***
— Привет, пап. — Шелли? Отец заметно поседел с их последней встречи. Тонкие серебряные пряди волос рассыпаются по лбу из-за заметного кивка головой. Мужчина крепко сжимает кулаки, когда дочь присаживается напротив него. Сама комната представляет собой небольшую гостиную со множеством столиков, диванчиком, серым шкафом — атмосфера и без того бледная пестрила серыми блеклыми цветами. Маленькие желтые лампочки бросают пятна света на стол, но, будь сейчас ночь, все равно было бы темно. — Ты забрала тот яд? Ты Ядовитая? — шепот царапает ушные раковины, Мур придвигает стул, наклоняясь ближе к его лицу. Они всегда понимали друг друга с полуслова. Отец и дочь. Что бы ты не придумал, Эрик Мур всегда на шаг впереди. Он знал, что дочь когда-нибудь найдет его, и на пути сметет кого угодно. Она была упорной, но чувство мести затмевало в ней все эмоции. — Я прошу тебя, уходи. Тебя поймают. Нам говорят, они собираются поймать Ядовитую. Одни — ради яда, ибо его состав уникален и собрать его из найденных на месте убийства остатков не выйдет, другие — из принципа. Шелли, тех людей, что засадили меня сюда, не вывести на чистую воду. Она сидит с опущенной головой, словно провинившаяся. — Я попытаюсь. Я должна. Ты не виновен. Виновные понесут наказание, — в ответ тем же шепотом, и чуть громче прибавляет: — мне нужно чуть больше времени, — вскидывает голову, и очки сползают на кончик носа. Есть свидетели, которых нужно устранить. Есть Джером и Лайла Валеска. Есть совесть в конце концов, которая толкает ее к сдаче с повинной, как Раскольникова. Он слушает и понимает — дочь по уши в дерьме, и вылезать из него ей придется одной. Многогранная — Эрик видел в ней каждую сторону. Хладнокровную, жаждущую мести, и хорошую, которую уже успели увидеть другие. Словно восковые фигуры охранников расставлены по углам комнаты. Но пусть они имеют уши, рассказать ничего они не могут. Не хотят. — Видела бы тебя мама, — мужчина откидывается на спинку, вглядываясь в серую радужку глаз дочери за очками. Шелли никогда не стеснялась очков, потому носила их, почти никогда не снимая. — Уходи, Шелли. Брось это, я сгину здесь, но ты не должна. Скрип стула — она обходит стол и наклоняется к нему, сжимая широкие плечи в объятиях. Эрик знает: Шелли не послушает и все равно пойдет дальше, пока не разберется в этом ужасе, в который влезла сама. Продала свою душу и нервы по дешевке дьяволу, выбешивая теперь весь департамент полиции своим присутствием. Слезы рвутся быстрее, чем она осознает, и тут уже не поспоришь с тем, что человеческое начало в ней присутствует. Похороненное вместе с моральными ценностями, искренностью, лишь редко прорастает сорняком на каменной плите. — А я не отстану.5.
6 августа 2017 г. в 19:36
11.11
Здание больницы встречает ее хмурыми глазами-окнами и огромной пастью-воротами. Темно-зеленые кусты карабкаются из мокрой земли когтистыми ветками, выбираются на асфальтовую дорожку, ведущую ко входу больницы.
Шелли вскидывает голову, разглядывая ржавые буквы названия заведения. Аркхем. Кутается в плащ, поглубже засовывая руки в карманы. Неуютно. Напрягает эта гнетущая сырая атмосфера, небо давит сверху серой бетонной плитой. Вот еще на лоб капнуло.
Мур двигается дальше. Поднимает воротник, боковым зрением наблюдая за лицами проходящих мимо охранников и врачей. Ускоряет шаг, потому что дождь настойчивей бьет по затылку, она поднимается по обшарпанным бетонным ступенькам и тут же тормозит, потому что охранник, что стоит у входа, закрывает своим телом дверь.
— Малышка, ты вечером свободна? — спрашивает хамовато, растягивая губы в кривую улыбку. Его лысина отливает синевой, он вынимает руки из карманов меховой куртки и приглаживает ее. Шелли делает шаг назад.
— В моей комнате так одиноко, — Шелли фыркает, взмах кистью руки делает, чтобы тот отошёл, но мужчина все еще завораживает вход в больницу. Огромной ладонью он тянется к девушке, у той даже дыхание замирает на секунду.
— Какая мерзость! — одергивает его. — Манерам поучись прежде. Открывай, или я закричу.
— Пупсик, зачем же так реагировать? Я по-хорошему прошу погулять со мной, — его голос вызывает под кожей нервный зуд, и она даже начинает жалеть, что не захватила с собой пистолет или нож, чтобы угрозы звучали более реалистично.
Шаг вперед, и он оказывается в метре от нее. Его глаза горят, глядя на фигурку девушки, ее мягкие шелковистые волосы, серые блестящие глаза в оправе очков — сверху вниз, словно лев на маленькую лань. Снизу вверх — смотрит Шелли, маленькая, наивная лань, которая ощущает себя дикой кошкой, способной выцарапать глаза льву.
— Ты же знаешь, что не добьешься своего. Быстро. Открыл. Мне, — шипит девушка, тыкая того пальцем. Она не будет себя показывать, не будет кричать, что еще подумают в больнице о такой истеричке?
Изнутри кто-то пытается открыть дверь, и мужчине приходится отойти, чтобы выпустить врача. Шелли свободно вздыхает, стирая капельки пота со лба.
— О-у, вы к пациенту? — презрительно махнув рукой охраннику, чтобы тот ушел, мужчина в маленьких круглых очках с хрипотцой в голосе спрашивает, по какому поводу девушка решила навестить Эрика Мура.
— Я его дочь. Шелли Мур. Есть проблемы?
— Никаких, юная леди, никаких, — качает головой мужчина, представляясь. Шелли пожимает ему руку. Фамилия его кажется идеальным для врача в таком месте. Стрэндж. В голове проносятся мысли о том, насколько он хорошо знает ее отца, его поведение, историю болезни, и ставит себе зарубку навестить его в один из поздних Готэмских вечеров. Чертова канитель имен в списке жертв, которая пока ни на шаг не приблизила ее к заказчику такой расправы для Эрика Мура и еще четырех людей.
— Проблема — ваш отец, который отрицает свои поступки. Что вы думаете?
Мур думает, что Стрэндж не знает о его невиновности и ее преступлениях, Хьюго просто рад думать, что она видит в нем наивного психиатра. Улыбка в ответ на улыбку — вот, в чем оба преуспевают.
— Думаю, у него есть основания так полагать, — она вкладывает ладони в карманы, рассматривая глаза за стеклами рубиновых очков доктора. Тема их разговора могла бы создать напряжение, не будь Стрэндж асом в своем деле.
— Он будет поражен вашим приездом, мисс Мур — мужчина открывает папку с делом пациента и выдает ей маленькую фотографию. — Он постоянно говорит о вас, — на ней она в выпускном платье. — Вам есть о чем поговорить с ним, не так ли?