Мой неделимый элемент.

На кухне тепло и уютно – внутри Саши пушистым котенком свернулась радость и благодарно мурчит, слегка потягиваясь; само чувство, настолько одуряющее на нее действует, что с ее лица все еще не сходит глупая улыбка, а сама она сидит на шатком стуле, поджав ноги и закутавшись в старую мамину шаль. Осознание того, что наконец-то она действительно не одна, приятно греет душу и тело – Юрка сидит напротив, наворачивает макароны с тушенкой и выслушивает все ее незатейливые истории под названием «как жилось без тебя». Взгляд его не сосредоточен на ней – растерянно блуждает по комнате, рассматривая привычные с детства предметы, но за семь лет в тюрьме многое уже изменилось; постарела мебель, пожелтели обои и выросла Саша, хоть он и видел ее каждый месяц. Но разве три часа в месяц могут полноценно дать картину целиком? Саша изменилась и это сложно не заметить – он с удивлением отмечает про себя, какая же красивая у него сестра; хрупкая, вся такая по-детски растрепанная и… Глаза у нее, как и у него – слишком много, видимо, пережила, хоть ему и ничего не рассказывала. Сжимает зубы и кулаки так, чтоб Саша не заметила – Бог знает, что ей пришлось терпеть, пока его не было рядом. При этой мысли становится нестерпимо больно где-то в груди – Юрий сжимает челюсти, чтоб не разразиться ругательствами. Его сестра влачила жалкое существование, пока он в четырех стенах мотался раненым зверем все пять лет. Его спортивное прошлое и тут спасло его – тюремные турниры по боям без правил он одерживал с потрясающей легкостью, только раз его победили – колено сломали, но он оправиться успел: за год полностью восстановился. А тут нежданно-негаданно – условно-досрочное освобождение по причине амнистии. Помнится, что когда ему сказали об этом, то он даже не поверил – только снисходительную усмешку начальника запомнил. - Ну что, Бойко? – зам. начальника Сергей Петрович стукнул легонько ручкой по столу. – Радуйся, к родным возвращаешься. - Нет у меня родных, - в душе удушливой волной поднялась желчь. – Благодаря этим уродам. - Совсем чтоль нет? - Сестра, - в голове возник отчего-то неясный Сашин портрет. – Младшая осталась. - Вот к сестре и возвращайся, - зам. начальника кивнул и кинул подписку о невыезде на стол. – Отмечаться раз в месяц в УИИ, ходить год. Понял? - Не дурак, - угрюмо буркает в ответ он. - Ну, и слава Богу. А теперь, когда он дома, напротив Сашка, а впереди есть возможность начать все заново – стоит просто перестать думать о случившимся. - Юр, - сестра отвлекает его от тягомотных размышлений. – А может фильм посмотрим? - Какой? - Мстители, - Сашка воодушевленно подтягивает к себе старенький ноутбук. – Или «Стражи галактики». - Это что еще за хрень? В ответ девушка укоризненно светит на него глазами-туманами, мол, ты из какого леса вышел, парень. - Это не хрень, - голос ее звучит легкая обида. – Ты ж еще даже не видел. - Ну, мне простительно, - хмыкает Юрий и Саша замолкает. – Там телевизор редко удавалось посмотреть. - Прости, - она отводит глаза в сторону и у него щемит на душе. В конце концов, это не она, а он перед ней должен извиняться. За то, что у нее детства не было, за то, что его рядом не было, за то, что она работала лет с четырнадцати - за все, собственно. - Не тебе прощения просить, - он была начинает, но девушка прерывает его. - Просто давай… не говорить об этом, ладно? Теперь-то уже все позади, ты рядом. Саша улыбается, а у него на душе стая кошек точит когти – нельзя быть такой доброй и прощать сразу. Тюрьма ожесточает, в тюрьме звереешь. Юрий отводит глаза в сторону, чтоб не видеть этой светлой улыбки на похудевшем мраморном лице сестры. ************************ Кажется, он заснул – Юрий открывает глаза, но темнота в комнате словно действовала удушающее: хотелось спать. Скорее всего, это о себе дает наконец-таки знать нервное перенапряжение и то, что он, наконец, дома. Но другое обстоятельство – гнетущая тишина, - напрягает его куда больше. То, что Саша работает в кафе, он естественно знает – может, немного не одобрял, но и не говорил ничего по этому поводу – его сестренка далеко не глупая и не наивная, знает, куда ввязываться не стоит – нет у него права делать ей замечания, даже шанса малейшего нет. Только сердце неприятно ноет и колется остротой реальность – его политика левая, ее – неверная, но оба по уши вросли в эту жизнь и выкорчевать их практически уже невозможно. А пока что его интересовал другой вопрос – во сколько Саша приходит домой? Время на часах - половина двенадцатого. Накидывает капюшон на голову и выходит из мирного тихого подъезда, направляясь в сторону центра города – она говорила ему название кафе, он отчетливо помнит. Правда, за семь лет все как-то поменялось; дико, непривычно смотреть вокруг и ощущать легкий ветерок на коже – до невозможности дико. Он словно зверь, которого выпустили из клетки после сотни лет заточения – копия. Свобода стала для него почти что чуждым чувством – каждой клеткой тела все еще не верит в то, что он тут. Чужие. Незнакомые люди, чужие улицы - слишком многое поменялось, к чему он так привык. Дойдя до кафе, Юрий на секунду останавливается – замечает возле дверей знакомую фигуру в длинном светлом плаще. Черт, да он просто везунчик – среди многотысячного населения нарваться именно на свою бывшую. Просто, блять, удача. Наталья тем временем поворачивается и замирает в ответ, напарываясь на взгляд холодных серых глаз – словно в нее медленно входит холодный клинок из замерзшей ртути; она смотрит на него, сквозь него, словно он есть только в ее памяти. Светлые волосы, озера карих глаз и растерянное выражение на лице – Наталья Хазе, почти невеста, но уже нет. А может, уже даже и не Хазе – разочарование и горечь острым клубком расползаются по грудной клетке, проникая в кровь и сворачивая жилы в тугой узел без просвета. А ведь любовь была вроде, сильная такая… - Привет, - Наташа первой отходит от шока, нервным движением поправляя светлые кудри, лежащие на плечах. В каждом ее движении полуграция изломанной линии, нервозность морей и океанов; а он смотрит на нее, словно на экспонат в музее, который когда-то принадлежал ему. В его глазах вряд ли возможно прочесть что-то вроде радости от встречи, скорее уж «а вот и я, залетная ты моя». Наталья вполне себе осознает все это и не обижается – заслужила. Тем, что не ездила к нему, пока он было в СИЗО, тем, что ни разу не позвонила Саше и не узнала, как у нее дела; тем, что просто-напросто трусливо поджала хвост и спряталась в тень своих благонравных родителей. Не будет же она говорить ему о том, что когда она предложила забрать к себе Сашу, то ее едва ли не выставили на улицу саму – мол, дурная кровь и все такое. А теперь эта самая «дурная кровь» выросла, превратилась в девушку и презрительно кривит губы, когда видит Наташу – ее, в отличии от Саши, их мало-мальски общие знакомые презирают. Она и сама себя презирала – сколько раз кляла себя по ночам, до боли закусывая ладонь – несмотря на все, Юрия она все еще любила. Только вот отстоять эту самую любовь не сдюжила, не вытянула. Когда она услышала от знакомых фразу «семь лет строгого режима», то тенью сползла по стене на пол – мать суматошно бегала вокруг нее и совала под нос нашатырку, а отец причитал «вот, довел детку сволочь такая». Наверное, в первый и последний раз тогда у нее все внутри взорвалось – она с яростью отшвырнула от себя стакан и заорала благим матом: - Не смей! Слышишь? Не смей называть его так! Не он сволочь, ясно? Не смей! Вообще, все это было словно в тумане, но голоса в ее голове звенят до сих пор. Приключившуюся с ней истерику списали на нервный шок - мол, любой бы не ее месте сорвался, а ее вопли о том, куда она всех пошлет, благополучно были забыты. Как и семья Бойко – всеми. Правда, со временем родители прикусили языки – когда подросла, Александра вполне себе вежливо, но доходчиво дала понять им – еще одна сплетня о ее брате, то им не поздоровится – проколотые шины и короткая записка присмирили двор и вскоре все угомонились. А Саша выросла – Наталья, когда проходила мимо с новым кавалером, непременно ежилась – у Саши с Юрой были абсолютно идентичные глаза цвет стали, и взглядом его сестра умела прожигать и принижать ничуть не хуже, чем ее брат. - И тебе здравствуй, - проходит мимо нее, даже не удостоив взглядом. Словно холодной водой швыряет – Наталья вспыхивает и отворачивается, но сильный порыв ветра заставляет ее спрятать лицо в воротник плаща. А он и не изменился: все такое же гордый. - Юр… Но он уже внутри кафе, а ей хочется кричать во все горло и биться головой о стену – единственного, кого она и правда любила, предала своими же руками. И теперь немудрено, что ему до нее дела никакого – Наташа стоит на ветру и чувствует, как холодный ветер уже достаточно заморозил ей коленки. На душе не менее мерзопакостно – словно кошки нагадили. Наталья закусывает до крови губу, отворачивается и идет в противоположную сторону – так надо, так более правильно. И плевать, наверное, что у нее еще остались цветные сны о их непрожитой вместе жизни – ему плевать, скорее всего. Стирает с лица слезу и ускоряет шаг – если она ему больше не нужна, тогда он ей нахрена сдался? Только мозгу не объяснишь этот факт – Наташа уже пробовала. *********************** - Видел ее? – Саша одета в тонкую курточку и джинсы; шмыгает носом и совершенно не замечает косых, похотливых взглядом левых парней, который останавливает только внушительная фигура ее брата рядом. Юрий стискивает зубы и уничижительно метает взгляды в них – нехер на нее смотреть, уроды. - Кого? - Наташу, - сестра подергивает плечами и лихо скручивает волосы в жгут, убирая его под куртку. Ветер на улице и правда поднялся бешеный – они ускоряют шаг, чтоб успеть домой до ливня. – Я про Наташу говорю. - Видел, - по его тону понятно, что ему говорить про нее охота в последнюю очередь, но Саша слишком похожа на него, словно его отражение. – И что с того? - Что она сказала? - Ничего не успела, - Юрий странно спокоен, хотя внутри злость скребет глотку титановыми когтями. – К превеликому счастью, наверное. - Да и срать на нее, - Саша никогда особенно-то и не испытывала к этой девице добрые чувства: ненависть вперемешку с водкой – что может быть более уничтожающим? – Всегда ее ненавидела? - За что? – довольно откровенно удивляется Юрий, на автомате поправляя сползший шарф на ее шее. От этого честного и простого жеста на сердце становится теплее, хотя ветер уже пробирает до костей. - Она тебя у меня забрала бы, - выходит довольно наивно и по-детски, но Саше плевать; брат – единственный, кто у нее остался тут и она совершенно не собирается его отдавать какой-то шлюшке-предательнице. Юрию крыть нечем – сестра ему тоже дороже каких-то там Наташ. По-доброму усмехается и на ходу прислоняется губами к виску Саши. - А я не уйду. Нутро от радости у нее кувыркается – на лице вспыхивает ярким пламенем улыбка. Обняла бы его, да только он выше ее на голову и шире в плечах – дотянуться и не упасть просто невозможно. Саша смеется и совершенно не замечает холода и темноты вокруг – у нее есть Юрий. Теперь она может по вечерам заваривать по две чашки чая – наконец-то. ************************** Сон упорно не идет к нему, заставляя Бойко рассматривать трещины в потолочной плитке в спальне – ремонт бы сделать, со временем. Юрий морщится, представляя, сколько предстоит еще преодолеть – Марь Ивановне низкий за это поклон просто, согласилась на сделку – Сашке остался год до совершеннолетия, а потом как-нибудь проканает. Может, даже уедут они куда-нибудь. Ему бы еще на работу бы устроиться… Он закрывает глаза и вдыхает полной грудью спертый воздух в комнате – пахнет свежим хлебом. Сашка на ужин пекла домашние булочки – и когда только она полюбила готовить? Хотя она жила же одна – немудрено, что научилась. Жрать захочешь – и не такое сделаешь. Травмированное колено ноет – до сих пор на погоду реагирует. Юрий трет покрасневшую кожу вокруг коленной чашечки и думает о том, какого хрена вообще тогда он так глупо подставился – этот американец проучил его неслабо, скажем так. Через ад, можно сказать, прошел, но самого себя не потерял: кто знает, может быть, ему и нужен был это урок, чтоб стать лучше? По полу в коридоре раздается шлепанье босых ног – дверь в комнату открывается почти что неслышно. Юрий скашивает глаза и замечает в проеме тоненькую фигурку в сорочке – прямо как привидение, ей-Богу. Слегка растрепанные волосы заплетены в растрепанную косичку – прямо как десять лет назад. Он хмыкает и приподнимается на локте. - Не рано ли в твоем возрасте бессонницу заполучить, а? - Нет, наверное, - Саша фыркает в ответ и по-хозяйски теснит его на кровати, токая бедром – он послушно двигается; как же, младшим нужно уступать. – А ты чего не спишь? - Думаю. - Вот и я думаю, - она укрывается одеялом и сразу же сворачивается в клубок – прямо как домашняя кошка. – О будущем думаю. - И чего надумала? - Честно? – она недовольно ворчит что-то себе под нос, чем вызывает на его лице едва заметную улыбку. – Ни черта я не придумала, шестеренки скрипят что-то. Юрий сдержанно хмыкает и укрывает ее одеялом получше – знает, что во сне все равно скинет все и опять будет тырить его законный кусок пледа. Он помнит это, этого у него не отнять – все, что поддерживало его все эти гребанные семь лет – это воспоминания. Память вообще странная штука – она способная дать человеку силы для того, чтобы идти дальше, а еще способна и окончательно раздавить его под собой, смять, растоптать. Его не смяло, не растоптало, но внутри что-то треснуло, расклеилось – то ли душа его уже заколебалась чинить свои раны, а может уже разум перестроился и форматнулся, желая начать все заново – стереть с себя всю тюремную грязь ему удастся нескоро, если только… - А ты о чем думаешь? Он качает головой – под боком приятно греет место Саша и думать о чем-то вселенском до ужаса не хочется – лень. Вместо ответа он молча сгребает сестру в охапку, прижимая к себе и аккуратно целует в затылок. - Спи, мелкая. Завтра тебе вставать рано. Саша довольно урчит в ответ и уже через минуту до него доносится ее сонное дыхание – вымоталась девчонка. Стоит и ему уснуть конечно же, но что-то все равно мешает – что-то непонятное, не обозначенное границами или разумом. Он мысленно чертыхается и закрывает глаза – хрен с ним, само пройдет. И правда, уже минут через пять неведомая тревога отпускает его и ему спокойно – он засыпает, вслушиваясь в мерное сопение сестры.