7. Ревность и предчувствие
11 августа 2015 г. в 19:34
<center>Вернувшись во дворец, Филипп тут же послал за канцлером. Несмотря на переживания, что выпали на долю короля в клетке магистра, схема дальнейших действий вырисовывался в голове достаточно чётко. Жак де Моле сломается! То было видно в его глазах. Теперь предстояло признание, покаяние, заточение, и тогда он, Филипп Красивый, получит всё – тайные знания тамплиеров, их великого магистра, абсолютное могущество! В Европе не будет властителя более сильного, чем король Франции.
- Ваше величество, - с поклоном донёс посыльный. - Его милость канцлер просил передать вам, что он не может явиться к вашему величеству.
- Не может? - Филиппа передёрнуло, ибо редко слуги позволяли себе подобные вольности. - Он болен?
- Он здоров. Однако говорит, что не придёт.
- Отправляйся вновь к нему и скажи, что я приказываю ему явиться сей же час. Вот тебе письмо для его милости. Живо!
Слуга вновь вернулся ни с чем. Филипп был в ярости. Обычно такой спокойный, он готов был назвать дерзкого Ги последними словами. Но королю ничего другого не оставалось, как смирить свою гордость и самому отправиться к Ногарэ.
Появление короля в доме канцлера привело всех его обитателей в крайнее удивление. «Я его в порошок сотру», - думал Филипп, направляясь в покои, где заперся канцлер. - «Он ещё узнает, как не подчинятся приказам короля. Да что на него нашло?».
Заперев дверь, король нашёл глазами Ги. Тот отрешённо сидел за столом перед целой батареей пустых винных бутылок. В его сгорбленной фигуре было нечто пронзительно-скорбное.
- Извольте объясниться, господин канцлер! - Филипп принял надменную позу. - Почему вы не исполняете королевских приказов? Вы забылись.
Фигура Ги медленно поднялась и повернулась. В прекрасное и яростное лицо Красивого уставились два глубоких тёмных глаза. Глаза побитого хозяином верного пса. Никогда Филипп не видел своего канцлера в таком состоянии. Ярость сняло, как рукой.
- Что с вами? - Филипп подошёл к нему.
Он встал напротив Ногарэ, сжимая его руки.
- Вы хотите знать, ваше королевское величество?
- Разумеется.
- Теперь мой повелитель живёт в Тампле, магистр у него в фаворитах.
- Думайте, что говорите, канцлер Ногарэ.
- Как я его ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Будь он проклят! Будь он проклят за то, что отобрал у меня благосклонность моего короля!
- Отринь наваждение, он ничего не отобрал у тебя.
- Я столько лет ломал его, и всё только за тем, чтобы государь освятил его никчёмную жизнь своей улыбкой, посулил свою любовь, вспомнив чудесное прошлое. Я знаю обо всём, ваше величество. В вашем сердце нет места для верного пса Ногарэ, а, может, никогда и не было.
- Неправда.
- Я вам не верю. Прикажите четвертовать меня, отрубить мне голову, сжечь или утопить в мешке, но я вам не верю.
- Я докажу.
Филипп необычайно проворно скинул с себя одежду, снял перчатки. Изящные пальцы нежно обхватили член Ги, предварительно освобождённый от покровов, и принялись ласкать. Разум Ги не служил ему, тело мерно покачивалось, с горящих, как в молодости, губ срывался стон удовольствия. Он почувствовал, как стремительно освобождается семя.
Когда открыл глаза, Филипп стоял напротив. Срывая с себя одежду, Ги подошёл к своему царственному любовнику и жадно припал к его губам.
- Узнаю моего Ги, - прошептал Филипп, ложась на кровать канцлера. - Идите сюда.
- Как прикажет мой повелитель.
Он целовал Ногарэ, вбирая поочерёдно в рот твёрдые соски, покусывая кожу, гладя живот и бёдра. Ги стонал, прижимая к себе руки короля, ему казалось, что его ввели в огонь.
- Мой король, - хрипло шептал он. - Ангел огня. Если я в аду, я хочу этот ад.
- Хочешь в огонь? - прошептал Филипп. - Грешник мой, отлучённый мой... Готов ли ещё раз испытать удовольствие?
- Я готов на всё, чего пожелает мой возлюбленный.
- Особенно, когда он носит корону, не так ли?
- Судьбою мне предначертано любить короля. Над нею я не властен.
Ногарэ не переоценил себя и воспользовался милостью Филиппа, для которого Ги, которого он знал с юных лет, всё-таки значил немало. Чуть позже они занимались любовью так, будто на этом свете им больше не суждено такого счастья, и нужно использовать каждый момент, каждую секунду близости, чтобы запомнить друг друга и не забыть даже за гранью вечности… Сплетались жаркие, блестящие от пота тела, корчась от блаженства, словно еретики в объятьях костра корчатся от невыносимой боли.
Прошло уже много времени, но толстые стены и запертая дверь, обитая железом, надёжно хранили тайну.
- Ги, - Филипп лежал на груди Ногарэ. - Ревность прошла?
- Да. Думаю, это было какое-то колдовство. Он всё же сознался?
- Нет, но я думаю, сознается. Я отменил пытки, они теперь не нужны. Вы грустны, мой верный канцлер. Что омрачает душу?
- Моей душе было так больно, что и представить себе нельзя. Мне показалось, что все те годы, что я служу короне – всё напрасно и никому не нужно. Я знаю, что обо мне говорят. Меня считают безжалостным палачом, лишённым стыда и совести. Мне всё равно. Вы со мной, и это счастье. Я уже стар и, быть может, уже не могу дать вам той страсти, что прежде. Но не отвергайте мою любовь и преданность, ваше величество.
- Поменьше сплетен! Знайте, что в моей душе есть любовь к вам.
- Говорят, что тем, кто влюблён, закрыта дорога в небесное блаженство. Я начинаю понимать, почему.
- Они могут ощутить рай на грешной земле.
- Я и в смерти не хочу расставаться.
- Странное предчувствие подсказывает мне, что нашего расставания не случится.
Наутро весь Париж узнал новость: великий магистр Ордена тамплиеров сознался в грехах и готов принести покаяние!