Шахматный Этюд

По возвращении домой Джотто старался не думать о недавнем убийстве, свидетелем которого он оказался. Слишком мрачное, слишком загадочное и слишком много здесь недосказанностей, не говоря уже о том, что вероятность раскрыть его стремительно приближается к нулю. Джотто закрыл входную дверь и стал прислушиваться. Обычно тишина жилого дома включает в себя легкие шумы: тиканье часов, скрипы, потрескивания. Этот же дом был совершенно беззвучен. И Джотто не знал, чем же ему заполнить эту тишину, как развеять одиночество. Одни предлагали ему завести зверушку, другие обзавестись любовницей или семьей, третьи и вовсе отмалчивались. Джотто вздохнул, словно надеясь, что все произошедшее за этот день - всего-навсего плод его воображения, дурной кошмар. Пройдя в гостиную, он улыбнулся знакомой мебели и картине за окном, уродство которой его уже не так сильно раздражало, как в первые дни проживания здесь. Гостиная, куда он прошел, выглядела так, будто бы здесь не убирались лет сто. Черный рояль, который принадлежал его бабушке, был завален книгами. На полу вокруг него лежало несколько папок. На диване валялись шелковые платки, перчатки и, опять же, документы. "Жениться тебе надо, Джотто," - так сказал Джи, когда на днях посетил скромную обитель блондина. Окинув усталым взглядом весь этот беспорядок, Джотто подумал, что ему бы действительно стоило последовать совету Джи, однако он уже был женат на своей работе, а услуги горничной будут стоить немало денег. Джотто кое-как пробрался к окну и выглянул в него, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Его квартира находилась недалеко от Палатинской капеллы[1]. Мужчина попытался вспомнить, когда он там был в последний раз. Помнится, в первый раз он был очень впечатлен этим памятником архитектуры. Одной только ее внутренней отделкой можно было бы любоваться вечно. Созерцание прекрасного навело его на тяжелые мысли о прошлом. Еще с детства его удивляла одна вещь: почему одним что-то дается легко, а другим - нет? Ведь ум и успех первых - не тяжкий труд, а простое "им повезло такими родиться". Почему же тогда из некоторых семей из поколения в поколение, словно на каком-то промышленном предприятии, выходят уникальные личности? Как и его отец и дед, Джотто родился в семье талантливых потомственных музыкантов. Ему на роду было написано им стать. Но он не был таким, как вся его родня. Талант, которым бог щедро вознаградил членов его семьи, Джотто просто не достался. В то время, как у его отца чуть ли не с пеленок проявлялся музыкальный талант, у Джотто едва ли вызывало восхищение звучание флейты, а диктанты на слух он писал наугад, отгадав лишь две-три ноты, не говоря уже о ритме, а концерты в оперных театрах производили впечатление намного меньше, чем пальба из пушек. Родителям маленького Джотто пришлось признать, что дитя, рожденное ими по ошибке - немузыкально. И он был отправлен с улиц родного и прекрасного Рима на остров Сицилия, ближе к окраине, в город Палермо, к своему дяде. Там он и познакомился с Джи. Конечно, дружба между ними образовалась не сразу. Сначала было соперничество: то за яблоки в соседнем саду, то за внимание кареглазой девчушки, которое потом закончилось дракой. Когда Джотто исполнилось пятнадцать лет, между ним и его родителями выросла бетонная и совершенно непробиваемая стена. И то, что в будущем он стал полицейским, не обрадовало их лишь по одной-единственной причине: это никак не было связано с музыкой. Его родители, наделенные прекрасным слухом, обладали удивительной способностью быть глухими к тому, что им не хотелось слышать. Мужчина уже собрался ложиться спать, даже не пытаясь прочитать дело об очередном убийстве, которое оставил ему Алауди, когда в последний раз заходил на чашечку чая. Да он бы и не заставил себя прочесть эти маленькие черные буковки - они лишь начнут разбегаться перед глазами, как муравьи. *** Карло Мэтьюз застрелился - шумно, глупо и нелепо. Ему было предоставлено все: начиная от дома и заканчивая гарантией безопасности, тогда почему он осмелился на этот поступок? В конце ноября в полицию Палермо потупила довольно необычная и, по всей видимости, редкая для служителей закона просьба. Мужчина сорока лет, весьма подозрительной внешности и соответствующим характером, просил - нет, скорее на коленях умолял защитить его от некоего неизвестного. На вопросы "Кто? И зачем?" он отвечал со страхом в глазах: "Я не могу вам этого сказать! Это тайна, о которой я должен молчать! Хранить даже в могиле! Потому что моя... моя... семья..!" ...Звук выстрела в узком коридоре двухэтажного особняка Карло прозвучал, как взрыв бомбы. В тот момент Мэтьюз собрал в себе все силы, рванул вперед, стремительно завернул на повороте и побежал так, как никогда раньше не бегал. За его спиной слышался топот бегущих ног наемника - Сэя. Он выделялся на улицах Италии не только своей азиатской внешностью, но и татуировкой в виде иероглифа - как было известно детективам, его имя. В какой-то момент погони Карл поскользнулся и, не удержав равновесия, упал. Он хотел подняться, но повторный выстрел заставил его тело замереть и забыть как дышать. Вдруг Сэй почувствовал сильный удар в плечо. Рука, в которой он держал пистолет, дернулась и выстрелила в окно - пальцы разжались, выпустив из рук оружие. Воспользовавшись промахом наемника, Карло поднялся и бежал теперь вслепую. – Джотто, я возьму на себя убийцу! А ты позаботься о Карло! – Крикнул Джи своему напарнику, и тот уже поспешил вслед за мужчиной. В то же время наемник отшатнулся назад и тут же поднял пистолет, который выронил от удара. Когда Сэй попытался выстрелить в Джи, тот опередил его, и он упал плашмя на пол. Кровь стекала по его руке, левое плечо горело от жгучей, словно лава, боли. Сэй посмотрел на удаляющуюся от него фигуру Карло и зарычал от ярости. Больше десятка полицейских уже пытались догнать Мэтьюза и в конце концов загнали его в угол. – Стой! – Крикнул Джотто Карло, когда в его руке из-за кромешной тьмы в коридоре показался слабый отблеск пистолета. – Немедленно опустите оружие! – Глава полиции выпрямился и нацелился прямо на Карло. – Идиот! Не пытайся меня остановить! – в глазах мужчины читался страх и безумие, будто им овладел демон. – Ты не понимаешь! Комиссия... она... она рано или поздно найдет и убьет меня! – голос Карло срывался на крик. – Их злобные глаза всегда смеются,… а мерзкая улыбка постоянно кривит лицо при взгляде на таких, как я. Они! Они посланники безумия. Мчатся словно на коне и не щадят никого! – мужчина приставил пистолет к своей голове. – Если кто-то сдает имена членов мафии, его может убить кто угодно и когда угодно. Этот приговор распространяется не только на него, но и на его семью, - это были его последние слова. Карло был уже мертвым, когда Джи подбежал к своему напарнику. И даже мертвым, его лицо выглядело несовершенным и дефектным. А на губах застыла безумная улыбка. – Ты как? В порядке, Джотто? – Со мной-то все в порядке, - выразительно ответил мужчина - вот только... Хотя не важно. Уберитесь здесь. Через месяц, вечером 29 декабря, я жду тебя, Алауди, Накла, Лампо, Угетцу и Деймона у себя в кабинете. До этого, прошу меня не беспокоить. Солнце восходит на востоке, умирает на западе. А я ведь мог бы быть музыкантом, подумал он. Или писателем. А может даже актером. Но жизнь музыканта наполнена музыкой, нотами, музыкальными инструментами, пением, а ему это не дано. Жизнь писателя коротка - она полностью состоит из бумаг и слов, ограниченных сроком памяти читателей. Жизнь актера так же сложна, как и невыносима. Ведь для этого нужен не только талант, но и запоминающаяся внешность, умение вживаться в роль, жить своим персонажем на сцене. Порой ты даже забываешь себя, как персонажа собственной картины. И тогда начинаешь носить маски. За одной из них скрывается твоей настоящее лицо. Комната для допросов в полицейском участке была слабо освещена. Но даже так Джотто мог видеть, как на теле наемника, по кличке Сэй, выступают мелкие капельки пота, но не от волнения, а из-за жары в помещении. Он мог рассмотреть даже его морщинки на хмуром лице. Странно. Ведь подозреваемый должен чувствовать себя на допросах, как рыба на суше, не в своей тарелке. Но этот Сэй был совершенно спокоен. А волновался здесь именно Джотто. А наемник все молчал. Как партизан. Иногда в его взгляде узких глаз читалось непонимание, будто он не знал или даже не понимал, на каком языке Джотто с ним разговаривал. За все это время, проведенное в комнате, рассматривая глазами Сэя, Джотто заметил одну маленькую причудливую татуировку на правой руке мужчины. Джотто знал, что такая татуировка называется "Триада"[2]. Вы спросите, что тут необычного? Но даже такая мелочь, как татуировка, может значить много больше, чем кажется на первый взгляд. Лучи утреннего солнца струились из окна за спиной Джотто, образуя нимб над головой и при этом приятно грели спину. Однако иногда приходилось щуриться из-за слишком яркого света. К тому же, от бессонницы было ощущение песка в глазах. ...На следующий день после допроса Сэй был найден мертвым в своей камере. Однако это было не самоубийство - на теле было обнаружено одно пулевое ранение. Но на этом череда убийств не закончилась. Судя по "почерку" последующих убийств, действовал один и тот же киллер. Но это не самое странное. Их оплетает совершенно другой, совершенно отличающийся от нашего мир. Ему не страшен закон, потому что они уже давно установили свои правила игры. Их никто не может поймать, потому что все, кто с ними связан, не нарушают обет молчания. И даже если кто-то решает выйти из игры, чтобы убедиться, что этот человек будет хранить молчание вечно, - его и его родственников, друзей и просто знакомых убивают. Кто такая Комиссия? Кто эти люди? Что за жестокие законы в их мире? Что у них на душе? А на сердце? – Вот, выпей, – Джи держал перед ним чашку, из нее поднимался пар, но пахло не чаем, а какими-то пряностями. Джотто бросил взгляд на календарь, привезенный Деймном в качестве сувенира специально для главы полиции из России, чтобы тот не забыл о его дне рождения, как в прошлый раз. Сейчас было 5 декабря. Утро. На часах без пяти семь. – Джи, я же просил, - Джотто глубоко вздохнул. – Я знаю, - мужчина покачал головой. - Но я не могу просто так сидеть и смотреть, как ты мучаешься. – Если собираешься здесь помирать, позови меня. Я хочу это видеть! - из-за дверного проема показался Деймон. На его лице играла самодовольная ухмылка. – Деймон! - в кабинет вошел Асари и с укором посмотрел на Спейда, однако на его лице в ту же секунду заиграла добрая улыбка. – Экстремально нехорошо так говорить! – это был Накл. – Боже-боже, расшумелись с утра пораньше, – за спиной Асари показался Лампо и Алауди, который не проронил ни слова, а лишь смотрел злобным взглядом в сторону Джотто, успев просверлить в нем дырку. Со всеми, кроме Джи, Джотто познакомился лишь во время службы и то с ними не сразу сложились хорошие отношения. Демон Спейд производил впечатление хорошего, воспитанного и интеллигентного молодого человека. Как-никак происхождение обязывало. Люди не лгут, но мало кто знает его так же хорошо, как и его возлюбленная Елена. Только она знала его настоящего. Он был хитер, расчетлив, а иногда и эгоистичен. Накл был гиперактивным человеком. Сама его личность - это смесь постоянства и непостоянства. То, что он фанатик и бокса и церкви одновременно, было весьма странно. Этот мужчина готов выслушать и помочь советом. Но когда Накл на ринге, его просто невозможно остановить. Асари Угетсу - всегда спокоен и слишком мягок. В любое время он может успокоить и усмирить твой гнев. Но он беспощаден к врагам, хотя никогда никого не станет убивать. Он никогда ничего не будет предпринимать сгоряча, не обдумав дальнейшие последствия. Пожалуй, он единственный здравомыслящий в их компании. Лампо ленивый и капризный "принц". Любит постоянно повторять: "Я божественен". Однако никогда не сможет отказать в просьбе Примо. Алауди производит впечатление всегда спокойного, хладнокровного и рассудительного человека. Он никогда не говорит ничего лишнего. Джотто даже не помнит того момента, когда Алауди говорил что-то не по делу. Идеально контролирует свои, как и внешние, так и внутренние эмоции. Он может быть очень жесток как к врагу, так и к своему товарищу. Любит тишину и порядок. Не любит находиться в компании и работать с кем-то в паре. Все они, совершенно разные, как огонь и вода, как луна и солнце. Но всех их объединяет лишь одно дело - они служители закона. И они безгранично преданы Джотто. Они не друзья, но и не враги. Вечером 24 декабря, перед самыми праздниками, Карен Гризволд была задержана и доставлена Алауди в участок, как подозреваемая в очередном убийстве, совершенным Комиссией. На вид этой женщине было около тридцати пяти лет. Лицо у нее было очень бледное, но его сильно оживляли ее зеленые глаза. Длинные, золотого оттенка волосы, разделенные пробором, расходились ото лба как лучи, закрывали уши и краешек щек, словно ласковыми ладонями, сжимали ее лицо, а сзади на шее укладывались мягким узлом. На допросах Алауди она была совершенно спокойна. А потели они. – Если вам так важно знать о Комиссии и о самом преступном мире все, – проговорила она мягко, в то время как ее плечи поднимались в такт дыханию – то почему бы вам не стать его неотъемлемой частью? – Карен перевила дыхание. – Но я дам вам лишь один совет, – она сказала эти слова настолько тепло, что невозможно было не слушать ее дальше. – Запомните, не стоит слишком глубоко копать. Есть вещи, которые лучше оставить неизвестными. И самое главное. Не доверяйте никому. [1] Палатинская капелла — главная достопримечательнос­ть Палермо и одна из диковин европейского средневековья, с резной деревянной кровлей, расписанной в арабском духе, и множеством мозаик высочайшего качества, подчас на светские темы. [2] Триада — тройной аспект жизни тела, души и духа, а так же прошлое, настоящее и будущее. *** – Хаос. Зови меня просто Реборн. – на этой ноте мужчина еще шире улыбнулся. Его имя ничего мне не говорило, а людям в шляпах я никогда не доверял. Я беспокойно заерзал на месте, шаркая ногами по полу. Я чувствовал какой-то легкий дискомфорт от пребывания рядом с этим, совершенно не знакомым мне человеком. Я попытался унять дрожь в теле, однако это у меня плохо получалось. Это напомнило мне мое первое расследование. В тот день я чувствовал себя словно птенец, выпавший из родного гнезда. Одинокий, измученный, слабый и голодный. – Боюсь, я не знаю кто вы. Как вы, черт побери, проникли в мой дом? – слова дались мне с большим трудом. Все-таки мой голос меня подвел. Мужчина, явно обрадовавшись моей реакции, лишь загадочно улыбнулся, взявшись за свою шляпу. – Ты забыл закрыть дверь, – Реборн произнес эти слова с издевкой, толикой иронии. – Что?! Да быть такого не может! – воскликнул я. Молчание. – Может. Тсуна, скажи, ты что-нибудь знаешь о своем отце? – нагло спросил он меня. – А? – из моих уст вырвался удивленный вздох. Отец - это то, чего мне недоставало на протяжении всей жизни. Я мало что знал о своем отце. Мать практически ничего мне о нем не рассказывала. Да и я особо не интересовался. Я знал, что был какой-то Иемитсу. Был. Да умер, работая на шахте. Во всяком случае, так мне говорили. Но то, что этот Реборн заговорил о моем отце, задело меня по самое сердце. Я всегда старался избегать подобных разговоров, так как не знал отцовской любви и заботы. Поэтому не мог чувствовать того, что испытали другие. – Да. Мне мама рассказывала, что он работал на шахте, - ответил я четко, после минуты молчания. – Хм... и ты взял другую фамилию - не отца? – поинтересовался Реборн. В его глазах читался явный интерес. – Да, – коротко ответил я. – Теперь понятно, почему мы так долго не могли тебя найти! – Найти? Меня? Зачем? – Ты ведь знаешь, что твоя настоящая фамилия - Савада? ... – Это фамилия моего отца. И что с того? – Видишь ли, твоей отец был потомком Джотто Примо, главой мафиозной семьи Вонголы. Мужчина вынул из кармана своего пиджака лист бумаги. При взгляде на него я понял, что это была родословная Вонголы. Среди всех перечисленных там имен, в самом конце было имя моего отца. – Знаешь, у каждого члена нашей семьи есть свое личное дело. И после его смерти дело автоматически закрывается. Так как Иемитсу, твой отец, умер до твоего рождения, то в его личном деле не написано, что у него есть сын, то есть ты. В общем, "маленькая" такая ошибочка вышла. У действующего босса Вонголы, Тимотео нет наследников. Достойных наследников. Мне и еще нескольким киллерам было поручено найти всех людей, которые хоть как-то связаны с Вонголой. Время шло, бумаг много. На поиски ушли годы. И вот, наконец, ты нашелся! Долгожданный. Пускай и потрепанный. И силой не вышел. И умом тоже. Но все же наследничек, - слова сыпались сами собой. – И ты, Савада Тсунаеши – дальний родственник Джотто, провозглашенный наследник семьи Вонгола! – отчеканил Реборн на одном дыхании. Я прибывал в глубоко мысленном ступоре. Казалось, что смысл большинство слов до меня так и не дошел. – ТЫ станешь наследником или я убью тебя, - после чего он резко приставил пистолет к моему лицу и пригрозил убийством, если я не соглашусь стать каким-то там боссом Вонголы. Секунды медленно сокращались, как часы. Казалось, что в этот момент вся жизнь пролетела перед моими глазами. Люди время от времени попадают в затруднительное положение. И вот сейчас я нахожусь одной ногой в могиле. Но я знаю, никто не придет мне на помощь. Если. Если я откажусь, я ведь умру? А я ведь даже не успел посадить дерево, построить дом, обзавестись семьей... Что станет с моей матерью? Как она будет без меня? Ведь я - это все, что у нее есть. Как на мою смерть отреагирует Хибари и остальные? Я ведь не могу согласиться. Такое решение можно воспринимать, как предательство по отношению к моим коллегам из убойного отдела! Что же мне делать? – Ну так что? – Реборн выжидающе смотрел на меня. Если так подумать, то либо я соглашаюсь, либо меня убивают, потому что я уже узнал достаточно много информации - я ведь могу что-то сболтнуть - а мафиози нужно будет меня всего лишь убить. Но зачем умирать, если у меня, скажем так, будет шанс и выжить, и поиграть в "двойную игру" с преступным миром? Чего терять-то? А если что-то пойдет не так - просто нужно будет валить из страны и "залечь на дно". Последняя капелька пота скатилась по моему лицу. В конце концов, я уже все для себя решил.