Учиха Саске из клана Редисок

       После поступления в Академию время полетело со скоростью Райкаге. Не заметил, как прошло три месяца, настолько увлёкся всей этой жизнью. Сай с анализом немного промахнулся: определили меня в класс «А», который «четыре с половиной». То есть народ в моём классе поступил в апрельский призыв, и в основном ребята были рождены в шестьдесят восьмом-шестьдесят девятом годах, детишкам было по десять с половиной-одиннадцать лет. И я такой среди них пятнадцатилетний лоб. Кстати, в моём классе училась знакомая троица «команда Конохомару» и тот «умник» с «фестиваля», который оказался… девчонкой из клана Нара. Для русского восприятия её имя звучало довольно весело — Шикару. В общем-то, понять, что это девочка, было сложно. Штаны, футболка-сетка, жилетка, как у пацана, никаких юбочек-косичек. И никто ей в классе не «тянкал». Родовых окончаний в японском нет. Местное «я» можно сказать и в неопределённом «детском» местоимении, а ещё больше тут любят говорить о себе в третьем лице. Что-то вроде «Шикару хочет сказать Сайто…». Поди пойми, какого пола человек к тебе обращается. Короче, надо мной втихую прикалывались почти два месяца, а потом всё же сказали, что Шикару — девочка. Типа по имени я должен был это понять. Ага. По работе я в основном с мужчинами сотрудничал, так что японские женские имена я знаю лишь из аниме. А из грамматики помню, что имя определённо женское, если заканчивается на «ко». С другой стороны: Хината, Сакура, Ино, Тентен, Моэги, Цунаде, Шизуне, Тэмари, Рин, Таюя, Конан, Куренай… Одна Анко попадает под категорию «нормальных японских женских имён»! С Шикару мы подружились, если можно говорить о дружбе между попаданцем пятнадцати физических и тридцати четырёх моральных лет и гениальной девочкой одиннадцати годов. Мы вместе сидели на самой задней парте. Я — потому что ну куда всем обзор загораживать, а Шикару, видимо, из-за её гениальности, было дико скучно на уроках, вот и занимала «галёрку». Я был для неё чем-то новым и неизученным, как мне кажется. Впрочем, от того, чтобы внаглую дрыхнуть или откровенно мешать мне, она воздерживалась. Так что такое соседство меня вполне устраивало. Конечно, может быть, в маленьких гениальных мозгах уже сейчас зрел коварный план, что, когда она вырастет и у неё взыграют гормоны, у неё будет классный взрослый красивый друг, на которого пока остальные одноклассницы поглядывают со смесью любопытства и страха, не знаю. О таких вещах мы не говорили. А сам я думаю, что мои одноклассницы меня не заинтересуют, как женщины, как минимум лет шесть-семь. Пока все они, включая Шикару, вызывали во мне скорее какие-то отцовско-братские чувства, но никак не сексуальный интерес. Обучение в Академии мне нравилось. Было много географии и что-то вроде геополитического «обществознания». Уроки актёрского мастерства, на которых объясняли о мимикрии, на что обращать внимание, подражание различным людям, манере разговора, работа в характере — очень интересно. Потом что-то вроде тактики-истории. Рассказывали различные сценарии боёв, стратегии войн, исторические события. Местные войны — это крайне редко «толпа на толпу», скорее куча диверсионных команд под единым руководством. Фронт достаточно гибкий, в общем, тут своя специфика из-за чакры и шиноби, которые ого-го чего могут. Практически очень сложно в местные реалии даже приблизительно сунуть опыт нашего мира по ведению военных действий. На уроках «прикладной стратегии» нас учили устанавливать ловушки, рассчитывать эти ловушки, радиусы действий, места, как всё прятать, как маскировать и делать «обманки». Эта прикладная стратегия совмещалась с «прикладной математикой», и я наконец понял, куда можно приложить математику. В одиннадцать лет детки в уме должны были решать нехилые задачки. На бумаге, конечно, тоже. «На сколько сантиметров от центра мишени отклонится кунай, если расстояние от шиноби до мишени равно десять метров, а боковой ветер равен…» — в таком духе. И да, мы должны были «на ощупь» и на вид по флажкам уметь определять эту самую скорость и направленность ветра. От новых знаний пухла голова. Немаловажными предметом были занятия по медитации, концентрации и манипуляции чакры. Я со своими «частными уроками» у Генны как раз нагнал в управлении чакрой своих одноклассников. Научился циркулировать и ускорять её движения в теле. Правда, пока незначительно и довольно медленно, в бою меня скорее нашпигуют кунаями, чем я что-то там сконцентрирую, но уже неплохая подвижка. Ещё на практикуме мы изучали ручные печати, тренировали гибкость суставов, скорость и чёткость выполнения мудр. Тут мне мои каменные шарики для медитаций сослужили хорошую службу. У детей в силу большей гибкости пальцы гнулись очень хорошо. К тому же многие в классе были клановыми, так что обучались дополнительно у родственников. Все предметы в какой-то степени были завязаны между собой, а их направленностью было воспитание шиноби — убийц без страха и упрёка. То же скоростное решение задач, как мне на пальцах объяснила Шикару, было практически невозможным без «боевой медитации», когда полностью очищаешь своё сознание и внутри тебя как бы замедляется время, в котором ты думаешь: вычисляешь, находишь решения и продумываешь парочку стратегий. У клана Нара это было что-то вроде природной способности, поэтому за отведённое время она могла продумать раз в пять больше комбинаций, чем любой из одноклассников. То есть, когда я решал на «фестивале» те «ребусы», то у меня было десять минут, а у неё это время превращалось во что-то около двух часов. Немалую долю в уроках, которые у нас начинаются с девяти и заканчиваются в три часа дня, занимает физподготовка. Каждый день не менее двух часов. Разминка, бег, отработка ударов на макиварах и с противником — со мной обычно в пару вставал наш сенсей, мы были одной комплекции. Спарринги вкруговую. Ещё на занятиях отрабатывали метание оружия в мишени. В последнюю неделю заставляют это делать из различных позиций: с колен, в прыжке, отвернувшись. Ходят слухи, что старшие группы метают с разбега, а потом переходят на полигон с двигающимися мишенями. У меня пока и в стоящую мишень получается через раз попасть. После учёбы я пару часов подрабатываю. Деньги получаю редко, чаще меня до отвала кормят или дают с собой продукты, но уже хорошо. Удалось немного скопить. Да и учёба всё равно дело затратное. Я лекции записываю, причём перестал париться и записываю на дикой смеси японского и русского. Как оказалось, тут многие балуются всякими шифровками и кодировками. Информация в этом мире — главная ценность, так что некоторые придумывают всякие пиктограммы, коды и прочие. В Академии шифровку не проходят, это отдельные курсы, как и курсы ирьёнинов, но я точно знаю, что в Резиденции Хокаге обитает целая команда шифровальщиков, которые придумывают всякие шифры, ключи к ним и их же расшифровывает. Юстас — Алексу, короче. Шикару заметила мою абракадабру и даже похвалила, сказала, что если хорошую кодировку придумать, то могут премию дать. Это она от своего отца знала: тот работал на аппарат Хокаге. Вечером, уже после заката, мы частенько встречаемся с Генной или Аобой, они не бросили меня после поступления, как я втайне опасался. Всё же я был заданием, а они — исполнителями по приказу. Но мы продолжаем поддерживать связь. Аоба даже помогает мне в индивидуальных тренировках. Сейчас ему за моё «подтягивание» не платят, но он расписал мне режим и что надо делать, все упражнения. Так что раз в неделю я прихожу к нему, показываю достижения и получаю новый лист с расписанием тренировок. Генна приходит ко мне посплетничать, рассказывает про своих первоклашек, а также мы продолжаем тренировки с моей чакрой. За прошедшие три месяца резерв у меня подрос до одиннадцати ген. Я начал осваивать хенге-но-дзюцу, пока получаются какие-то уроды и держатся неприлично мало. В аниме это было показано так легко, и ранг у техники всего лишь D, а на деле это такая концентрация и внимательность нужна, что я вообще пупею. Но стараюсь.

* * *

— Сайто, ты сегодня что делаешь? — спросила меня Шикару перед последним уроком. Я задумался. Сегодня у меня был выходной. Местный декабрь был не очень холодным, но пасмурным и дождливым. Все урожаи собраны, всё посажено, так что работы стало чуть поменьше и моя помощь требовалась лишь трижды в неделю. — Я хотел позаниматься каллиграфией или чакру погонять. Шикару была в курсе о том, что я работаю, но, по ниндзяевским законам, знала это не от меня. Скорее всего, она и про мои выходные тоже прознала самостоятельно или делая какие-то хитрые вычисления. М-дя, повезло ещё, что моя мелкая подружка через слово не смеётся безумным смехом типа «ку-хи-хи». — А я хотела тебя в кино позвать. Сегодня последний показ перед премьерой. И парочка наших тоже пойдёт, — пояснила свой вопрос она. — Кино? — я давно хотел посмотреть на местный синематограф, да всё некогда было. — Неплохая идея, — решил я. Всё же надо иногда переключаться и отдыхать. А то я с этой чакрой конкретно «застрял». — Сеанс начинается в полчетвёртого, успеем перекусить и купить билеты, — решительно кивнула Шикару. — Ага, — ответил я и чуть не поставил кляксу, словив на себе взгляд внучка Сандайме. С Конохомару у нас как-то не сложилось. Я, конечно, к этой шайке-лейке в друзья не набивался, как и никому из класса особо, всё же возрастная дистанция значительная, но меня этот Конохомару практически сразу чуть ли не во всеуслышание объявил каким-то классовым врагом и всячески подчёркивал, что я не ко двору. Так я и не понял, в чём тут прикол и чего этот сопляк на меня взъелся. Впрочем, главный «сопляк» — это его дружок Удон. Вживую его сопли выглядят совсем не прикольно и не смешно, а весьма неприятно. Ну да хрен с ними. Кино… Интересно, что за кино?