Рядом и порознь

За запонки, естественно. Скользя по манжете рубашки Говарда медленно так, осторожно даже, словно запрещая себе большее. Однако шея как-то сама подставляется под губы Старка. И невнятное, тихое «сэр». Джарвис не заметил, откуда в Говарде все эти резкие порывы, не заметил, где этот переломный момент между простым «Эй, Джарвис!» и как будто бы случайными касаниями, между касаниями и первыми прижатиями к стенам, между прижатиями к стенам и хватаниями за галстук с последующими за ними жадными поцелуями… Все, что он чувствовал, — вот сейчас, сейчас происходит то, что объяснить совершенно невозможно. Крепко сжимает запонки подушечками пальцев до побеления. Почти незаметно для себя прогибается в позвоночнике, еще незаметнее – почти вцепляется в обивку подлокотника кресла одной рукой. Говард знает, как подловить момент. И как компенсировать слишком значимую разницу в росте. — Сэр… — повторяет словно с неодобрением, словно прося остановиться, одуматься прекратить. Пальцы трут запонки на манжете чужой рубашки, дыхание клочьями, обрывками. — Тише, — шепот в шею, и Джарвис слышит скрип обивки спинки под пальцами правой руки Старка. Прижимает локти как можно ближе к себе. Мурашки по коже. — Не надо, сэр, прошу, прошу, сэр, — невнятное, с придыханием. — Все в порядке. Если и хватая, то за запонки. Никак иначе, нет, Джарвис просто не может себе позволить. А после каждого касания – такое вязкое предчувствие укора во взгляде Анны. Его, конечно же, нет, хотя должен, определенно должен быть — хоть от кого-либо, пусть даже от Картер, пусть даже от чужих, сторонних людей. Эдвин убеждал себя: нет, это не измена, это просто не может быть изменой, но почему же так тяжело, так невыносимо, неподъемно тяжело смотреть в глаза жене, улыбаться ее трогательной встревоженности за его самочувствие? Он сжимает запонки, трет между пальцами, пока Говард левой рукой, которой держал дворецкого за плечо и за которую держался дворецкий, не выправляет галстук из жилета. Тянет на себя резко, с почти что предсказуемой, пугающей жадностью. И это, кажется, уже входит в его привычку. Джарвис не успевает выказать что-нибудь протестующее. Если честно, его воротит от собственной пассивности, а еще больше – от неизбавления от пассивности. Это чугунное чувство долга, это невозможность даже в мыслях сказать «нет, еще раз и я уволюсь». Старк и не напоминает, словно ничего и не было, но и сам ни разу не бросает даже намек на «я тебя не держу». Эдвин не заметил того переломного момента, когда его ладонь с запонок резко сжимает локоть Старка. А потом — когда с локтя перемещается куда-то в область груди, зацепляется за шею Говарда. Отстраняясь, Старк улыбается. Джарвис проклинает себя, через некоторое время заправляя галстук обратно в жилет.