Персонаж

— Ты не мог бы перестать? — Коннер задрал голову, пытаясь понять, откуда идёт голос. — Откуда ты знаешь про Рокси? Что ты вообще за хрень? — Он порвал пакетик сахара пополам и посмотрел на колонку. — Ты какая-то подстава? Тебя Рокси записала? Белокурая девушка с красивыми формами, именуемыми снобами «ушками», которую хотелось пощупать и обнять, шарахнулась от него и покрутила пальцем у виска: — Касс, да он же псих полный. — Она посмотрела на азиатку за стойкой, и та согласно кивнула: — Я знаю, да? Просто шарики за ролики. — Кассандра повторила её жест, потом положила на стойку два пакета с пончиками и поманила пальцем. Коннер обречённо вздохнул, закрыл свой стаканчик с кофе, поднял картонную подставку и развернулся, легко опираясь о стойку с добавками для кофе. А потом он услышал треск и увидел на жёлтом лакированном дереве глубокую (но пока не смертельную) трещину. У него за спиной раздалось тихое хриплое покашливание. — Ты что, — тихо спросила Кассандра, — сломал мой бар? Коннер обернулся и увидел, как хозяйка «Чайки» влезает на стойку, явно собираясь разорвать его на части. Коннер торопливо попятился, споткнулся о стул, кое-как сумел удержать равновесие и поспешил покинуть кафе, пока его на полном серьёзе не избили. Он никогда в жизни не убегал ни от кого, но Кассандра сейчас выглядела смертельно опасной. Смертельно. А он хотел дожить хотя бы до того момента, когда выплатит государству кредит на учёбу. Он бежал и даже не запнулся, когда в голову прилетела небольшая чёрная балетка, и когда Кассандра покрыла его многоэтажной бранью. И остановился только когда дубовые двери закрылись за ним, отгородив от внешнего мира. Кон прекрасно понимал, почему она в ярости. Прекрасно. Лучше всех понимал. Кассандра до сих пор выплачивала наложенный судом штраф, и позволить себе новый бар с добавками просто не могла. У неё не было на это денег. У неё прибыли-то не было последние полгода. И всё его стараниями. — Господи, она меня придушит в следующий раз, — выдохнул Коннер, забегая в их с Кейт кабинет. Коллега вскинула голову и подозрительно сощурилась: — Это что у тебя на плаще, мой кофе? — Она покачала головой. — Что ты с ним сделал, злодей? — Э-э. — Коннер опустил взгляд и только теперь заметил, что стаканчики с кофе марафон не пережили, и что теперь он с ног до головы покрыт остатками орехового латте и американо с карамелью. — Чёрт возьми. Он попытался стряхнуть с себя кофейное молоко, но только перепачкал и себя, и плащ ещё больше. — Что с тобой случилось вообще? — Кейт достала из сумочки огромную пачку детских влажных салфеток с запахом мёда и кинула их Коннеру. — Тебя с ног кто-то сбил? — Я сломал бар в «Чайке». — Коннер так потупил взгляд, будто Кейт тоже могла его убить. Сейчас он чувствовал себя школьником, который поджёг кабинет директора. Кейт даже подскочила. Она опёрлась руками о стол и подалась вперёд. — Ты что сделал? Коннер принялся стирать с себя кофе и нервно закивал: — Сломал бар с добавками. Случайно. — Он поморщился. — Тебе что, — задумчиво протянула Кейт, — жить надоело? — Кейт. — Коннер закатил глаза. — Я правда случайно. Я вообще не понял, как это произошло. Я просто слегка облокотился, а он трещиной пошёл. — Он устало опустился на свой стул и спрятал лицо в руках. — Что мне теперь делать, Кейт? — Не показываться в «Чайке» никогда? — Кейт обошла свой стол и остановилась у его, подперев его бедром и скрестив руки на груди. — Давно пора, кстати. — Я чувствую себя виноватым, — жалобно сказал Коннер. — Сначала я её засудил. А теперь я ей мебель ломаю. А она даже новую купить не может! — Господи, Коннер. Если она так легко сломалась, значит, она бы сломалась и без твоего участия. Но если тебе так хочется ей помочь… — Я не могу её починить, Кассандра испепелит меня ещё на подходе к «Чайке». — Вообще-то я хотела предложить тебе заказать ей новую тумбочку. Такую же. С доставкой, сборкой и запиской, мол, ничего личного, я случайно. Коннер устало потёр виски. — Давай. — Кейт потянула его за воротник плаща. — Раздевайся и начинай работать. А то я правда подумаю, что у тебя начинает крыша ехать, раз ты переживаешь из-за такой чуши, тем более легко решаемой. — Она щёлкнула его по лбу. — Договорились? Коннер вскинул голову, только сейчас вспомнив, что именно предшествовало сломанному бару. Он даже открыл рот, чтобы рассказать об этом, но не смог. Просто не смог себя заставить. Ему нужно было работать, а не давить на жалость. Он так и не рассказал Кейт, что ему померещился чей-то голос, рассказывающий о нём и о Рокси. Он постарался погрузиться в работу с головой в надежде забыть хотя бы об этом. Сосредоточиться удалось лишь отчасти. Всё это время Кон думал о несчастном баре. Тот никогда не выглядел хрупкой развалюхой. Кон был почти уверен, что этот бар прослужит «Чайке» верой и правдой ещё лет десять минимум, таким надёжным он казался. И тем не менее, стойка развалилась от одного лёгкого прикосновения. Коннер весь обед рассматривал свои руки, крутил у себя перед лицом пальцами, задумчиво щурился, глядя на них. Кейт только подозрительно посматривала в его сторону, но, к счастью, хотя бы не вертела пальцем у виска, как миловидная блондинка из кофейни. Вечером Коннер даже не сразу сообразил, что рабочий день закончился. Кейт дёрнула его, потом ткнула ручкой в висок, а потом накрыла его же собственным плащом. Только тогда до Коннера дошло, что пора бы домой. К тому времени небо затянулось серыми тучами, обрушившими на город стену промозглой воды. Коннер с сожалением отметил, что зонтик он, если и брал, то оставил в «Чайке», но Кейт говорить об этом не стал. — Не жди меня, я ещё посижу чуть-чуть, — наконец выдавил он. Кейт закатила глаза, рассеянно потрепала его по макушке и вышла. Коннер ушёл только через полчаса. Дождь ещё не закончился. Он окончательно перекрасил и без того почти монохромный город в серый. Коннер задрал воротник плаща и побежал на остановку, надеясь только, что ему хватит места под козырьком. Может, его жизнь не была такой уж обычной. Но она была очень, очень жалкой. Вечер Коннер провёл в горячем душе. Потом за ноутбуком — он искал подходящий бар добавок, заодно решив прикупить пару новых светильников и коробок для хранения долгопортящихся продуктов. Запив этот заказ стаканом виски со льдом, он устало потёр лоб, оформил доставку и потратил на новый шкафчик добрую треть своей зарплаты. Виски ему весь ближайший месяц придётся брать подешевле. Что-то было не так во всей истории с Кассандрой. Может, она подстроила, чтобы бар сломался? Не то чтобы Кону было жалко подарить ей немного новой мебели, если это могло загладить его вину, но это было всё же… немного жестоко. Он ведь и правда подумал, что у него крыша едет. Коннер на всякий случай выпил ещё стакан виски, написал письмо Рокси, пролистал сводку последних новостей и наконец решил лечь спать. Но стоило ему закрыть глаза, как голос раздался вновь.

***

Кем же была для него Кассандра Кейн? Он видел, как сильно она его ненавидит. До зубовного скрежета. До потемнения в глазах. Он понимал её прекрасно и не мог винить. Он разрушил её жизнь, сбросил в такую глубокую долговую яму, какую и сам представить не мог. И будто в насмешку, он каждый день приходил к ней и брал у неё кофе и пончики. Может, она и понимала где-то в глубине своей измученной души, что он хотел бы извиниться. Что, здороваясь с ней, он не потешается над её горем. Что он ей сочувствует. Но он её засудил. Она имела полное право его ненавидеть. Многие люди имели право его ненавидеть. Но именно в «Чайке» всё изменилось. Вся его жизнь в удивительном, фантастическом вихре завертелась вокруг Кассандры Кейн и её кофейни. Вокруг её беды, вокруг его ошибок. Её горе и её проблемы должны были изменить его мировоззрение. Потому что очень скоро именно она сподвигнет его стать героем, который не прячет свои недюжинные силы.

***

Коннер уставился в потолок. — Что за бред? — спросил он у пустоты. — Что за бред? Что за силы? О чём речь вообще. — Он прикрыл лицо рукой. — Господи. Определённо, пора прекращать столько пить. Дело, правда, было вовсе не в выпивке. Но Коннер, как и говорил этот голос, не подозревал очень о многом.

***

Тим писал всё утро. Он придумал, как свести своего героя с девушкой, которая должна была стать его любовным интересом. Он придумал ей внешность и конфликт, который мог бы перерасти из ненависти в страстную любовь. Он сделал её агрессивной, дал ей повод ненавидеть героя, а потом именно её обитель превратил в место, в котором герой впервые обнаружил свои способности. Но, дописав, он вдруг снова застопорился. Улетел мыслями далеко вперёд, снова возвращаясь к запланированной концовке, и вгрызся в кончик карандаша. Он знал, какой должна быть концовка, но не знал, как её воплотить. В полдень Анита ушла за покупками. Она составила список такой длины, что Тим вполне мог бы выдать его за первую рукопись, и ушла, забрав с собой ключи. Она так носилась с ним, что Тим только порадовался в глубине души, что она не обклеила жалкие несколько тумбочек в лофте защитой от детей. Когда она уходила, он сидел на подоконнике, вжавшись лбом в стекло, рассматривая людей на улице и пытаясь разыскать ответ там. Но как только дверь за Анитой закрылась, он слез с подоконника и направился к своей кровати. Сейчас он был один на один с собой, но когда Анита вернётся, снова придётся общаться. Придётся открывать рот. Говорить с живым человеком. И постоянно искать нужные ей ответы. Он не мог писать книгу в таких условиях, это давило. Ему нужно было сбежать. Из простыни, разорванной на полосы, получился неплохой и почти крепкий жгут. Канат. Он связал из получившейся тряпки петлю и накинул её на деревянную балку под потолком. Перевязал. Влез на табуретку, подтянул верёвку ещё повыше и накинул петлю себе на шею. Снова всего один-единственный шаг отделял от тишины и покоя. Тишина и покой могли бы помочь ему найти ответ. Там у него будет возможность подумать. Обдумать. Передумать. Он снова раскинул руки и занёс ногу. Подумаешь, всего один шаг. Всего один толчок. Всего одно движение. И всё закончится. Тим закрыл глаза, сделал долгий, глубокий вдох. И так и не успел спрыгнуть. Дверь распахнулась с грохотом. Что-то зашуршало, застучало, рассыпаясь. Тим успел открыть глаза, прежде чем Анита в два шага преодолела разделяющее их расстояние, ещё за шаг взлетела на табуретку, выхватывая из кармана перочинный нож (что?!) и перерезала натянувшуюся было верёвку из простыней. Они упали вместе, прихватив с собой табуретку. Анита успела сгруппироваться, перекатилась через Тима и поднялась на ноги, всё такая же строгая и уверенная в себе, будто ничего не произошло. Тим же впечатался спиной в пол, приложился затылком и раздражённо выругался. Табуретка, будто согласившись, треснула и развалилась прямо у него под ногами. — Блядь, — повторил Тим, — Просто. Блядь. — Он попытался встать, но тут же застонал и решил провести остаток дня на полу. — Вы пытались повеситься, — сказала Анита, возвышаясь над ним, будто гигант. Тим достал из кармана биди и спички, собираясь закурить. Анита перехватила его руки, вцепилась в запястья и усадила на полу. Тиму показалось, что он услышал, как хрустнула его спина. — Часто вы думаете о смерти? — Все о ней думают. — Тим вскинул брови и всё же чиркнул спичкой. Пожёвывая кончик биди, он прикурил, погасил спичку и бросил её на пол. — А ты что, нет? — Я пытаюсь думать о позитивных вещах. — Анита отодвинула ногой обломки табуретки. — Враль, — скривился Тим. — Все когда-нибудь об этом думают, но далеко не все при этом пытаются повеситься. — Анита вернулась к двери и принялась собирать рассыпанные покупки в пакеты. — А вы пытаетесь. — Серьёзно? — Тим смерил её недоверчивым взглядом, не в силах понять, почему именно ему достался такой несообразительный психиатр. Или психолог. Или кто она там? — Ну окей. — Он пожал плечами и всё же заставил себя встать. Стоило ему попытаться стряхнуть пепел на пол, как под рукой тут же материализовалась чёрная стеклянная плошка. — Это что? — Пепельница. Свинарник, в который вы превращаете свою квартиру, лишает вас рабочего настроения. Вы не можете писать, пока весь пол покрыт пятью сантиметрами сигаретного пепла. — Господи. — Тим закатил глаза. Моргнул, окинул Аниту взглядом и вытащил из кармашка у неё на груди атласный платочек. — Спасибо, — елейно произнёс он, скомкал его в руке и смачно сплюнул. А потом стряхнул в него пепел. Анита поморщилась. — Господи, а ведь я любила ваши книги. — Ну да. — Тим фыркнул. — Ты из тех не очень умных людей, которые уверены, что все писатели милые и трогательные. Всех выслушивают и со всеми дружелюбны. — Он сощурился: — Срочный выпуск, Анита Файт: лучшие книжки пишут люди, которые ненавидят людей. Чем сильнее ненавидишь, тем лучше понимаешь и тем шикарнее получается книга. Бум! — Он махнул рукой, затянулся, выдохнул дым Аните в лицо и снова стряхнул пепел в платочек у себя в ладони. — Тебе попался именно такой. — Удивительная самовлюблённость. — Ну, должен же я любить кого-то в этом мире. А если ты всех ненавидишь, кроме себя, то выбор сам напрашивается. — Он развёл руками и вернулся к подоконнику. — Вы будете сегодня писать? — Анита потащила один из пакетов к холодильнику, сливающемуся со стеной в дальнем углу лофта. — Не знаю. Может да. Может нет. Всё думаю. — Тим поводил пальцем по машинке. — Не забудь перепечатать то, что я утром написал. — Я бы подождала до вечера. Может, вы напишете ещё. — Наивное дитя, — Тим ещё раз плюнул в платочек в ладони и затушил в лужице слюны окурок. — Я не знаю, буду ли писать ещё сегодня. — Что мешает? Анита достала из пакета огромный пакет молока, и Тим даже поморщился от отвращения. Молоко. Фу. — Не могу решить, как лучше закончить, — нехотя ответил он. Достал ещё одну биди, ещё один коробок. Пожевал кончик свёрнутого в трубочку табачного листа. — Не лучше ли сначала придумать концовку, а потом начать писать? — отозвалась Анита. — Так повествование получается ровнее. — Ты ещё писать меня поучи, Капитан Очевидность, — буркнул Тим, прикуривая. — Нахрен иди со своими советами. Тим Дрейк — три книги, Анита Файт — ноль. — Количество написанного никакой роли не играет. — Анита свернула пакет и сунула его в одну из купленных вчера мусорных корзин. — Ну да, кончено, — Тим затянулся, присел на край стола-подоконника и снова заботливо погладил машинку. Она отозвалась металлическим холодком. — О чём вы пишете? — Анита пошла за вторым пакетом и тоже поволокла его к холодильнику. — Снова что-то вдохновляющее? — Мы ещё не на той стадии отношений, когда я выкладываю тебе все секреты, а ты продаёшь их на eBay, — Тим закатил глаза. — Ты же перепечатываешь рукописи, неужели не дошло? Я надеялся, что ты только притворяешься тупой. — За последнюю неделю вы столько раз это повторили, что я почти уверилась в вашей правоте. — Анита ухмыльнулась, и Тим понял, что она над ним смеётся. Вот зараза. — Но вообще-то я не сомневаюсь, что если тут и есть кто-то тупой, то это вы. Но не в том смысле, который вы вкладываете в это слово. — Ух ты. Мы будем обмениваться колкостями. Я этого ждал. — Тим округлил глаза и неторопливо, будто демонстрируя Аните, стряхнул пепел в её атласный платок. — Я всё равно ни слова тебе о сюжете не скажу. Сама догадаешься. Может быть. — Он шмыгнул носом. — Я хочу лапши. — Сегодня у вас овощи на гриле. У вас же есть гриль. Почему вы не готовите, — устало сказала Анита. — Я, — Тим снова спрыгнул с подоконника, — хочу, — он моргнул, — лапши, — и направился к двери. — У нас в комплексе готовят неплохую. Он потёр лицо, затушил окурок, сунул слюнявый платок в карман и поплёлся в коридор. Анита догнала его уже у лифта. Обхватила за шею, будто всю жизнь людей в заложники брала, и поволокла обратно. Тим захрипел — ни он, ни его лёгкие не были готовы к такому повороту. Он царапал её руку, но ткань пиджака оказалась крепче обгрызенных ногтей. — Я сказала, что вы будете есть овощи на гриле. И вы будете. — Анита втащила его в квартиру и отпустила только там. Захлопнула дверь, закрыла её на все ключи и спрятала связку в кармане. — Пока я здесь — а я здесь, пока вы не напишете книгу, — вы будете жить в чистоте. И есть только здоровую еду. И уж тем более ни за что, никогда, не пока я здесь дежурю, вы не сможете покончить с собой. Я вас с того света достану, чтобы вы закончили. Понятно? — И что ты сделаешь? В угол меня поставишь? — Тим ущипнул её за щёку, рассеянно рассмеялся, отвернулся и зашагал обратно к подоконнику. — Лоа береги вас, если вы разозлите вуду практика, — бросила ему в спину Анита. Тим обернулся, не зная, смешно ему или правда жутковато. С одной стороны, её угроза звучала бредово. С другой — она его уже чуть было не придушила. Может и стоило пойти ей навстречу. Хотя бы в этот раз. — Я всё ещё не собираюсь сегодня писать. — Тим снова взгромоздился на подоконник, прямо в чешках. — Пока не придумаю, как лучше обыграть концовку, — добавил он и потянулся за биди. Анита у него за спиной раздражённо вздохнула, но не сказала ничего. А на ужин она и правда заставила его съесть целую тарелку овощей, пожаренных на гриле. Это было самое отвратительное, что он ел в своей жизни. Здоровая пища вообще была не в его стиле.