***
Тим проснулся с первыми лучами солнца. Просто сел на перине, сонно потирая глаза. Он не помнил, как оказался дома, в своей постели, но зато помнил, что спал очень крепко. Он почти чувствовал себя бодрым, разве что озноб мучил. Выбравшись из-под одеяла, он зашагал по квартире, в полумраке. Нужно было бы сходить в ванную, но вместо этого он пошёл к диванчику, на котором обычно спала Анита. Анита лежала, свернувшись клубком и закутавшись в мягкий плед, который тоже привезла сама. Тёмные волосы разметались по подлокотнику, губы нервно подрагивали во сне. Рядом спал Константин. Он отключился как сидел, держа на коленях какую-то книгу, не до конца затушив окурок в пепельнице и склонив голову на плечо. Тим сонно вздохнул, осторожно вытащил из пальцев профессора окурок, смял его в пепельнице и отнес выбросить. Постоял немного на кухне, не включая свет, потом пошёл в душ и долго стоял под водой, не думая ни о чём. Вылез и переоделся в одежду, которая ещё оставалась в шкафу в ванной. В комнате к его возвращению стало немного светлее. Небо ещё было серым, но солнце уже пробовало крыши домов на ощупь. Тим поморгал немного, глядя прямо на поднимающийся из-за горизонта огненный шар, с сожалением подумал о том, что ждёт Коннера, и отвернулся. Константин и Анита не просыпались. Разве что профессор немного изменил положение, завалившись набок, на свободный подлокотник. Тим прокрутил в голове ещё раз то, что последнее помнил о вчерашнем дне. Потом ещё раз, и ещё. Коннер, его создание? Неудачник, попавший в их с чудовищной машиной руки? Коннер мог противостоять сюжету. А если и он сам мог? Тим нервно покусал губы, покрутил в руках пачку биди, но не стал закуривать. Снова спрятал её в карман, шагнул к журнальному столику и поднял с него машинку. Металл отозвался непривычным нежным теплом, будто только этого она и ждала, и Тима замутило от ужаса. Но обратно машинку он не поставил. Он перенёс её на свой рабочий стол и вставил чистый лист. Тим решил, что сможет набрать новый текст. Хотя бы попробует. Новую историю. Про того же героя, на тех же условиях, но только сам. Так, чтобы она дарила надежду, а не отчаяние. Тим размял пальцы, задумался ненадолго и беззвучно зашевелил губами, проговаривая первую фразу. Её он решил оставить такой же, какую нашептала когда-то машинка. Коннер, начал печатать Тим. Клавиши машинки были такими тёплыми, будто он работал над чем-то всё это время, не отрываясь ни на минуту. Был… У-ве-рен во мно-гих… Он не закончил. Машинка под его пальцами теплела с каждой буквой. Металл раскраснелся к первой же точке. Тим обжёг руки, едва коснувшись клавиш — просто не успел остановиться. Он дёрнулся назад и упал вместе со стулом, с грохотом и громким воем. Руки жгло, будто жидкая лава разлилась по венам, стремясь к самому сердцу. Тим перекатился, прижал руки к груди и съёжился, прижавшись лицом к полу. Он выл, сам не понимая, как ему вообще хватает воздуха. — Ёб твою мать, — раздалось у него над головой. Кто-то схватил его за плечи и заставил сесть. Тим вдруг понял, что от боли плачет, но только потому, что не смог рассмотреть ни Константина, ни Аниту. Мир расплывался. — Анита, аптечку, быстро. И воду включи, — рявкнул Константин. Он сжал Тима за запястья, и Тим дёрнулся. Профессор вдруг заговорил на непонятном, незнакомом языке, забормотал что-то таким тоном, будто ему нельзя было перечить. И не отпускал руки Тима до тех пор, пока не перестал читать заклинание. Когда он утих, начала затихать и боль. — Я не думал, что эта сущность такая дерзкая. — Константин промокнул Тиму глаза застиранным серым платком и устало улыбнулся. — Что ты сделал? — Хотел… — Тим глянул было на свои руки, но рядом возникла Анита. Они с Константином подхватили его и поволокли в ванную, и Анита заставила подставить обоженные ладони под ледяную воду. — Я хотел переписать книгу, — пробормотал Тим, едва слышно в шуме воды. Только, похоже, его прекрасно услышали. — Коннер может противостоять сюжету. Может, и я смог бы. — Вот идиот, — искренне выругался Константин. — Неужели ты не понимал, что машинка тебе не даст? Она ни на минуту… — и осёкся. — Блядь, — прошипел он и отвернулся. — Это не машинка, а какое-то ебучее кольцо всевластья. — Он подскочил, запустил руку в волосы и закрутился на месте. — А если она не нашёптывала ему ничего? — Анита не давала Тиму даже пошевелиться, полуулегшись ему на спину. — Зачем вообще это демонической сущности? — Ей же нужно кого-то сожрать. Оно знает, что мы не дадим ему из окна прыгнуть или вены вскрыть. Какой же я дебил. Господи. — Константин с силой потёр лицо обеими руками, натянув кожу. — Я реально думал, что она не рискнёт как-то на него влиять, пока мы здесь. — Ты не учёл другого. — Анита, наконец, позволила Тиму вытащить руки из воды. Он дрожал, но даже возмутиться не мог. Не мог сказать: «Я ещё здесь, вообще-то». Не мог сказать, что ему холодно. — Ты не учёл того, что у нашего писателя немаленькое эго. Да, тебе кажется, что это было идиотской идеей, но согласись, в ней был смысл. Он думал, что сможет её перехитрить или просто всё исправить. — Анита осторожно промокнула руки Тима полотенцем, рассматривая красную воспалённую кожу. — Я думал, это очевидно. Если машинка реагирует на наши прикосновения, будет реагировать и на стук по клавишам. — Константин закатил глаза. Они снова подхватили Тима и потащили, теперь уже на кухню. — Заткнитесь, — наконец смог простучать зубами Тим. — Заткнитесь оба. Я хотел попробовать. Посмотреть, что выйдет. — Он вытянул перед собой руки. К его удивлению, они не покрылись волдырями, кожа не слезала, хотя жгло немилосердно. — Удивлён, ха. — Константин сел напротив, пока Анита набирала стакан фильтрованной воды и выдавливала из пластинок какие-то таблетки. — Это не обычный ожог. Не успел бы я наложить печать, этот демон бы вылез из машинки и сожрал тебя изнутри. — Он покачал головой. — Печатать какое-то время не сможешь, но зато никаких убогих спецэффектов. — То есть, ты хочешь сказать… — Анита моргнула. — Оно настолько умное? Оно слышит, о чём мы говорим? — А ты что думала, что будет как во всяком ширпотребе? Все демоны и злые сущности тупые и легко попадают в ловушки? Это был самый лучший способ для демона — а я теперь уверен, что это демон, — получить хоть какую-то душу. Раз уж персонажа не отдают, то что может быть лучше, чем дать писателю сгореть на работе. — Константин развёл руками. Анита поставила перед Тимом стакан, протянула таблетку аспирина и ещё что-то. Тиму не стал спрашивать, чем его пичкают. Он вообще очень мало на чём мог сосредоточиться, кроме боли. Константин молчал какое-то время, потом достал сигареты и закурил. Устало потёр глаза пальцами, взглянул коротко на Тима и вдруг произнёс: — Извини за «идиота». Куколка права. Это была похвальная храбрость. — Он нахмурился, будто самому себе не веря, и добавил: — Но чувство собственной важности у тебя как-то слишком зашкаливает. Скромнее надо быть. Тим не ответил. Он попытался пошевелить пальцами и не смог — стало больнее. Это было ужасно. — Может, отвезти его в больницу? — спросила Анита. Константин покачал головой. — Просто уложи его ненадолго. Пока руки не перестанут ныть и пока он не отойдёт от шока. Тим поднялся сам, увернувшись от хватки Аниты. Он побрёл к своему месту, прислушиваясь к тихим шагам за спиной и стараясь не касаться ничего. Руки пылали. Не так остро и ужасно, как некоторое время назад, и всё же ощущение было, будто с них содрали кожу. Он неловко забрался на батарею и нехотя позволил Аните себя укутать, разве что руки оставив лежать поверх одеяла. Он прикрыл глаза, просто чтобы не видеть её сочувственного взгляда, но так и не уснул. Даже не задремал толком. Он просто считал шорохи страниц, запоминал перешёптывания, мелодию с мобильного телефона Джона. Разговоры о книгах, о точности и неточности, об уменьшении и расширении диапазона поиска. Просьбу принести набор каких-то печатей, и Тим мог только догадываться, о чём именно идёт речь. Вопрос Аниты, почему Константин не призовёт никого на помощь. Почему не обратится к демону повыше, почему не возьмёт консультацию или не прикажет кому-нибудь ему подвластному исправить всё, что сделала сущность машинки. В ответ Аните была гнетущая тишина. Тим почти чувствовал её. Слышал, как она звенела в воздухе, будто морозное утро. Потом Константин шумно выдохнул дым. — Потому что я уже так делал, и в итоге тот, кого я пытался спасти, оказался в Аду. Листай дальше. — Тишина, которая царила всего мгновение назад, мгновенно треснула на миллионы осколков, растаявших в шуршании бумаги. Тим слушал шорох, пока ему не наскучило. Когда Тим наконец сел на своей кровати, неловко сложив руки на коленях, лязгнул дверной замок, и на пороге показался выспавшийся и свежий, ещё более светящийся и спокойный, чем вчера, Коннер Кент.***
Коннер потоптался на месте. — Привет, — осторожно сказал он, сомневаясь в правильном выборе слова. — Что нового? — Мы знаем, что в машинке демон, — машинально ответил Константин. Он сидел на полу между тремя стопками книг. — Нужно будет уговорить Пиффи оцифровать это всё. Сколько можно копаться… Коннер вздохнул, скинул рюкзак на пол и начал снимать куртку, прежде чем понял, что что-то снова не так. Тим молчал. — Ты что, — Коннер повесил куртку на крючок и подошёл к батарее. Сел прямо на пол, глядя на писателя снизу вверх, — так и не вставал со вчерашнего вечера? Тим не ответил. Он смотрел на него с каким-то странным сожалением, разочарованно и устало, и вдруг приподнял руки, так, чтобы Коннер мог видеть ладони — воспалённые, будто тот притронулся к чему-то горячему и едва успел одёрнуться. — Я пытался книгу переписать, — шепнул он. — И эта грёбанная машинка нагрелась. Я теперь… — Он судорожно вдохнул, съёжился и затих. Выпустил воздух через зубы едва слышно. Коннер недоуменно моргнул и тут же понял, что произошло. Писатель подавлял самого себя. Отстранился от того, что могло его напугать — живых, человеческих эмоций, отличных от раздражения. — Всё нормально, — вдруг пробормотал Тим. — Нормально. Забудь вообще. Лучше помоги мне биди достать, я курить хочу невыносимо. Он попытался вылезти из-под одеяла. Коннер толкнул его в плечи, усаживая на место, и писатель тут же снова отшатнулся, метнув на него злобный, какой-то обиженный взгляд. — Я попросил дать мне табак, а не трогать меня, — буркнул он. Коннеру Тим вдруг показался беззащитным: не такой уж и крепкой была скорлупа, в которой он сидел. — Ладно. — Коннер вздохнул и сел напротив. Видно было, что Тим стал агрессивнее, чем вчера. Злился на себя за то, что не мог сейчас писать и не знал, когда сможет. Конечно, Тим всегда мог бы пользоваться диктофоном. Это, по крайней мере, было бы намного современнее и актуальнее, чем любая печатная машинка. Но судя по мозолям на пальцах правой руки, Тим был старомоден до ужаса. Он не только пользовался печатной машинкой, он много и подолгу писал ручкой. Коннер представил себе, как тот грызёт колпачок, пока ищет нужные слова, и едва сдержал улыбку. Улыбки сейчас были неуместны. Он хотел успокоить Тима, а не разозлить сильнее. Коннер развернулся к Тиму спиной, но только чтобы прислониться к батарее. — Я посижу тут с тобой, но буду читать вдохновляющую книжку. А ты… — Он пожал плечами. — Ну, не знаю. Садись и жалей себя. Он не был уверен в своей стратегии, но писатель, похоже, растерялся. Коннер достал из сумки мятого «Тёмного рыцаря», вторую часть дебютной трилогии, открыл где-то в районе третьей четверти и погрузился в чтение. Тим Дрейк ничего не говорил. Даже не слышно было, как он дышит. Реагировал ли он вообще хоть как-то? Какое-то время спустя он выбрался из постели, откинув одеяло. Чертыхнулся, сгибая и разгибая пальцы, и полез в карман. Коннер оторвался от чтения, чтобы проследить за его действиями. Писатель дрожащими, красными пальцами кое-как вытащил из пачки биди. Сжал зубами и попытался повторить процедуру со спичкой, но уронил — сначала один раз, потом второй, так ни разу и не сумев чиркнуть ей о коробок. Коннер наконец не выдержал. Он захлопнул книгу, заложив закладкой нужное место, и потянулся за спичками. — Я сам, — шикнул на него писатель. Но вопреки словам, коробок тут же вывалился из его покалеченных рук. Коннер поймал его в воздухе, поднялся и чиркнул спичкой. — Давай-ка. Писатель раздражённо вздохнул и склонился, прикуривая. Коннер поймал себя на том, что засмотрелся на него за то короткое мгновение, которое огонёк освещал его лицо. Тим курил нервно, очень отрывисто. Он не пытался найти платок или салфетку, в которую обычно стряхивал пепел. Просто вдыхал и выдыхал дым, покусывая губы и постукивая носком по полу. Потом он хотел отвернуться, и Коннер попытался поймать его за плечо. Но осёкся, остановил сам себя и замер, устало глядя на него. Ему казалось, что Тим дурит и ведёт себя как ребёнок, излишне драматизируя события. Если уж кто-то здесь и должен был страдать, так это Коннер. Вся его жизнь полетела под откос просто от того, что писатель Тим Дрейк купил подержанную печатную машинку Стивена Кинга. Коннер вдруг удивлённо охнул. Писатель резко обернулся, подозрительно сощурившись. — Я только что подумал. Думаешь, все те люди, о которых писал Кинг… Они тоже были реальны? И тоже пережили то, что было в его книгах? — Он посмотрел на Тима. Тот равнодушно пожал плечами, отошёл к столу и потушил окурок о край, оставив пепельный след. — Стив чаще всего писал про себя, — тихо сказал Тим. — Так что, возможно, ему просто повезло. Из-за зацикленности его героев на нём. — Он поморщился, кутаясь в кардиган, но всё же цепко сжал ткань пальцами. Коннер вдруг подумал, что если бы Кассандра и Стефани угостили печеньем и молоком не его, а этого замученного писателя, мир стал бы немного добрее. Коннер старался искать в своём однообразном быте хоть какие-то плюсы, этот же человек, похоже, об их существовании даже не подозревал. «Пробовал ли он вообще печенье?» — подумал Коннер и почти тут же осознал ответ. В жизни Тима не так уж и часто случались моменты домашнего уюта и нежности, и печенье никак не ассоциировалась у него с безопасностью, тёплыми руками мамы или Санта Клаусом. Почему-то Коннеру показалось, что одно упоминание о печенье может вызвать у писателя беспросветную меланхолию. Их связь, которую Тим почти не воспринимал как связь, думая, что лишь он знает Коннера как облупленного, иногда была не самой приятной штукой. Пусть Коннеру было легче общаться с писателем, зная, чего ждать, чувствуя больные места и заранее сглаживая острые углы. Но если в мире и было что-то, чего Коннер не хотел бы почувствовать ещё раз никогда, то это апатия, к которой был склонен Тим. Пока он садился на своё место, размышляя, писатель снова попытался закурить. — Ты же знаешь, что не обязан всё делать самостоятельно? — Коннер снова поднялся. Тим сделал шаг назад, напряжённо уставившись на него. — Тим. — Коннер закатил глаза и протянул ему руку: — Дай мне помочь. Тим молчал с минуту, глядя на Коннера тяжёлым и мучительно долгим взглядом. Потом он раздражённо вздохнул и положил коробок на протянутую раскрытую ладонь, сумев не задеть его кожу даже кончиками пальцев, даже совсем легко. Удивительно, как всего несколько дней назад он так спокойно касался Коннера, щупая его лицо и растягивая чужие губы в улыбке. Коннер снова чиркнул спичкой, и снова на мгновение увидел, как меняется лицо Тима в тёплом свете. Он вздохнул, вернулся на место, а Тим, наоборот, ушёл к столу. Он обошёл машинку, будто боялся оказываться к ней слишком близко, неловко вскарабкался на подоконник у самого окна, и уткнулся носом в стекло. Непонятно было, о чём он думает, и думает ли вообще, или просто дремлет. Коннер снова уткнулся в книгу, изредка поднимая голову и глядя на погружённых в работу Аниту и Константина. В полдень он пробежался взглядом по последней строчке, закрыл книгу и отложил в сторону. Писатель так и сидел, пялясь в окно, будто одуревший от скуки кот. Коннер снова взглянул на беспрерывные поиски и встал со своего места. Потянулся, едва слышно хрустнув костями, старательно растягивая и разминая мышцы, и расслабился. Потом поднял голову и встретился взглядом с Тимом, который тотчас отвернулся, делая вид, что и не отрывался от своих безумно интересных наблюдений. — Я сбегаю вниз за едой, — громко заявил Коннер, хлопнув в ладоши. Писатель вздрогнул, Константин издал радостное мычание, видимо, означающее согласие, Анита не отреагировала вообще никак. Она так и не переоделась, сидела на диване в сорочке и халате, обложившись свитками и делая какие-то заметки. — Тим. — Коннер подошёл к столу, к самой машинке. Опёрся руками о стол, прямо рядом с дьявольским артефактом, и подался вперёд. Писатель обернулся, дёрнулся, глядя на Коннера, склонившегося над машинкой, но сдержался и ничего не сказал. — Тим. Идём. Ты лучше знаешь, где здесь пристойная еда. Кроме того, тебе не помешает хотя бы немного пройтись. — Он кивнул на дверь. — Давай. Не заставляй меня тащить тебя с собой силой. — Ты… — возмутился было Тим, но подавился собственными словами. Проглотил их, нервно скривился, будто они были горькими на вкус, и спустил ноги на пол. Конечно. Он прекрасно помнил вчерашний день и прекрасно понимал, что, лично наделив Коннера сверхспособностями, не сможет ему так просто сопротивляться. Он молча нашёл где-то под столом свои чешки, обулся и поплёлся к двери, захватив в коридоре кошелёк. Кожа на ладонях немного успокоилась и теперь не алела, была оттенка чуть более яркого, чем светло-розовый. И, похоже, даже ныла намного меньше. Это было здорово. Коннер мог надеяться, что к следующему утру Тим снова станет благосклоннее к другим. В лифте Коннера накрыло жутковатым дежавю. Тим забился в угол, разве что на пол не сел, и ссутулился, исподлобья поглядывая на Коннера. Постукивал пальцами по стенке, почти перестав морщиться, и когда лифт открылся, выскочил первым. Как и в прошлый раз. — Предлагаю. — Он остановился в холле, покрутился вокруг своей оси и тут же сделал шаг в сторону. — Тут мексиканская кухня хорошая. Коннер немного прибавил шаг, но не подходил к Тиму ближе чем на метр. Писатель перестал выглядеть угрюмым, и теперь просто казался рассеянным и растерянным. Он нырнул под навес и замер, всматриваясь в меню с картинками. — Четыре буррито, — обратился он к продавцу, не сказав ему ни «здравствуйте», ни «будьте добры». Коннер вдруг подумал, что это не из-за невоспитанности. Просто Тим не хотел казаться людям милым. И ещё, кажется, экономил время. — Почему ты на меня так смотришь? — выдавил Тим, в очередной раз встретившись с Коннером взглядом. — Как? — Коннер ухмыльнулся и вскинул брови. — Как человек, который вдруг понял, что улавливает все перепады твоего настроения? Тим поморщился. — Жутко звучит. — А об этом мы тоже уже говорили. — Коннер покачал головой. — Или ты забыл? — Не забыл. — Тим выдержал паузу. Покусал губы, постучал явно ноющими пальцами по витрине. А Коннер засомневался, стоит ли Тиму знать всю правду. — Мне кажется, что чем дольше ты тянешь с перепечатыванием концовки, тем крепче это… эта сущность нас связывает, — решился наконец он. — Мне почему-то кажется, что я знаю о тебе всё. Или точнее… могу вспомнить, если понадобится. Тим положил руки на витрину и почти лёг на неё. Вскинул голову и прикрыл глаза. Его нервозность сейчас выдавали только подрагивающие поджатые губы. — И как? — вдруг спросил он, резко выпрямившись и посмотрев на Коннера прямо. — Нравится? — Как вообще может нравиться чувствовать то же, что другой человек? — Коннер развёл руками. Тим закатил глаза и снова отвернулся, явно недовольный ответом. — Я думаю, что тебе пора перестать бежать, Тим. — Так вот же я. — Тим метнул на него взгляд, кажется, действительно недоумевая. — Никуда не бегу. — Он вскинул голову, когда его окликнул продавец, и начал рыться в кошельке, до крови прокусив губу от боли. Коннеру захотелось достать платок и осторожно промокнуть выступившую капельку, но он только сцепил руки в замок. Тем более, что Тим уже слизал всё, едва слышно причмокнув. Коннеру стало как-то не по себе. Он смотрел, как Тим расплачивается и забирает пакет с готовой едой, и заговорил только когда писатель развернулся. — Я не это имел в виду. Тим обречённо, очень тяжело вздохнул, будто Коннер был просто очередным «заботливым человеком» на его пути, и ответил как-то без эмоций. А ещё немного шепелявя и коверкая слова, потому что губу так и дальше прикусывал, чтобы не кровоточило, отчего Коннеру стало ещё более неловко, чем пару минут назад. — Я знаю, что ты имел в виду. — Он поплёлся к лифту. — Что я бегу от реальной жизни и собственной человечности. И что по моим книгам видно, что я не такой уж и плохой. — Он нажал на кнопку вызова и посмотрел на Коннера через плечо. — Ты ошибаешься. Я не умею и не хочу учиться взаимодействовать с людьми. Я не социопат, я просто мизантроп. Люди мне не нравятся. Они слишком сложные. Я готов наблюдать со стороны, но не участвовать во всём бреде, который они творят. — Он замолк, как только звякнул открывшись лифт. Переступил через порожек, нажал на нужную кнопку и отвернулся от Коннера, задумчиво глядя куда-то в угол. Коннеру вдруг стало обидно. Отказываясь от общения с людьми, Тим как будто бы отказывал и ему. Человеку, жизнь которого от него зависела. От его решений, от его действий. Он ведь мог просто… Коннер замер, не додумав мысль. Он вдруг понял, что Тим Дрейк обманывает сам себя. И всех обманывает. Если бы ему было настолько плевать на человеческие жизни, если бы он хотел быть только сторонним наблюдателем, он бы уже убил его. Он бы перепечатал концовку в тот же вечер, когда они познакомились, даже не задумываясь, потому что Коннер — ничто. Коннер вздрогнул и повернул голову, чтобы посмотреть на Тима. Тим будто подумал о том же самом. Он поднял голову и глянул на неловкого клерка, которого одарил суперсилами. И, как и множество раз до этого, они снова встретились взглядами, снова сцепились ими, намертво, неразрывно. — Эта штука, — едва слышно произнёс Коннер, чувствуя, как его тянет к Тиму всё непреодолимее, — выбрала тебя, потому что ты сам себя пытаешься убедить, что самый обычный человек. — Он облизнул губы. Писатель был так близко. Он мог рассмотреть ледяные прожилки в его радужках. — И потому что ты ошибался. Он видел, что и Тим к нему тянется, даже чуть привстал на цыпочки. — Это не столько моя история, сколько твоя… — шепнул Коннер. Они вот-вот должны были столкнуться лбами. Звякнул лифт, и Тим отпрянул, врезавшись спиной в стенку. Ойкнул и выскочил в коридор, как только двери начали открываться. Коннер остался стоять, не совсем понимая, что только что произошло. И произошло ли вообще?