Нужнее, чем воздух (переписывается)

      Знаешь как больно кого-то терять? Зная что этот человек еще нужен на земле? Как тошно от осознанности что ты его не увидишь? Боль. Просто боль. Раздирающая на мелкие куски. Она подкрадывается как змеёныш, норовясь укусить за ногу, а кусает в самое сердце. Яд расползается по телу, и ты лежишь не в силах с этим бороться. Эта змея коварна. Она выжидает момента, когда ты счастлив, когда мир — благоволит тебе. Но мир тоже коварен — он специально впускает боль в твою вселенную, чтобы ты не расслаблялся.       Ведь странно: когда делаешь боль другим, заставляешь их постареть на десятки лет вперед, получаешь удовольствие. Когда же боль направлена в твою сторону — начинаешь усердно молится и просить прощение. Жаль что её этим не остановить. Видимо, боль — расплата за грехи.       Запах лекарств и едких цветов будоражит кровь. Хочется закрыться от него и вообще перестать все чувствовать. — Он приходит в себя, — слышу голос Сенеки, — сэр, как вы? — В…воды, — еле шевелю губами. Мои глаза по прежнему закрыты. — Дайте воды! Держите, сэр. Я вам помогу, — Крэйн поднимает меня немного повыше и приставляет стакан ко рту, — пейте сэр, — делаю пару глотков и отворачиваю голову. — Сенека, друг, — сжимаю его плечо, — где Китнисс? — Я здесь. — слышу робкий голос моей последней отрады на старость. — Я здесь, Кориолан. Здесь.       Чувствую нотки её парфюма. Именно того что я ей дарил. Нежная девичья рука касается моей и легонько сжимает. В сердце начинает зарождаться капля надежда на реабилитацию. На то, что меня вытащат с этой тьмы. — Сенека, — свет от ламп слепит, — ты не мог б… — Как скажите, сэр, — он понимающе шепчет и, отпустив меня обратно на кровать, уходит. — Глаза пекут, — смеюсь. — Но я очень хочу увидеть тебя, ангел. — Не стоит, Кориолан, отдохни. — Ты называешь меня по имени, Китнисс. Мне нравится. — Я рада, — под её худым тельцем кровать немного прогибается, — если тебе не удобн… — Нет! — возражаю ей и уже полностью приоткрываю глаза. Вижу её силуэт и облегченно выдыхаю. — Сядь поближе. — Она повинуется. — Ты теплая, очень, — подношу её ладошку к губам. Нежно и невесомо прикасаюсь к ней. Китнисс не пытается вырвать руку как это делали другие. Её желание сейчас находится со мной действительно добровольное. — Как ты себя чувствуешь? — слышу ангельский голос любимой. — Мне жаль твою…внучку, — слова даются ей тяжело. — Нормально, милая. Нормально, — пальцами перебираю её руку. — Твоя кожа нежная и молодая, — отворачиваю голову. — И что? Что с того? — Я стар. Очень стар. — Поворачиваюсь обратно, — посмотри, — показываю ей руку, — она же дряблая. — Мистер президент, что вы такое говорите? Разве возраст главное? — Главное, — поднимаю глаза вверх, — главное, милая. — Нет! Это всего лишь цифра, важно что внутри, — она кладет мою руку себе на сердце. Чувствую как сердечко аккуратно трепещет внутри клетки. — Может и так, — прижимаюсь ладони к её груди. — Но вед… — Ни каких «ведь» и «но»! Надо быть счастливыми пока мы можем быть! — Ты моя последняя надежда.       Улыбается уголками рта. Смущается. Китнисс сидит ровно, как самая лучшая фарфоровая куколка, которую я бы мог пожелать. Смотрит мне в глаза с вызовом. Но с вызовом чего именно? — Ты бы согл… — начинаю первым, — соглас…- нет. Так дело не пойдет. Никто не будет предлагать серьезные вещи лежа на больничной койке. — На что согласна? — На…забудь, — сдаюсь, — прости, Китнисс. Этот разговор нужно повременить. — Я буду ждать сколько нужно. — Почему, Китнисс? — Что почему? — Почему ты осталась и даешь…прикасаться к тебе? — Когда впервые все произошло — в вашей палате перед парадом, меня посетило чувство какой-то защищенности. Я с тобой себя чувствую совершенно другой. Не той девчонкой с двенадцатого. Нет. Другой. Я как бы раскрылась и стала настоящей. Я, — она встала и подошла к окну, — не понимаю, что я несу. — Я понимаю, — приподнимаюсь с кровати, — я все прекрасно понимаю. Со мной случилось тоже, когда я тебя увидел в дистрикте. Я понял, что я не настолько плохой человек раз могу так любить. — Медленно подхожу к ней. Босые ноги не чувствуют холод больничной плитки. — Любить? — она резко разворачивается и упирается в мою грудь. — Именно, — обнимаю и прижимаю к себе, — именно любить, Китнисс. — Наверное, это сон, — шепчет она. — Нет, нет, это не сон. Я проверял. — Да? — поднимает на меня глазки, — я рада, что это так. Рада. — Ты даже не представляешь как я рад. Ты мне помогаешь. Помогаешь пережить утрату. Спасибо. — Тебе спасибо.       Её волосы пахнут свежескошенной травой и это дурманит мой рассудок. Целую макушку и сжимаю её в объятьях. В этот миг на земле существуют лишь двое. — Твоя внучка поистине была прекрасной. — Да. Она была нежной розой в этом ужасном саду стервятников. — Она не заслуживала. — Не заслуживала, — повторяю за ней, — но надо жить дальше. В конечном пути — встретимся. — Не хочу кого-то хоронить. Не хочу. Ты ведь не умрешь? — газа полные обиды. Глаза, которым я не могу соврать, но вру. — Нет, конечно. У нас с тобой еще вся жизнь впереди. Правда же? — кивает. — а теперь, — беру её на руки, — какая ты легенькая, мисс Эвердин, — аккуратно подкидываю её. — Мистер президент, — хохочет любимая, — опустите меня. У вас больное сердце. — Сердце у меня здоровое, — несу её к кровати, — у меня разум больной. От тебя, — нежно кладу её на белоснежную простынь. Покрываю шею и ключицы томными поцелуями.       Китнисс — спасение. Моё спасение из всей этой ситуации. Она может заглушить боль. Она подарить свет моей тьме.        По — хозяйски задираю её серую кофту вверх и уже страстно расцеловываю каждый сантиметр её плоского живота. Руки крепко сжимают её худенькие бедра, отчего в штанах становится тесно. Она как специально впивается ноготками в мои плечи, доставляю своим движением огромное удовольствие. Огонь, что она порождает во мне, готов сжечь все вокруг. Но сегодня я не буду сжигать. Сегодня я буду греть.       Юное тело ерзает под моим вызывая ноющую тягу между ног. Желание взять любимую на кушетке становится одержимостью. — Наверное это не правильно, — шепчет мне на ухо когда я расстегиваю её ширинку, — у теб… — Мне это надо.       Освобождать от штанов Китнисс было приятной идей. Её худенькие ножки хотелось расцеловать. Но ждать, ждать момента истины я больше не мог.       Больничная пижама сброшена быстро и откинута в угол. Сегодня в этой палате будет жарко. Увидев мои боксерки Китнисс зажмурилась. «Неужели такая красавица девственница?». В голове пронеслось стадо глупых мыслей и идей. — Китнисс, девочка, открой глаза. Нечего боятся, — лежит на спине. не подчиняется, — прости старого идиота. В Капитолии уже давно не было чистых девушек. Ты меня простишь? — Это должно когда-то произойти, — открывает изумрудные очи, — пусть будет с любимым.       Эти слова возносят меня к небесам. Захотелось жить и радоваться каждому прожитому дню. — Я буду нежен, — шепчу возле самого ушка.       Шаг за шагом преодолеваю её страх. Нежно глажу волосы, прикусываю сладкие соски и мну молодую грудь. она же — нежно перебирает мои уложенные седые волосы и гладит спину. Моя рука пролазит между нами и направляется в самый вулкан — к трусикам любимой. От этого движения она немного напрягается и отворачивает голову. — Тшшш, все в порядке. Я знаю что делаю.       А знаю ли я? Все девицы государства развязные шлюхи, которые сами готовы взять тебя. А вот это девочка оказалась не такой. С ней нужно быть джентльменом. Придется вспомнить все азы любви что я когда-то учил.       Тяну трусики в сторону и Китнисс пытается сжать ноги, но я ей этого сделать не даю. Сейчас нельзя отступать. Не время. Целую губы дабы она отвлеклась от маршрута моей руки, а когда понимаю что она расслабилась — дотрагиваюсь до такого желанного места. — Боже! — рычу, — какая же ты влажная! — Это… — Это прекрасно. Твоей смазки хватит для того что бы сделать все безболезненно. Я сделаю все сам. Доверься мне.       Кусаю за ушко и начинаю медленные проглаживания запретные сладости между ножек Китнисс. Сначала она робеет, и неуверенно жмется ком не. Для неё это впервой. Для меня такая нежность тоже. Запускаю указательный палец в плен её лепестков и чувствую сопротивление. Глаза Китнисс округлились и стали похоже на блюдца. — Не бойся, — успокаиваю, — это только начало. Начало всегда томительно, не так ли? — подмигиваю ей и продолжаю исследовать манящие глубины.       Последний раз провожу рукой по сладкий складочкам и целую в щеку. Встаю с кровати и расшнуровываю свои боксерки. Китнисс жмурится. — Не бойся. Он не настолько противный.       Нижнее белье летит в сторону. Забираюсь и ложусь рядом с любимой. Она томно дышит. Перебирает пальчиками край простыни. Беру её руку и тяну в низ — к маленькому Сноу который жаждет ласки. — Не убирай свою ручку, — шепчу ей, — просто потрогай. Ему понравится. — Нет, — вырывает свою ладонь. — Китнисс, но тебя я трогал? — в ход идут детские приёмы. — Давай же, не бойся.       Китнисс громко выдыхает и дает мне право руководить её движениями. Как только её женская рука касается моего друга, он в момент отвечает и стает колом. Она морщит носик. Ей не особо пока нравятся такие занятия. Но я смогу её переубедить. — От этого надо освободится, — тяну за край трусиков. Любимая молча приподнимается и помогает мне. Теперь мы на равных правах.       Аккуратно, и совершенно для меня неожиданно, Китнисс припадает к моей груди и начинает расцеловывать её. — У меня старое тело. Я пахну смертью. — Нет, — оторвавшись от дела говорит любимая, — не правда. Ты пахнешь моей первой надеждой. — А ты моей последней.       Валю её на кровать и накрываю телом. Как - бы пряча от посторонних глаз. провожу по талии стороной ладони и слышу тихий стон. — Если ты захочешь, я могу заставить тебя таять вместе со мной. — Давай лучше сгорим?       Долго намекать не надо. Рука, которые старые и все в морщинах, раздвигаю её молодые ноги и устраиваюсь между ними. — Будет…неприятно. Да, неприятно. Потерпи и прости меня.       Свои членом провожу по ему укромному местечку. Аккуратно, дабы не причинить боль, начинаю входить. Сразу чувствую сопротивление. Надавливаю на её живот и начинаю массировать подушечками пальцев. — Так боль пройдет, — объясняю.       Секунда, и резкое движение вперед — ловлю первый выкрик своим ртом. Ощущения что меня охватили были несравнимые. Тугая, жаркая и полностью моя. Даю немного привыкнуть и начинаю раскачивающиеся движения. Первое время Китнисс морщится от каждого моего толчка. — Прости, родная, — целую в лоб, — прости. Это скоро пройдет.       Как я этого ждал! Как хотел оказаться на самом краю земли и попасть в рай! еще пару резких толков, и мое семя прорывается в землю Китнисс. — Тепло, — мурлычет она. — Это семя любви, моя милая, — выхожу из неё и падаю рядом на кровать. — Приятное ощущение. — Какая же красавица, — глажу её черные волосы. — такая малышка. Я буду беречь тебя. — А я тебя, — переворачивается на бок и шипит, — немного не приятно. — Принести воды? — Нет. Давай просто полежим. — Хоть всю жизнь, Китнисс. Хоть всю жизнь.