Однажды, много лет спустя...

      В Нью-Йорке редко бывает тихо, но в квартире семейства Свон отсутствовало даже само значение данного слова. Это только в далеком детстве любимые чада кажутся нежными и очаровательными, потом смышлеными и не по годам умными, а вот потом…       - Генри! Генри! Черт побери, я с тобой разговариваю, Генри Свон! – красивая женщина средних лет возмущенно ходила по небольшой квартирке вслед за почти двухметровым лосем, - сыном, вымахавшим выше неё и буквально вчера вылетевшем из колледжа. Вернее, это она узнала об этом вчера, а вылетел он еще несколько месяцев назад, пытаясь сколотить собственную рок-группу.       Она не понимала, почему их отношения никак не ладятся, ведь не такая уж она и плохая мать, верно? Но последнее время все шло не так, между ней и Генри словно росла стена отчуждения, будто не она растила его больше двадцати лет. Первые десять вообще были похожи на полу-иллюзорную сказку в воспоминаниях, вторые же больше напоминали медленно пикирующий бомбардировщик.       - Пойду прогуляюсь, - он уже спускался ей навстречу, небрежно покачивая мотоциклетным шлемом. – И сколько можно повторять, не называй меня так, это словосочетание уже само по себе режет слух, уж лучше какой-нибудь Ри Свон, раз ты так любишь нашу фамилию.       Эмма едва не задохнулась от возмущения, так оставшись стоять посреди комнаты. Этот Генри был совсем иным, не таким как тот десятилетний мальчишка, который заглатывал книги и резался в приставку. Нет, он все так же был честным, верным и верящим во всех и вся. Вот только мир вокруг не был сказкой, где из таких как он вырастают герои. Современное общество таких вообще отторгает, перемалывает и выплевывает, если они не найдут где укрыться. Но Генри нашел. Нашел странный образ жизни, с прической, в которой длинные волосы на пол головы непослушной челкой спадали на глаза, проколотые уши и колечки пирсинга, где только можно, да татуировки, пусть в большинстве и временные. Довершала все кожаная куртка с ботинками на толстой подошве, черные ногти и подведенные глаза. Вместо коня – байк, вместо меча – гитара, и полнейшее непонимание, что он вообще забыл в этом мире?       У Эммы была любимая работа, друзья, стремление заботится о Генри… а что было у самого Генри?       Он хлопнул дверью прежде, чем женщина успела еще что-то сказать или остановить. Снова помчится на своем страшном железном любимце. У бывшей спасительницы сердце сжималось, когда она видела его на нем. Ей было страшно всякий раз, когда сын разгонялся до немыслимой скорости, отключая мысли и отдаваясь эмоциям. Она потеряла счет авариям, где, кажется, он выживал лишь чудом, словно что-то хранило её мальчика, отделывающегося лишь царапинами. Эмма прислонилась лбом к прохладной двери, почти заставляя себя просто дышать. На сердце было тяжело от какого-то скверного предчувствия, но она все так же чувствовала себя совершенно беспомощной.       Город шумел ночной жизнью, только входя во вкус и мерцая огнями. Эта бесконечная суета странным образом успокаивала Генри. Он сбежал по лестнице на парковку, отстегивая замок от байка и быстро садясь верхом. Ему нравился именно такой способ передвижения, более древний и традиционный, что ли, более кочевой. А юноша как раз и чувствовал себя каким-то неприкаянным кочевником.       Мотор взревел, отдаваясь дрожью во всем теле, и через минуту, Свон уже мчался по трассе, лавируя между машинами. Пробки были ему нипочем, он рвался выехать за город, где можно разогнаться в полную силу, снять шлем, забыть о правилах и отдаться ветру, который вот-вот подхватит тебя и унесет куда-то далеко. Иногда он почти верил, что вот, еще чуть-чуть и он взлетит. Правда, чаще всего такой «взлет» заканчивался запахом больницы, да испуганным лицом спешно вызванной Эммы.       В свои без малого, двадцать два года, юноша работал всего лишь механиком, поступив в колледж искусств, но забросив его, и сейчас просто зарабатывал себе на жизнь. Ему нравилось сочинять мелодии, рисовать картины, которые подкидывало воображение, писать какие-то заметки. Но даже этого было мало. Он хотел жить, хотел не быть разочарованием для собственной матери. Что-то подобное переживает почти каждый, и подобное, со временем прошло бы и для Генри, если бы не эта ночь.       Огни города уже остались позади, сменившись фонарями пригородной трассы, когда стрелка на спидометре перевалила за опасную отметку. Генри подставил лицо ветру, избавившись от шлема еще на последнем перекрестке, и сейчас вновь ловил то самое чувство полета. В небе что-то сверкнуло, но надвигающуюся грозу он заметил не сразу.       А обещали ясную ночь, - не сильно удивился он, наблюдая, как темные тучи опускаются все ниже, а видно их лишь в моменты озарения вспышками молнии. Странно ему начинало казаться, что тучи больше похожи на плотный туман, зеленоватый и сгущающийся, да и дождя все еще не было. Но что можно рассмотреть, когда все равно приходится следить за дорогой. Он был уже на мосту, когда очередная вспышка возникла в какой-то паре метров от него, щеку обдало таким сильным порывом ветра, что больше напомнило удар хлыста.       От неожиданности он вильнул в сторону, инстинктивно пытаясь уклониться. Впереди мелькнул свет фар мчащегося навстречу грузовика и Генри с ужасом осознал, что столкновение неизбежно, еще секунда и его просто снесет. Но в этот момент та сила, от которой он пытался увернуться, все же настигла гонщика, резко дернув вверх, увлекая в круговорот стремительно меркнущее сознание. Последней осознанной мыслью было, - я лечу!       Молодому оленю, мирно пасущемуся в лесной глуши и дела-то не было да надвигающейся грозы, явно магического происхождения. В общем-то, как и охотнику с луком, засевшему в соседних кустах.       Что может быть лучше оленины на завтрак? Только оленина, которую добыл ты сам, - в предвкушении прищурился обитатель Шервудского леса, уже натягивая тетиву. А вот дальше случился нежданчик. Причем нежданчик, настолько внезапный, что молодой мужчина осознал неладное только в тот момент, когда уже пустил стрелу. Почуявший иную угрозу ранее, олень уже сорвался с места, унося копыта подальше, от стремительно темнеющего неба.       - А ужинать я теперь что буду?! – искренне возмутился охотник, уже обреченно вставая в полный рост и тоскливым взглядом глядя туда, где скрылась его добыча. Старший сын самого известного в этом лесу вора использовал передавшийся по наследству талант отца для собственных целей. Вот только сегодня непонятно откуда взявшийся ураган спутал все планы. Нужно было искать укрытие, но Роланд почему-то замешкался. Опустив лук, он смотрел на небо, вернее странную, надвигающуюся темно-зеленую массу. О колдовстве он слышал лишь в детстве, а уж в последнее время магия и вовсе была под строжайшим запретом. А здесь такое мощное колдовство да прямо на виду. Теперь только и жди, что нагрянут королевские рыцари или кто из этих новых стражников и прощай тихая-спокойная вольная жизнь.       Он уже развернулся, понимая, что когда туман накроет землю, лучше бы быть подальше, но немного не успел, - позади раздался шум, как от рухнувшего с повозки мешка с картошкой.       Не оборачивайся, просто.. иди куда шел, - попытался было унять свое любопытство охотник, но куда там. Не прошло и пары мгновений, как он уже обернулся и даже приблизился к чему-то мелькнувшему в траве. Поначалу он решил, что перед ним и правда, какой-то мешок, с рассыпавшимся, пусть не золотом, но хоть серебром. Но тут мешок зашевелился, что-то простонал и перевернулся.       - Однако, ладные нынче гоблины пошли, - только и присвистнул Роланд, рассматривая мягко говоря, необычное создание перед собой. Его можно было понять, в сказочном мире, вид, который представлял собой принесенный ураганом незнакомец, имели только гоблины. Те тоже любили навешивать на себя все, что только можно, на взгляд простых смертных совершенно безвкусное.       Сказочный мир сильно изменился и даже сын Робин Гуда уже подумывал бросить жертву колдовства прямо здесь, особенно заслышав вдалеке топот конских копыт и все еще с опаской глядя на продолжающий клубиться ураган, который порывами ветра трепал одежду и волосы. И все же… мысль о том, как принято расправляться с каждым, замешанным в колдовстве, не давала совести отключиться. Он-то видел, что этот странный субъект не при чем, если, конечно, перед ним не самый неудачливый колдун в истории, запустивший себя в небо непродуманным заклятием. Но даже это его не спасет. Когда сюда доберутся рыцари, то увидят лишь странно одетого человека на том месте, где недавно полыхало яркими вспышками колдовство. Не трудно догадаться, каким будет приговор.       - Если ты колдун, - я убью тебя сам, – честно предупредил мужчина, все еще валяющегося без сознания парня и, крякнув, взвалил его на плечо. – Тебя бы, братец, на мясо, весишь, не меньше оленя, - прохрипел он, согнувшись под весом «добычи». Хорошо хоть тут, в нескольких метрах есть замаскированный спуск в пещеры, где можно переждать патруль и залечь, пока все не уляжется. Рискованно, конечно, тащить кого-то туда с собой, но совесть у них была семейным недостатком, за который Роланд уже привык расплачиваться.       Так волшебный мир встретил своего нового юного героя, таинственным образом перенесенного первым, за двадцать лет, сильным колдовством, пробившим стену между мирами и положившему начало целой цепочки событий, которые приведут к самому непредсказуемому результату.