***
Джувия тихо пела, накручивая прядь синих волос на палец. В воздух медленно поднимался пар и потели зеркала, со штор капала вода. Вода в ванне тихо билась волнами, а когда песня ускорялась, замедляла темп. Дар, который нельзя скрыть никаким заклинаниями. Джувия любила петь, но в мире живых делала это только здесь, в ванной комнате, чтобы никто не мог узрить ее чары во плоти. Когда-нибудь она обязательно покажет это Грею-сама, и он будет любить ее еще больше — но Джувия не заколдует его. Эта любовь будет идти от всего сердца, самая искренняя и чистая. Люси успела переодеться в домашнюю одежду и заплести волосы в пучок — ее круглое лицо не было скрыто прядями, девушке это не нравилось, но дома можно, потому что на то он и дом. Телефон рядом, набитый подписанными номерами, и если бы не фотография на каждом контакте, Люси бы давным-давно потеряла счет лицам, которые она успела забыть. Тетушка Хиллс, которая переехала в другой город десять лет назад, бывшая подруга, с которой она затеяла ссору из-за пустяка. Порой Люси бывала несдержанной и грубой, но всегда быстро отходила и жалела о сказанных словах слишком долго, так долго, что и собеседник успевал забыть о причине ссоры. Такая уж противная черта характера, которую она никак не могла одолеть. Телефон завибрировал, и Хартфилия отложила в сторону свои рукописи — успела сделать только пару заметок, взяла трубку. Она услышала Симона, пару сбивчивых фраз — и стул резко опрокинулся. — Идите в школу, быстрее. Эрза, она… Люси резко открыла дверь ванной — Джувия замолчала, и пара мыльных пузырьков лопнула. — Джувия, собирайся быстрее! Эрза, она там, снова!.. — Джувия ничего не понимает, Люси-сан… — Ах, она в опасности, быстрее! Еще одна ее черта характера: от волнения она начинала заикаться, не в силах выразить свою мысль правильно. Джувия резко встала и взяла полотенец с полки. Ее телефон завибрировал, а вскоре раздался голос Грея. — Привет, Джувия, что делаешь? Н-наверно купаешься, да? Слушай, я насчет кино… Люси вырвала телефон из ее рук. — Я там был, ну, скажем, немного напуган… — «Скорее как ссыкло», — послышался насмешливый голос Гажила, — Ой, да заткнись ты. — Грей! — О, Люси, привет! Это я не тебе говорил заткнись… Хартфилия начала нервно ходить по кухне и рассказывать, пока Джувия со встревоженным видом вытиралась и надевала тапки.***
Эрза горела. Она металась в бреду на кушетке в медпункте, хватала ртом воздух и корчилась в судорогах. Симон чувствовал себя бесполезным, пожалуй, впервые за всю свою жизнь. Он просто-напросто не знал, что делать, как помочь. Раны на ее ноге не было, но она почернела местами, и эта чернота лезла все выше и выше, грозясь в скорейшем времени достигнуть ее живота. — Эрза, Эрза, приди в себя, Эрза! Но она ответила лишь новым вздохом боли. Через пару минут в кабинет ворвались Люси и Джувия, а за ними — Нацу, Грей и Гажил. Редфокс тащил розовый чемодан, обклеенный со всех сторон наклейками, что-то наподобие «Хэй, не сдавайся!», «Думаешь, у мандрагоры есть язык, и если да, то почему она его до сих пор не откусила?» или «Лучшее лекарство — это хорошее вино». Это был чемодан Люси, ее специальный чемодан, в котором были собраны все ее зелья и заготовки — все ее добро, которое она собирала свою сознательную жизнь. — Эрза-сан, Эрза-сан! — Джувия похлопала ее по мокрым щекам, не добиваясь никакого эффекта. Влажная лобовая тряпка, которую Симон наложил спешке, соскочила на пол. — Выглядит как гангрена, — тихо произнес Грей. Люси и Гажил в спешке раскрывали чемодан. У него было много отделений: какие-то разъезжали в стороны, какие-то скрывали за собой еще множество карманов. Вся эта конструкция весила около тридцати килограммов, и только Гажил смог так быстро отнести ее в медпункт. — Надо звонить Макарову, — сказал Нацу, делая жгут из своего ремня. Быть может, так возможно остановить эту заразу? Симон краем глаза посмотрел на его действия и решил помочь. — Сначала надо… Эрзе, — Люси вытащила пахучую смесь и, немного подумав, снова положила обратно. — Где Джерард-сан? — полукрича сказала Джувия, на ее глазах наворачивались слезы. Джувия не оптимистка, но и не было пессимисткой. Она балансировала на двух гранях, но сейчас, смотря на подругу, что корчилась от боли, понимала, что это, похоже, конец. Такие заклинания сильные, она ощущала, как его эффект распространялся в воздухе и забивался в легкие. Симон начал кашлять, но он продолжал держать ее ногу, пока Нацу делал жгут. Они не открывали окна, потому что боялись привлечь внимание, и даже если человек, у которого были хоть какие-то магические способности, даже самые слабые, мог почувствовать на себе эффект и умереть, потому что его слабая аура не защитит от заклятия. — У него отключен телефон, — произнес Грей и резко встал. — Я звонить Макарову, — взяв телефон Джувии, он вышел из медпункта. — Вам нужно убраться отсюда, — сказал Симон, когда жгут, наконец, был наложен. Нацу, вытерев слезящиеся глаза, криво написал дату наложения и впихнул бумажку. — Иначе вас аннулируют. — А? О чем ты? — Гажил помог достать Люси какую-то склянку, и девушка, вся белая от шока, начала аккуратно заливать капли в рот Эрзе. — Вы должны были забыть о том, что они — не люди. Но вы помните. Накажут не только их, но и вас, а могут даже и устранить как угрозу для сверхъестественного мира. — Откуда ты это знаешь? — сказала Люси, когда Скарлет, наконец, перестала дергаться, дыхание ее чуть успокоилось. — А, Эрза… — Мы с ней переписывались, — ответил Симон, аккуратно взяв ее за руку. — Больше вы ничего не можете сделать. — Но, погоди, Грей-сама же пошел… Не успела Джувия договорить, как дверь кабинета открылась, и на пороге стоял Макаров, и его волнение быстро достигло их, чуть не впечатав в пол.***
В школе было тихо, и только в медпункте было движение. Грей вышел с телефоном в коридор и облокотился о стену. Ему нужно было время, чтобы успокоиться, заново принять облик парня, которого мало что интересует, чтобы вновь взять ситуацию под контроль. Но осознание, что там, за стенкой, умирала его подруга, девушка его лучшего друга, который в такой важный момент сидел у репетитора и решал задачки, в то время, как его возлюбленная, кажется, уходила на тот свет. Грей не разбирался в таких вещах, да и в магии — он пробовал только то зелье, которое приготовила Люси, по ошибке, но эту ошибку стоило совершить. Он не забыл Джувию, он не забыл других и, главное, он не потерял часть себя, потому что эту часть он подарил Джувии. Исчезла бы Джувия из его воспоминаний, исчез бы и он сам. Он ударил кулаком о стену. Не время думать, нужно действовать. Грей разблокировал телефон и открыл список контактов. Нужно всего лишь найти Макарова и сказать ему, что школа в опасности. Он помнил, что они должны были забыть про девочек и никогда не интересоваться ими больше, и что если Макаров поймет это — девочки провалились по всем пунктам и больше не получат возможности сдавать экзамен, и связь с Джувией будет навсегда утеряна. У Грея раньше была невыносимая черта характера — он очень любил хулиганить. Шутить над одноклассниками, порой даже грубо, прятать мел, чтобы учитель потом обыскал весь класс, нарисовать на чужой тетради пару неприличных картинок. С Джерардом они познакомились, когда Грей испачкал его новый портфель. Фернандес с самого первого класса был примерным учеником. Ученик, подающий надежды, — так говорили учителя, с довольной улыбкой смотря на неулыбчивого мальчика. Джерард редко улыбался, был всегда хмурым, редко отвечал многословно и предпочитал учебники вместо шумной компании. И Грея это злило. Его злило его лицо, когда он думал, когда ел, когда спал — все его лицо раздражало, оно так выводило из себя, и Фуллбастер не знал, что делать с этим чувством. Их общение, если его можно было так назвать, началось с испорченного портфеля. Тогда Джерард не хмурился, тогда его лицо вытянулось, на нем отразилось искреннее удивление. И Грей радовался. Неужели он чего-то добился от этого заучки? Грей издевался над ним, а Джерард молчал, пока его гнев, достигнув высшей точки, не обрушился на Фуллбастера. Джерард изводил медленно и красиво. Его тяжелый взгляд Фуллбастер ощущал всей кожей, его дыхание он чувствовал всей кожей, а жвачку, которую он прилепил к его темным волосам, обнаружил не сразу, спустя несколько дней, пока в нее не влипла муха. — Как он меня бесит, — однажды сказал он Нацу, который уплетал мясо за обе щеки и лишь краем уха слушал бухчание друга. С Нацу он познакомился раньше и, несмотря на многочисленные драки и пререкания, хорошо ладил. В средней школе к их компании присоединился Гажил — такой же хулиганистый и задиристый парень, каким раньше был Грей. И сейчас, смотря на Джерарда, что все еще предпочитал шумным компаниям уже не учебники, а мудреные книжки, на Нацу, любившего до сих пор поесть от души, и на Гажила, все также не убавившего пыл, Грей понимал, что все это к лучшему, что все так и должно быть. Период его хулиганства принес свои плоды — Грей умел разводить красиво. И задача, стоявшая перед ним, была легка — позвонить Макарову женским голосом и сказать, что в школе беда, нужно спешить как можно скорее. Благо, что номер Джувии у директора тоже был вбит: на всякий случай. И этот случай настал. Грей прочистил горло, вдохнул глубоко пару раз носом, размял пальцы и уже хотел искать номер, как боковым зрением заметил тень. Эта тень стояла рядом с автоматом с едой, уже пустым. Фуллбастер прищурился (его плохое зрение не позволяло увидеть все четко), как тень задрожала, а неподалеку от парня раздался шум. Грей испуганно нажал на какую-то кнопку, телефон замигал и быстро потух. — Что за?.. Он выругнулся, пару раз яростно нажал на кнопки, но ничего не произошло — в руках он держал бесполезный металлолом. И эта тень, он в этом не сомневалась, была причастна к нападению на Эрзу. И, что самое страшное, жертв могло бы быть еще больше. Рядом с медпунктом послышался шум, и Грей быстро направился в его сторону.***
Макаров выглядел ошарашенным — и непонятно, что вызвало у него больше потрясения: то ли лежавшая без сознания Эрза (ее ногу прикрывал Нацу своим телом), то ли Гажил, помогавший Люси наводить какую-то противно пахнущую смесь. Или Грей, который ворвался в медпункт со встревоженным лицом и со шваброй, которую он позаимствовал из уборной. — Что здесь… — только хотел начать свою тираду Макаров, как, наконец-таки, увидел Эрзу. Ее бледное мокрое лицо и ногу, которая успела почернеть на половину. Директор подлетел (в прямом смысле) к пострадавшей, с явным неверием смотря на ее рану. — Умоляю, директор, помогите нам! У Эрзы… у нее… там… — Люси начала задыхаться. — Ее ранил какой-то человек этим, — Симон протянул нож, завернутый в тряпку. — Нападавший в спешке обронил его. Макаров осмотрел нож и рану. Его лицо нахмурилось, и старик начал читать заклинание. Из его пальцев стали появляться маленькие лучики света, они попадали на пораженный участок, появился дым, и Эрза задергалась. — Корень сонника, — сказал он, и секунду спустя Гажил всунул ему ампулу, которую ему дала Люси. Он продолжал заклинание, а одной рукой капал жидкость. Вскоре дым исчез, и лицо Эрзы расслабилось, как и ее тело. Она легла на кушетку, открыв рот, и затихла. Джувия с трудом подавила в себе плач. Но спустя пару минут Эрза задышала ровно, без свиста. — Что с ней? Она будет в порядке? — Не знаю, Нацу, — хмуро ответил Макаров, смотря на записку и узнавая кривой почерк Драгнила — у него была удивительная способность запоминать каракули его любимых учеников, а любил он абсолютно всех. — Заклинание сильное, я не знаю, возможно ли его отменить. — Но, как же… — Хартфилия толстовкой вытерла пот со лба. — Вы же Богоизбранный, Вы очень сильный волшебник. Неужели никак не помочь? — Нельзя, чтобы зона поражения увеличилась и дошла до внутренних органов и сердца — иначе конец, — Макаров отвел взгляд от Эрзы и посмотрел на Симона. — Как это случилось? — Эрза выходила из школы и кто-то напал на нее. Я бросился на выручку, но человек от испуга выронил нож и скрылся. — Почему ты думаешь, что это был человек? — Потому что я не ощутил никакой ауры от иного мира, это точно человек. Он был невидимым, кто-то сделал его невидимым и дал нож. Кто-то помогает ему. Наступило короткое молчание. Каждый обдумывал произошедшее. Вскоре из школы ушли последние ученики, убиравшие кабинет после кружка кулинарии. — Думаю, это тот же человек, что напал и на Джувию с Гажилом, — проговорила Люси тихо. — Что?.. — Макаров резко посмотрел на Локсар. — И вы молчали о таком? — Мы думали, что разберемся сами, но, увы… Никто не думал, что такое возможно. — Ну и дела… — сказал Нацу и сел на единственный свободный стул. И тут Макаров опомнился. — Погоди, ты все помнишь? Остальные вжали головы в плечи, а Люси яростно замотала головой, и ее заколка-бабочка начала соскальзывать с волос. Нацу задумался. — А я что-то забывал? Грей ударил себя рукой по лбу, а Гажил лишь вздохнул — без удивления, он давно уже понял, что его друг был немного недалеким парнем. Заколка-бабочка соскочила со светлых волос и ударилась о тумбочку. Все резко дернулись, и Люси, пробормотав извинения, поползла на коленках к украшению. — Почему ты все помнишь? Заклинание должно было сработать, если только… — он перевел взгляд на Люси, которая на коленках пыталась достать свою заколку, повернувшись к нему своей задницей, и на Джувию, которая резко вытерла слезы и отвела взгляд. Все пропало. — Я, да как вы, да как вы посмели… — Директор, это произошло нечаянно, мы даже не думали. — Вы, значит, не думали? Нарушать одно правило за другим? Вы что, думаете, что вам все сойдет с рук? — Они не виноваты! — Грей резко вскочил. — Мы нечаянно попробовали их чай, когда они ушли из блока, они даже не планировали и не знали, что так все получится… — Не существует такого зелья, которое смогло бы остановить эффект! — Макаров покраснел от ярости. — Такого просто не может быть! — Значит, Люси сделала открытые в вашем мире и должна быть вознаграждена за свои труды! — Нацу тоже встал со стула. — Нацу, ты не понимаешь!.. Они начали вести спор, и Симон повернулся к Эрзе. Она лежала тихо, как будто и вовсе не была ранена, но темное пятно так и приковывало его взгляд. Если для девочек теперь был закрыт этот мир, то что потеряла Эрза? Не только учебу, но и, возможно, жизнь и здоровье. Такое заклинание не поддается лечению, Симон был реалистом и осознавал это. Вот так просто потерять свою возлюбленную, которую ты любил, считай, всю жизнь? И так и не успеть признаться ей в своих чувствах… Если Нацу и дурак, то Симон — полный придурок. Но вдруг Эрза зашевелилась. Она нахмурилась. — Эрза? Эрза, ты меня слышишь? — Макаров оказался с ней рядом, вглядывался в ее лицо. — Эрза, скажи хоть что-нибудь. — Мастер, он, они… Они не виноваты… — прохрипела девушка, но с каждым ее словом речь становилась уверенней. — Это все я, я виновата… — Все будет хорошо, милая, — он погладил ее по голове. — Я виновата. Я… помешала заклинанию памяти… — О чем она говорит? — не понял Гажил. — Я… Я решила проверить, какой силой обладаю, чтобы помешать забыть им… О нас. — Но зачем? — Мастер недоумевал. — Зачем ты это сделала? Ради силы? Я не поверю в это, Эрза, сила тебя никогда не интересовала. — Ради него. Макаров с сожалением посмотрел на нее. Он знал Эрзу хорошо, даже порой лучше, чем Люси или Джувия, чтобы понять причину того поступка. Ради любви, ради того, кто изменил тебя. Эрза не хотела терять Джерарда и решилась на такое. Дьявол — сильное существо, даже, пожалуй, самый сильный из ныне живущих. А Эрза тренировалась каждый день, даже когда пришла из приюта в школу, чтобы доказать не всем, ей было плевать на других, а самой себе, что она чего-то стоит. И эта сила спасла ее и в то же время погубила. Если бы они забыли о них, то как бы сложилась ее судьба и судьба других? — Нет, Эрза-сан, она… Джувия встала с пола, где сидела вместе с Люси, но Грей остановил ее. Он понимал, что так будет лучше: и для нее, и для всех остальных. Джувия плакала и Люси вместе с ней. Этот день войдет в историю самых отвратительных дней в жизни Люси Хартфилии. Она не могла помочь ни себе, ни другим, за нее это сделала Эрза. Как и всегда. Эрза прикрывала ее и других, пока сама подставлялась под удар. Люси думала, что выросла, переросла, стала такой же сильной, как и Эрза, что она может защитить других. Но этого не произошло. Люси осталась такой же маленькой девочкой, которая боится и плачет из-за отца и одновременно жаждет его любви, которую никогда не получит. А Эрза, ее самая сильная и смелая Эрза, снова защищала ее и других. Подставлялась под удар. Люси оставалось молча смотреть и глотать слезы. Она станет сильной. Ради Эрзы. Ради семьи. Ради себя. Ради других. Макаров вздохнул, и в этом вздохе ощущалось его гордость и страх. Гордость за своих детей, которые смогли постоять за себя и за свои узы. И страх, леденящий душу, потому что каждый выбор имеет последствия. — В кого вы все такие, — с грустной улыбкой сказал он. Грей обнимал Джувию, пока ее плечи не перестали так сильно дрожать. — Когда я пытался позвонить вам… — А, это была сигнальная кнопка, — сказал Макаров. — Не понял. — Это специальные мобильники, которые даются ученикам для этого мира. С виду он похож на людской, но в нем встроено много полезных функций для мифических существ, в том числе и сигнальная кнопка. Когда надвигается серьезная опасность, ученик должен нажать на специальную клавишу, и я вмиг получу сообщение с местоположением на свой телефон, тем самым я быстро телепортируюсь. Ох, зря я это сказал… — И Вы можете побывать в любой точке мира? — Да, Нацу. — Так вот, когда я пытался Вам… — Эх, наверно хорошо. Захотел — полетел на Гавайи, захотел — на Мальдивы, — мечтательно произнес Нацу. — Что… Что такое Мальдивы и Га… Гайи, — пролепетала Люси, присаживаясь рядом с Эрзой. — Я уже вызвал помощь, — сказал Макаров еле улыбающейся Эрзе, которая слушала их разговор. — Но, похоже, они задерживаются. Но, главное, тебе уже лучше. — Неужели там бывают пробки? — недовольно сказал Гажил. — Везде, где существует прогресс, существуют и пробки… — Да послушайте Вы! — Грей начал злиться. — Когда я звонил Вам, то увидел что-то странное. — Странное? — Да, это была тень. Но она была какой-то необычной. Я не могу сказать точно. И она до сих пор здесь. — Ты в этом уверен? — настороженно переспросил Макаров. — Да. — Может, Грей-сама ошибся, и это была вовсе не тень? Грей-сама не надел линзы, Грей-сама не видит точно… — Я… не исключаю такой вариант, — согласился Фуллбастер. — Но… — Нет, она здесь… — сказал Нацу и принюхался. Все посмотрели на него с удивлением. — Я чую ее запах. Не знаю, как объяснить это. Это как будто неестественный запах, он выделяется из других… — Но как ты можешь учуять ее? Ты всего лишь человек. — Это потом, Люси, — Макаров встал. — Главное — это поймать ее, пока она еще не ушла. Грей, Гажил, Нацу, вы идете домой. — Что?! — Джувия и Люси, вы остаетесь здесь и никуда не уходите. Когда прибудет помощь, то скажите, что напал неизвестный и покажите это оружие, — кивком головы он указал на нож, что лежал на тумбочке, — Эрза, девочка моя, — Макаров с нежностью посмотрел на нее, — Не говори никому, что ты сделала. И Люси с Джувией тоже должны молчать. Если кто-то узнает, это будет новый скандал. Макаров не поверил Эрзе. Он не стал говорить им, но он понял, что Эрза его обманывала. И это было впервые за все время их знакомства. Сколько он знал Эрзу, она всегда была исполнительной и требовательной, ненавидевшая ложь и любящей справедливость. И вот так обманывать его?.. Дружба с ними была намного важнее, чем ее собственные принципы. Макаров закроет на это глаза, но только в этот раз. — Симон, ты охраняешь их. — Но, дедуль, как же мы так можем… — Нацу, вы ей неинтересны, потому что вы люди. Ей нужны не вы, — он указал на девочек. — И почему это с вами нет Леви? — Мы… не общаемся с ней больше, — грустно сказала Люси. — И долго вы находитесь в ссоре? — Довольно-таки. — Она тоже может быть в опасности, — сказал Макаров и достал телефон. Короткое сообщение (Люси почему-то подумала, что он писал Аквариус) и телефон снова в кармане, — Ну, чего вы ждете? — обратился он к остальным? — Мастер, я всегда уважал Вас, — Грей отпустил Джувию, и та выскользнула из его объятий. — Но позвольте помочь. Мы можем поймать ее, или расставить ловушки, или… — Или не мешаться под ногами, — Макаров щелкнул пальцами, и мальчики исчезли во вспышке света. — Я перенес их в общежитие, — ответил он на немой вопрос девушек, — И они не смогут оттуда выйти, пока все не закончится. Они в безопасности. Твердым, но неспешным шагом, он вышел за дверь медпункта, а в следующую секунду оставшиеся ребята ощутили на себе всплеск его силы — такой родной и теплой, и почувствовали прилив энергии. Дверь и окна замерцали, что означало — защитный купол поставлен.***
В коридоре тихо раздавались его шаги. Макаров шел в полнейшей темноте: кто-то вырубил весь свет. Но он не сомневался кто. Он винил лишь в себя во всем случившемся. Если бы он наблюдал за ними, если бы не уезжал. Но назад не возвратишься, надо жить настоящим и исправлять ошибки прошлого. Макаров остановился только в спортзале, одиноко лежали мячи на размеченном полу. — Я знаю, что ты здесь, — его голос эхом раздался в помещении. — Покажись. Сначала было тихо. Затем послышался скрип — так скрипят кольца, предназначенные для мячей. Чуть задвигались стулья, Макаров ощутил кожей прохладный ветерок при закрытых окнах. — Зачем ты вредишь моей семье? — на этих словах раздался смешок за его спиной. Макаров резко развернулся и ударил пучком света. На миг показалась фигура и тут же пропала. — Почему-то Вы любите выборочно, Мастер. Этот голос был ему знаком, но он не помнил, где слышал его прежде. — Не играй со мной в игры, чудовище, — в его руках начали собираться крупицы магии. — Чудовище?! Я — и чудовище? Посмотрели бы в зеркало — вот, кто истинный монстр, кто рушит семьи, и кто защищает виновных! Он отскочил в сторону, и удар не попал в цель. Послышался свист, и директор понял — в руках у нападавшего холодное оружие. И, он не сомневался, если его ждет промах, то получит такую же рану, как и Эрза. — Какое противоядие поможет моей ученице? Послышалась усмешка. — Только смерть. И Макаров разозлился по-настоящему. Никто не смел обижать его детей, потому что он — отец, это его ответственность и бремя. Их слезы, радость, утраты — все это он переживал сам, сам горевал и сам пытался помочь. Его ребенок умирал, а этот человек усмехался над его горем. В том, что он человек, директор не сомневался. Но порой даже люди хуже, чем монстры, живущие в глубокой впадине океана. Макаров был против, чтобы завесу держали и в настоящее время, но сейчас, смотря перед собой и не видя ничего, только ощущая жажду убийства, понимал, что завеса поставлена не зря. Яркий свет озарил весь спортзал. Мячи покатились в разные стороны, канат тяжелым грузом упал на пол, а учительский стол развалился на части. Температура начала стремительно расти, и крики, безумные крики, раздавались совсем рядом. Пахло палеными волосами и мясом. Макаров уловил шум и сильнейшим дуновением ветра впечатал нападавшего в стену. Оружие, которое он теперь мог видеть, выпало из хрупких рук. Невидимый плащ сгорел, а его жалкие остатки были снесены бурей. На шокированного Макарова яростно смотрела пара небесно-голубых глаз. — Мира? Девушка охнула и попыталась сбежать, но ее ожоги не дали ей этого сделать. Ее одежда сгорела местами, колготки порвались и были видны неестественно белые ноги. Белокурые волосы, ниспадавшие ниже ее лопаток, сгорели, и теперь торчали ежиком. Мираджейн выглядела такой побитой, что Макаров хотел подойти к ней и помочь подняться, исцелить ее, даже если она человек, но ее ярость останавливало его. Перед ним уже была не Мира, не его славная девочка, любившая пончики с клубничной начинкой и крепкий чай без сахара, не та девочка, что под Рождество всегда загадывала одно желание — чтобы все были здоровы и счастливы. — Но зачем… — Затем, что Вы лишили меня семьи! Вы. Вы забрали ее… — она все еще пыталась встать. — Кого? — Только не говорите, что забыли имя моей младшей сестры! Макаров застыл на месте. — Но откуда ты помнишь? — Я… Я не знаю. Я всегда чувствовала, что со мной что-то не то. Как будто от меня оторвали часть и выкинули в помойку, — она утратила шанс встать, поэтому решила ползти. — Я всегда знала, что от меня что-то скрывают. Вы, Эльфман, остальные и эти новенькие! Я всегда чувствовала, что они — нечто другое, худшие из нас. Я не знала, как жить. Скажите, как можно жить, если от тебя оторвали половину? Ты плачешь и даже не знаешь, по кому плачешь. И ты одна! В целом мире одна. И ты не можешь найти покоя. — Память о родных отбирают вместе с ними, — грустно произнес Макаров. — Как ты вспомнила? — Она помогла мне! Она всегда… Помогала мне. Дала нож, меч, плащ… она вернула мне память, она обещала, что я увижусь с сестрой, что снова стану целой… Что снова обрету покой. И Вы помешали мне! — Вернуть память — довольно сложная магия, — сказал директор. — Кто эта женщина? — Я не скажу, даже если Вы сжарите меня полностью! Я почти убита, но я умру не одна, — она оскалилась. — Я утащила эту Эрзу с собой! — Довольно печально слышать такое от тебя, — Макаров стоял и смотрел, как Мираджейн тянулась к катане. — И вдвойне печальней, что ты не поговорила со мной, прежде чем совершать такие серьезные ошибки. — Вы бы… Вы бы… — ее глаза заметались. — Вы бы просто-напросто стерли мою память! И я бы снова осталась одна, в темноте, не имея выхода. — Почему ты так думаешь? — его грустный вид выбивал ее из колеи. — Почему же, Мира? Я знаю тебя, Эльфмана и Лисанну с детства. Да, Лисанну забрали, когда ей было совсем немного лет, и вам стерли память о ней, потому что так положено. Поверь, Лисанна сейчас счастлива. — Вы лжете! Она сказала, что Лисанна страдает, что она ждет меня, и что только я могу ее спасти, и что… — Какие доказательства она тебе предоставила? — в миг, и лицо Макарова стало серьезным. — Она… доказательства… — Сколько тебе было лет, когда Лисанну забрали? Мираджейн не ответила. — Как я и думал. Слишком опасная и сложная магия смешались в одном человеческом сосуде. Ты уже не помнишь ни себя, ни других. Твоя память ослабла, твое тело слишком хрупкое. Мираджейн, пора заканчивать. — Вы бы… Вы бы не сказали… — Как я могу что-то утаить от своих детей? — его голос эхом раздался по залу. — Я люблю каждого ученика, который учится в этой школе. Даже Грея, когда он был невыносим в свои ранние годы. Даже Нацу, который любит подраться с Гажилом и разрушить половину здания. Даже Люси, которая производила опыты у себя в комнате, несмотря на запреты, и благодаря которой случилось непоправимое. И даже тебя, Мираджейн, — он присел рядом с ней, — Даже тебя я люблю как свою родную дочь, пускай ты наделала ужасные вещи. Девушка плакала. Ее слезы обжигали щеки и попадали на царапины и раны, и она морщилась от дополнительной боли. Но больше всего она ненавидела себя за глупость. За то, что поверила незнакомке, а не Мастеру, которого знала всю жизнь. Что навредила однокласснице, которая только начала хотеть жить. Она испортила все, что только можно испортить. — Я… Нет. Что я наделала. — Это поправимо. — Нет, это непоправимо! Она убьет меня… Макаров насторожился. — Кто тебя убьет? Тебе никто не причинит вреда, дитя, если ты со мной. Но со мной ты можешь быть, только если признаешь свои ошибки. — Ее зовут… И… И Мираджейн больше не могла говорить. Она вся скрючилась, изо рта пошла струйка крови, а на теле — метки, спиралями появлялись и пачками плоть. Макаров понял, что это за заклинание молчания, но не мог ослабить ее муки. Штраус умирала на его руках, и Макаров плакал вместе с ней. Мираджейн впервые посмотрела в его глаза за эти месяцы открыто и одними губами прошептала: «Простите». Она больше не двигалась, а сердце Макарова плакала за них двоих.