таким удивительным образом, почему этот сон напрямую был связан с Шерлоком, Джон сказать не умел, но работал он кулаком и кончал с одной только мыслью: хочу, хочу, хочу до безумия… И не кого-то там, а того, кто спал этажом ниже, не догадываясь, что стал вдохновителем сказочного оргазма. С этого начались проблемы — так малодушно Джон называл свою одержимость другом. Он внушал себе снова и снова, что без спонтанной эрекции обходятся только скопцы, что с ним и раньше такое случалось, да и пикантные сны (хотя, что пикантного в Мэри-Экс?) ему снились отнюдь не впервые. Но сейчас всё выглядело совершенно иначе, и каждое свое сексуальное возбуждение Джон воспринимал как личную драму. А уж когда у него колом встало на Шерлока — конкретно на Шерлока, а не на эротические фантазии о достопримечательностях города Лондона, — Джона едва не хватил удар. Ничего необычного и уж тем более из ряда вон выходящего — всего-навсего СМС с абсолютно невинным текстом: «Джон, мне слегка нездоровится, так что если возникнет необходимость, найдёшь меня в спальне». Джон заволновался, тут же начал названивать, но телефон Шерлока оказался отключенным, злорадным голоском сообщив, что абонент недоступен. Недоступен для тебя этот абонент, чёртов ты придурок, недоступен. Нервничал Джон ужасно, но вскоре взял себя в руки и принялся представлять, как приедет домой, как найдёт спящего Шерлока в спальне… (а может быть, к тому времени тот уже будет бодрствовать, что тоже неплохо)… как будет его лечить, ставить градусник, щупать лоб, как потребует открыть рот по возможности шире и заглянет в горло по возможности глубже. Горло, конечно же, окажется красным и воспаленным, губы — обветренными и сухими, влажный лоб будет жарко пылать, а Шерлок почему-то стонать… Стояло у него при этом так крепко, что Джон дрожал, задыхался и покрывался потом. Спас его пациент, прогнусавивший «можно, доктор?» и разразившийся таким оглушительным кашлем, что эрекция Джона испуганно дрогнула и быстро пошла на убыль. Но забыта им не была. Да и как забудешь, если с того момента Джон бредил Шерлоком день и ночь — маялся снами, фантазиями, жёстко дрочил, ненавидя себя, свою глупость и свою чёртову жизнь. Это было мучительно, это было постыдно. Джон извёлся и спал с лица. Он любит Шерлока. Он хочет Шерлока. И он гей — во всяком случае, в стенах этого дома. И если ужас не довёл его до состояния чёрной депрессии, то лишь потому, что Джон до конца не верил, что это происходит на самом деле, и что он находится в пугающей близости к тому, чтобы залезть к мужику в штаны. А тут как раз нашлось время для детектива, заброшенного на самом увлекательном месте. Точнее сказать, нашёл время Шерлок, позвонив Джону ближе к окончанию смены и поинтересовавшись: — Надеюсь, сегодня ты никуда (явно намекая на маловразумительное свидание с Сарой)? — Никуда. — И я — никуда. Проведём вечер по-домашнему, тихо, и досмотрим тот пошлый примитивизм. Не возражаешь? Ещё бы Джон возражал. Дома его ожидали наскоро приготовленный ужин и накрытый журнальный столик. Ожидала его и бутылка Dalmore — любил, любил Шерлок покрасоваться дорогими напитками. — Живее, — подстегивал он, и Джон поспешил в ванную. Там до него и дошло, что, судя по тому, как многозначительно придвинут столик к дивану, Шерлок собрался со всеми удобствами расположиться на нём. Вместе с другом. А как иначе? И что в этом необычайного? Не сидеть же по разным углам гостиной… Представить Шерлока так одуряюще близко было до чёртиков страшно. Измученный эротической пыткой, Джон не мог бы поручиться за выдержку своего организма. С некоторых пор само присутствие Шерлока вызывало прилив крови к самым неподходящим местам. Вот и сейчас Джон взволнованно опустил глаза — всё ли в порядке. Когда было такое? Когда он доходил до того, чтобы опасаться за порядок в собственных брюках? Безумие. Как и предполагалось, Шерлок сидел на диване и уже что-то жевал. — Включаю? — спросил он, поднимая на Джона глаза. — Садись, я уже плеснул по глотку. Джон примостился рядом и поднял бокал. — Помнишь, на чём мы остановились? Там было… — Да помню я эту чушь. — Шерлок коротко стукнул бокалом о бокал и уставился на экран. — Потрясающая бессмыслица. — А мне нравится, — набычился Джон, залпом выпивая налитый виски. — И хотелось бы знать, чем всё закончится. Так что, если тебе, конечно, не трудно, заткнись. Шерлок примирительно поднял ладони и откинулся на спинку дивана, задев Джона плечом. — Умолкаю. Всеми силами Джон старался смотреть на экран и не смотреть на Шерлока, особенно на его слегка раздвинутые колени и выступающий бугорок застёжки. Но всё это было так близко, что глаза поневоле обращались к запретному месту, и в них вспыхивали подозрительно яркие искры. — Отличный детектив, — упрямо нахваливал он, отвлекая себя от нарастающего возбуждения и поглощая виски почти не закусывая. Алкоголь приятно согревал пищевод, горячо плескался в желудке и вскоре, как и следовало ожидать, мощно ударил в пах, панически быстро устремляясь к головке. Джон не смел опустить глаза, хотя какой в этом смысл — и без глаз было ясно, что творится в недрах его штанов. Капля за каплей предательский виски вытекал из уретры, член болезненно упирался в ширинку, и Джон обречённо ждал, когда это безобразие станет заметно другу. И что он на это скажет. И Шерлок сказал: — Да-а… Лучше сто раз убить самому, чем вести следствие, как вёл его этот дурак. — Чего ты к нему прицепился?! — заорал Джон, содрогаясь от нестерпимо сладкой, умопомрачительно жаркой вибрации в гениталиях. — Мужик как мужик, разве что на тебя не похож. Так не все же, блять, такие красавцы и гении! — Джон… — Да, я Джон! Джон Ватсон! А ты Шерлок, мать твою, Холмс! И что дальше?! На всякий случай Шерлок слегка отодвинулся. — Что с тобой? Голова Джона пылала, в паху разгоралась страсть, мошонка каменела и ныла, а он продолжал орать, дрожа от выброса адреналина и размахивая опустевшим бокалом: — Ничего со мной! Никакого хуя со мной, ты понял?! Я в полном порядке, ты понял?! Сижу вот сейчас с тобой рядом, смотрю эту ёбаную муру и чувствую, что я в ёбаном полном порядке! Всё?! — Д-да. А что — всё? — обескураженно помаргивал Шерлок. — Всё — всё! Я — всё! Я… — Джон отбросил бокал и закрыл руками лицо. — О боже, Шерлок, я абсолютно всё. Мать твою. — Джон, подожди, — взволнованно заговорил Шерлок, снова придвинувшись ближе. — Я чем-то тебя обидел? Это из-за детектива, да? Но он в самом деле не очень… — Я знаю, — глухо пробормотал Джон. — Знаю. — Ну и? — продолжал волноваться Шерлок, наклоняясь и обдавая дыханием его импровизированное забрало. — Убери руки, что ты как маленький. Джон понимал, что это предел, что если сейчас он не сделает с этим хоть что-то, ему не жить. Да, вот так просто — не жить. И он сделал — отнял от лица руки, схватил ладонь Шерлока и вдавил в свою вышедшую из подчинения плоть, с гибельным наслаждением чувствуя, как вздрогнул от неожиданности его потрясающий друг. Упоительно сладкая боль пронзила его и растеклась под кожей, Джон выдохнул — господи, наконец-то. Ладонь, такая крупная, такая горячая, легла на него идеально: полностью накрыла греховный стояк. Откинув голову и зажмурившись, он принялся жадно ласкать себя этой долгожданной, страстно любимой ладонью, сопровождая каждое движение стонами — о боже, да, да, да, да, эти прикосновения выстраданы им сполна. Разум вопил, грозя Джону лишить его себя самого, но Джону было на разум плевать — он кружился в кипящем водовороте и неминуемо шёл ко дну. И это было восхитительно. Потрясающе хорошо. Он метался по дивану, едва не сползая на пол, и, вцепившись в Шерлока, исступленно тёр его рукой собственный член, рыча как дикий зверь и обливаясь жаром. Воздуха не хватало, сердце проламывало грудину, в ушах грохотала сумасшедшая кровь. Губы пылали от ожидания — пожалуйста, пожалуйста, пусть он меня поцелует, пусть заткнет эти блядские, развратные стоны, пусть сожрет эти губы, этот мерзкий язык, который каждым своим рецептором жаждет почувствовать вкус падения. Но Шерлок всего лишь прижался к его дрожащему боку, прильнул к шее запылавшим лицом и прошептал: — О Джон… Голос, полный мучительного облегчения, мгновенно его отрезвил. В диком ужасе Джон отшатнулся, движимый одним лишь намерением — убежать. Мчаться, не разбирая дороги. Сдохнуть, навсегда исчезнуть от этих проницательных глаз, которые смотрят в самую душу и видят там все его извращённые тайны. Но нет сил даже двинуться с места. И так тянет вновь оказаться поближе к ладони… Да и Шерлок бдительности не терял — испуганно зачастил «нет-нет-нет», рванул его на себя, обхватил руками, и Джона вновь поглотила вселенная, в этот раз забросив на самую огненную из планет. Вместо солнца там испепеляющее горнило, вместо рек несутся потоки расплавленной лавы, и Джон тонет в ней с наслаждением, и рассыпается пеплом, потому что всё это — Шерлок, который обнимает его за плечи и возобновляет ласку совсем неласково, с отчаянно дерзким напором, яростно и нетерпеливо. Джона подбрасывает снова и снова, в паху беснуются и свиваются в кольца жаркие плети. — Господи, Шерлок, — стонет он, вжимая пальцы в готовый к эротическому катарсису член, — как у меня стоит… о мать твою… Шерлок… я кончу сейчас… Шерлок… Шерлок… господи, Шерлок… помоги же мне… — Как? Джон, что мне сделать, скажи? — Шерлок совершенно очевидно растерян, весь его восьмикратный опыт однополого секса летит к чертям. — Что? — О господи, — ужом извивается Джон. Всё, что он чувствует сейчас, бесподобно, но такой ласки ему уже недостаточно. На грани оргазма, подступающего короткими всполохами зарниц, но в любую минуту готового обернуться бурей с громом и молнией, этого ему уже недостаточно. И всё равно, как это выглядит со стороны. — П-пожалуйста, помоги… помоги мне… их расстегнуть. — Он уже умоляет, совершенно беззастенчиво подаваясь навстречу Шерлоку пахом. — Я должен… подрочить хоть немного… я… о… о мать твою… о блять… о-о-о… — Да-да, я сейчас… сейчас помогу… Подожди минуточку… Мы справимся… справимся… — Шерлок лихорадочно возится с пуговицей его штанов, и, утешительно поглаживая огнём пылающий член, раздражённо дергает молнию. — Да что с ней такое? — бормочет он, и это испуганное бормотание вихрем проносится по планете, взметая оранжево-алые искры. Лава выходит из берегов, обильно заливая планету густыми потоками. Джон всхлипывает, дёргаясь раз-другой, и замирает, привалившись к Шерлоку всем своим догорающим телом. — Не надо… — Ему кажется, что прямо сейчас он умрёт от стыда. За эту безобразную вакханалию, за корчи и выкрики на диване, за полное помрачение разума, за сперму, что выстреливала из него под ладонями Шерлока. Он жалок, он отвратителен со своими заляпанными трусами, со своими холодными пальцами, которым никогда уже не согреться. Бежать. Бежать. Бежать. Жар заливает глаза и щёки. Превозмогая накатившую слабость, он делает короткое неуверенное движение — подняться, уйти, умереть. И Шерлок целует его. В губы. Так страстно и вместе с тем так благодарно, будто это именно он, а не дрожащий и стонущий Джон, только что распадался на атомы от нечеловеческого наслаждения. Джон задыхается, из глаз его катятся слёзы, а в груди горит невиданная любовь. — Делай со мной всё, что захочешь. Я твой. — Я просто тебя люблю. * Да, автор любит сны и сновидения) Грешна…)