Кричи громче! (Кричи 2)

- Чего тебе от меня надобно, Дэвид Йост? - Мудрости, золотая рыбка, и ума немного, - сказал Дэвид Йост. - У, парень! - Хоффман махнул рукой, - а ты уверен, что оно те надо? - И то, правда, - быстро кивнул Йост, - с умом я ебнусь еще быстрее. - Ты что-то плоховато выглядишь в последнее время. - Да, - мрачно кивнул Йост, - это стресс, наверное. - Наверное, - Хоффман закусил зубочистку и медитирующим удавом уставился куда-то сквозь бармена, - Кто выжил в бойз-бэнде, тот в цирке не смеется. Дэвид расхохотался. Они оба сидели за барной стойкой и пялились в многоэтажный ряд бутылок. - Сильно много пьешь? – со знанием дела спросил Петер. - Нервы ни к черту, - наконец на выдохе сказал Дэвид – И еще. Мы потеряли много денег. - Ну, а как ты хотел? - развел руками Хоффман, на лице его не отражалось ничего, скорее всего он просто не хотел делиться своими мыслями с Йостом, ясное дело, что он думал об этом и думал очень много. - Но, тем не менее, несмотря на все старания докторов, наш цирковой пони же не издох? - Нет, - сказал Йост, - он больше не пони. Он теперь арабский скакун. - Те же яйца, только профиль, - сказал Хоффман. - Не строй из себя большего циника, чем ты есть, Хоффман, - скривился Йост. Он так устал от всего, что поведение Хоффмана стало вызывать в нем скрытое раздражение. - Слушай у меня таких блядских скакунов целое стойло, Йост, - ехидно сказал Хоффман, - это ты, если что, лишишься работы и постоянного притока бабла, а мне… мне посрать сходить сложнее чем забыть кто из них кто. Одним больше – одним меньше, я не замечу. - Да не пизди, - сквозь зубы сказал Йост, он тоже умел кусаться, - Из твоего стойла половина марионеток вытащена из жопы арабского гастарбайтера, и всплыло это дерьмо исключительно на волнах нашего успеха. И на заработанные НАМИ с моим, бля, цирковым пони деньги. Это ничего, что я называю вещи своими именами, Петер? Ты получишь с них гроши, которых хватит только на оплату твоих штрафов за неправильную парковку и завтра тебе придется поднимать новых, потому что эти исчезнут, и самое главное этого никто не заметит. Хоффман, а нас ты захочешь, не забудешь. Хоффман фыркнул, с шумом выпуская воздух через ноздри, потом расхохотался. - Да уж, - сказал он, - Вот с этим да, с этим, конечно же, не поспоришь. - Так что же делать с Биллом дальше? - Хоффман был хитер, но Йост упорен как голодный дятел. Стратегия их, до сих пор четкая железная и продуманная от и до, в каждой мелочи и детали, искусно, словно брильянт, под фокусную группу потребителей, мало по малу, становилась все хаотичней. Пока об этом не знал еще никто кроме них, но еще полгода и кризис, скорее всего, должен был стать очевидным для каждого, имеющего глаза и уши. То, на что они более всего рассчитывали в раскрутке своей идеи идеального подросткового коллектива, очередного нового бойз-бэнда, по веками отработанной технологии, их в некотором смысле, и сбило с толку. Причина их разговора, и этого и десятка тысяч других, Билл Каулитц, обладал харизмой отнюдь не рядового порядка. Каким-то невероятным образом он умудрился заставить их, матерых хищников и прожженных деятелей шоубизнеса, которым сам черт не брат, считаться с собой. Да, и характерец у него, к слову сказать, был не самый простой! Билл обладал крайне нехарактерной для существа мужского пола осьмнадцати лет от роду, женской хитростью, гибкостью, умением отступать, не сдаваясь, умением засунуть свою невероятную по размерам гордость себе в жопу, умением получить от самого откровенного унижения извращенное удовольствие и комплимент собственному «Я». Все это намертво спаялось у него в характере с тестостероновой целеустремленностью и злобой самца гремучей змеи в брачный период, бычьим упорством, невероятной работоспособностью, властностью, силой духа и умением держать себя в руках. Он заточил свой характер в каждодневной рутинной борьбе за свое право существования, на манер холодного оружия, и этот гребаный штык-нож в восемнадцать с половиной уже умел разить наповал. И еще. Он очень быстро учился. Быстрее чем они могли бы ожидать. Этот человек несколько выбил продюсеров из седла. Билл исцарапался в кровь, поломал половину костей и зубов, но прошиб упрямым лбом потолок выделенный для бойзбэндов. Он не должен был этого делать. Хоффман на это не рассчитывал. Токио Отель должны были отжить свои положенные полтора-два года – как это отведено порядочному бойзбэнду – и благополучно кануть в Лету, оставаясь в детских комнатах пожелтевшими вырезками из газет в комнатах подросших девочек-фанаток. Окей, три года, как очень успешный и прибыльный проект. Четыре – максимум. На дольше растянуть программу двух лет было бы просто нереально. Хотя итак, надо сказать эту нечеловеческую живучесть объяснить было невозможно просто. - Дэвид, сколько вы уже живете вместе? – внезапно спросил Петер. - Мы не живем вместе, - начал было больную тему Дэвид. - Я не об этом, Дэвид, сколько вы уже сожительствуете, твари божьи, встречаетесь, совокупляетесь, года два? - Три. - Три года, - хихикнул Петер идее, которая мелькнула у него в голове, - В нашем бизнесе это огромный срок для супружеских отношений, - он снова рассмеялся, - А я знаю, в чем дело. Знаю, в чем проблема, Дэвид. - Да, ну? – Дэвид глумливо подпер голову кулаком. - Он не девочка! - О, да! Но в отличие от некоторых мужчин вокруг, для меня это не проблема, - парировал Дэвид, - Меня все устраивает! Они заржали оба. - Нет, я серьезно, Дэвид, - тем временем продолжал Петер. - Я даже как-то думал об этом. Мне чего-то третьего дня не спалось. Моя мегера приехала из Ниццы, где она гостила на вилле у дочери. А моя мегера, да будет тебе известно, храпит, как стартующий гоночный болид, так что заснул я не сразу, все ворочался, и думал. Мысли всякие думал,…и о вас, кстати, тоже думал. Дэвид тихо хихикал, подставляя стакан бармену, чтобы тот снова наполнил его. - Спасибо Петер. Мне так приятно, что ты думаешь обо мне ночью, в кровати с собственной женой. - «Спасибо» бы не отделался, - мрачно сказал Петер, - только, боюсь, придушит, черт косоглазый. - Ха-ха-ха, - рассмеялся Дэвид, - «Черт косоглазый», он же «тупое быдло», он же «цирковой пони»? - Ага. Он самый, - серьезно кивнул Петер, - Так вот, пока мой гоночный болид выдавал свои рекордные децибелы, я лежал и думал, как же все-таки жаль, что Билл не девочка. Это не так смешно как кажется на первый взгляд, Дэвид. Подумай сам. Тех проблем, что мы имеем сейчас, попросту не возникло бы в природе. - Это каких таких проблем мы бы не имели бы если бы он был девочкой? – с большим интересом, даже где-то с удивлением, спросил Дэвид. - Ну, этих… - Хоффман провел рукой по воздуху в неизвестном направлении, - Ты сам все лучше знаешь, Дэвид Йост, гораздо лучше чем я. Я говорю о том, что раскрутили бы мы ее, как сейчас. Все окей, продажи, альбомы, золото, платина, издания и переиздания, бесты, и прочее, прочее, прочее… И вот вопрос. А что, блин дальше? Что, спрашиваешь меня ты, Дэвид Йост, мне делать с Биллом, вашу мать? А что я, Петер Хоффман могу тебе сказать? Жаль что он не девочка, я могу сказать. А то я бы тебе обрисовал ей судьбу вперед на много лет с точностью до дизайнера ее нижнего белья через семь лет. Я тебе скажу, что было бы с ней дальше. Вместо того, чтобы заливать за воротник ты бы занялся делом. Она у тебя бы типа случайно залетела, ну ты понимаешь,… сам знаешь, не маленький мальчик уже, как это бывает, …. Конечно, она ребенка не хотела, у ней карьера, в смысле мечты покрутить жопой еще лет десять, но у кого же поднимется рука сделать аборт? Ребенка надо было бы оставить, да и ты бы на ней сразу же как честный человек, конечно, женился, опять же, ты далеко не мальчик уже, Дэвид, семьей и детьми тебе обзаводиться давно пора, и она бы получила выгодную партию. А там бы и второго завели, так, на ближайшие лет десять тебе был бы обеспечен и тыл и дом. А ей бы, где-нибудь в уютном пентхаузе с бассейном, личным тренером, поваром и массажистом с большими мудями, нахрен бы сдалось это Поле Чудес в Стране Дураков, вся эта псевдомузыкальная тряхомудия-деньговыжималка. В гробу бы она видала этот чес по сраным городишкам, жизнь на чемоданах, ночевки в автобусах, вечные скандалы и нервотрепку, плохую жратву, алкогольную зависимость, сигареты, стимуляторы, непроходящую усталость, хронические болезни в восемнадцать лет, и быстрый, надоевший до чесотки перепихон по обязательству с вечнопьяным и вечнозлым продюсером во вшивых отельчиках. - Гениальный план, - саркастично вставил Дэвид. Комментировать Хоффмановский изуверский подъеб его по поводу секса он не стал, сделав вид, что его не заметил. Все велись на Хоффманские подъебы, он втравливал в дискуссию, а потом медленно и мучительно выклевывал печень своей несчастной жертве, ибо перепиздеть Хоффмана не удавалось еще никому, все велись, а Йост сжимал зубы и мрачно смотрел вперед, - Хоффман, ты себя превзошел, - это было единственное, что он ему сказал. - Спасибо, Дэвид, - сказал Хоффман, упорно делая вид, что не замечает его сарказма, - Тебе тоже был бы сплошной плюс. Делай все что хочешь. И всегда запасная постель, и жена на зависть всем друзьям. А хули? Ты с детства из нее лично под себя любовницу лепил! Да, и совесть твоя была бы спокойна, хоть объебись со своими новыми проектами… Ты же не бросил ребенка, которого ты сам с лицемерной заботой гребаного Пигмалиона, исподволь, приручил и приучил зависеть от тебя во всем по жизни, без средств к существованию! В твоем случае это можно будет приравнять к предумышленному убийству. Потому что от отчима он помощь не примет, а я не предложу, из принципа, - незаметно для самого себя Хоффман перешел от иносказаний и стеба, к вполне себе прямому высказыванию всех страхов Дэвида. - Врагов у него столько, что он и глазом моргнуть не успеет, как его растопчут прямо на глазах у его любимой такой же косоглазой злобной чебурашки в штанах. Ах да,…чуть не забыл. Ты, Дэвид. А ты будешь в его глазах выглядеть предателем, и он тебя никогда не простит. А тебе придется быть предателем, потому что надо же кому-то из нас быть крайним? А оказываться крайним – это твоя роль в нашей веселой и жизнерадостной игре. Тебе за нее, милый мой, деньги-то и платят. Дэвид чуть не подавился виски. - Хоффман, какой же ты засранец, - сказал он. Старая ядовитая королевская кобра покусала его во все больные места сразу. Вообще во все. О существовании некоторых он еще даже не подозревал, но Хоффман цапнул и за них так, что они теперь жарко болели. - Блядь. Какой же ты засранец, Хоффман, а? - Из песни слов не выкинешь, - кивнул Хоффман. Неизвестно, впрочем, соглашаясь с определением Дэвида или еще раз подтверждая свои собственные слова, - Если тебе на ум приходит какой-нибудь другой способ, каким наша почти что транссексуальная Дива сможет зарабатывать себе на жизнь, чем тот, о котором я думаю, назови его сейчас, Дэвид. И я не о пении. Рука Дэвида судорожно сжалась на коленке в кулак, так что побелели костяшки пальцев. Ему очень хотелось ударить Хоффмана. Хотя, конечно, дело было не в Хоффмане, и это было очевидно, но ударить хотелось все равно. - Не можешь, - мрачно кивнул Хоффман. - Потому что сам не веришь. Слушай, давай продадим его Т с потрохами, пока не поздно? - А мы разве сейчас не этим занимаемся? – сквозь зубы спросил Дэвид. - Нет, - отрицательно покачал головой Хоффман, - ты понимаешь, что я не об этом. На волне нынешнего интереса Т легко найдет спрос на свежее мясо. И может в благодарность покрутит еще эту команду по той же программе по недоразвитым странам Южной Америки. Разумеется, не просто так, а на какие-то вложения, стало быть, найдет ему какого-нибудь покровителя, вместо тебя, повлиятельнее и побогаче. Он его быстро уложит у своих бесконечных ног. Ничего аморального. Ничего нового ни для тебя, ни для него. Ни к чему нам лукавить друг перед другом, одним из первых умнейших шагов, по собственной раскрутке, которые кое-кто сделал, была чрезвычайно успешная, фееричная, я бы даже сказал, гениальная в своем блеске и простоте попытка тебя окрутить. Я сидел как старая крыса в углу, хохотал, бился в экстазе и аплодировал: «Браво, юный Билл Каулитц, Браво!». Наши продажные времена с полнейшим засильем быдла на экранах и сцене, и знать не должны были таких гениальных актеров как Билл Каулитц! Это искусство высшего класса и только для избранных! Я признаться не думал, что увижу это на своем веку. Ты оценил тоже. Ты оценил его по достоинству. Ты пал к его ногам как осенний лист. Как перезрелый плод. Ты растянулся и распластался по матушке-земле под его элегантным каблуком. Он сполна платил тебе искусной имитацией того, что он тебе подчиняется, и ты был счастлив как ребенок, Дэвид. А теперь вот, теперь ему до смерти надоело отыгрывать твою полоумную подстилку, и его аристократичная волосатая ручка схватила тебя за горло, Господин Управляющий. И если ты дальше не будешь делать так, как он хочет, он просто начнет сжимать свои пальчики из нержавеющей стали на твоей шее, и бровью не поведет над медленной агонией подыхающего продюсера. Очнись пока не поздно, дурак! Дэвид даже не шелохнулся. Он смотрел в одну точку, но не видел ничего. - Давай, сделай это, Дэвид. Это нужно сделать. К черту твои сомнения, к черту совесть. С ним все хорошо теперь, ты не бросаешь человека, когда он болен, когда он в отчаянии. Он сильный. Мы вырастили его, но эти отношения надо разрывать. Для твоей же пользы. У тебя есть последний шанс спастись, Дэвид, не выбрасывай его к херам! Давай, ну, давай же, посмотри вокруг внимательно, ну не сошелся же клином белый свет на его татуированной тройной звездочке в паху! Что мало симпатичных парней вокруг?! И тут в голове у Йоста что-то щелкнуло вдруг. Р-раз, и щелкнуло. - Это ты что ли мне Суслика подослал?! – пораженно выпалил Йост, - А я-то думаю, что он ко мне клеится как подорванный?! Никто не парит мне серьезных отношений, все знают, что я не свободен, и это не обсуждается. А этот как будто не понимает ни черта. То-то он мне плешь проел, твою мать, а? ХОФФМАН, БЛЯДЬ!!! Старый ты сводник!!! - Какого такого суслика? – уточнил Хоффман, - И я не понимаю, чем плохая профессия, профессия сводника? Раньше тебя все устраивало! - Суслика Бенджамина Ебеля, - пояснил Йост, - Заслуженного массовика-затейника. Типа от Юниверсал, типа, я не справляюсь с возросшим количеством задач…. - Ну, согласись, концерты теперь и вправду не те, что были раньше, - уклончиво ответил Хоффман, поправляя очки. - Ты пытаешься подложить под меня Ебеля? - Ну, это вы сами разберетесь, кто под кого, ребята! - Хоффман! - А чо сразу Хоффман? – удивился старший товарищ, - тебе всегда нравились симпатичные блондины! И я согласен. Хороший, кстати, вкус. Настоящий немец, европеец, а не черт знает каким Чернобылем отравленное наследие советского режима из Восточной Германии. Характер мягкий, выдержанный, нрав спокойный. Ни тебе нервов, ни блядства, ни истерик, ни еще более больного на голову братца-ебаря! Хорошо воспитанный приличный мальчик из нормальной семьи. Ну, чисто твой бывший, твой Ян. - Ну и еби его сам, раз он тебе так хорош, - мрачно сказал Йост, - а Яна не тронь. Ты ни черта не понимаешь. - Окей. Не понимаю. Ну, а чем тебе Бенджамин плох, а? - Ты мной манипулировать пытаешься, блядский ты фюрер, а? - Да, - сказал Хоффман, - Сделай это, и я смогу умереть спокойно! - Хоффман, да ты нас всех переживешь, старый ты еврей, - ласково сказал Йост. - Вашими молитвами, Йост, вашими молитвами. А Бенджамин не самый плохой человек, чтоб ты знал. Он твоего уровня и твоего круга. Вы много сможете сделать, если объединитесь все вместе, это принесет пользу всему, чем бы ты не решил заниматься дальше. Он определенно талантлив. У него есть награды, есть имя… - Господи, Хоффман, кто бы мог подумать, а? – Дэвид покачал головой, - и ты так яростно защищал от него Билла, хитрая ты лиса… - Мухи отдельно – котлеты отдельно! - хихикнул Хоффман. – Эмоциям не место в нашем бизнесе. Ебель, конечно априори сильно ревнует тебя к Каулитцу. Но, во-первых, Бенджамину в любом случае еще с Биллом работать до конца этого года, это точно, а, во-вторых, если кто обидит Билла, ты же первый его убьешь, еще даже до того, как черный глаз твоих ведьмаков его сглазит и проклянет его род до седьмого колена! Ладно, пацан, не бойся ты так за него. Он не пропадет, коли мы ему поможем. Чего тут такого, а? Пусть Т найдет ему там престарелого милого пидара без излишних садистских наклонностей,…а ни к чему нам садистские наклонности... баловство это... Заодно пока не поздно и мы сами поимеем изрядный процент от благодарного покупателя! Дэвид молча, не глядя на него, вылил на голову Хоффмана свой стакан с виски. Хоффман меланхолично вытряхнул из рукава льдинку, и, щурясь под удивленным взглядом бармена, стоявшего с открытым ртом, и опасливо ожидающего потасовки, спокойно снял очки, взял салфетку и задумчиво принялся вытирать лицо и протирать очки. - Идиот, - ухмыльнулся Хоффман, - хули ж ты так влюбился-то? - Типа у меня был выбор? – спросил Дэвид. - Выбор всегда есть. Виски, черт тебя дери с твоими истериками, Дэвид, ужасно жжется, - сказал Хоффман, щурясь и вытирая кулаком глаз. - Я не собираюсь перед тобой извиняться, Петер, - сквозь зубы сказал Йост, - ты сам нарвался. Хоффман хихикнул. - А я тебя предупреждал когда-то чем тебе будут чреваты эти отношения, Дэвид. Ты же меня не послушал. Ты хотел найти моральные обоснования своего нездорового, но закономерного желания трахнуть четырнадцатилетнего женоподобного кокетливого мальчика? Да, сатана тебе в помощь, родной, мы-то знаем, что из всех зол, что могли бы с ним случиться, ты оказался наименьшим. Разве ж я тебе не друг чтобы не помочь в этом деле, тем паче, что мальчик уже и сам из штанов выпрыгивал? - Пятнадцатилетнего, - сквозь зубы прошипел Йост. - О, это сильно меняет дело…. - У меня не было выбора, - внезапно вскинулся Дэвид, он был в ярости. Петер наверное никогда не видел Дэвида в таком состоянии, - он вскочил со стула и ударил кулаком по барной стойке, - Какого хуя ты не понимаешь? Какие слова тебе, Хоффман незнакомы?! У меня НИКОГДА не было выбора ЛЮБИТЬ его или НЕТ! – Дэвид мало смущался бармена и одиноких посетителей, он их и вовсе, кажется не замечал, бармен, впрочем, предпочел отойти от них подальше, - Я любил его уже тогда, когда и думать не думал о том, что он когда-нибудь будет мне принадлежать! А с тех пор как он стал, ты знаешь, Петер, мне ничуть не стало легче. Да, ты прав. Я теперь не принадлежу себе, когда он рядом. Я принадлежу ему. Он может сделать со мной что угодно. Когда ему плохо мне хочется сдохнуть, когда ему хорошо меня плавит от счастья. Ты говоришь я идиот? Хорошо, значит я идиот! – у Дэвида была форменная истерика, и черт его знает, как это можно было прекратить. - Ну, я немного преувеличил, - осторожно вставил Петер в его увлеченный монолог, - это из-за виски за воротником. Ты, конечно же, не идиот, Дэвид. Ты просто неисправимый романтик. А мы,… а мы с ним нет. Он видит тебя насквозь. Он знает тебя лучше, чем ты сам. - Он любит меня? – внезапно резко спросил Дэвид. Он посерьезнел как-то и успокоился. Сел обратно на стул. - Ты ебешься с ним четвертый год, и не можешь сам ответить на этот вопрос? - Я ебусь с ним четвертый год и не могу сам ответить на этот вопрос, - кивнул Дэвид. - А как он тебя называет, когда кончает под тобой? «Дэвид» или «Еще, Томми»? - Я убью тебя, Хоффман! - Нет, ну, правда? - Как повезет, - Дэвид задумчиво подпер голову рукой, - а если серьезно, не знаю. Боюсь даже задуматься об этом. - Дэвид. Ты сам сотворил из него божество. И сам же первый стал ему преклоняться. С ужасом ожидая каждого очередного божественного волеизъявления, потому что ты не в состоянии прочитать то, что на самом деле скрыто за этими непроницаемыми человеческому взгляду прекрасными очами. - А что там скрыто? – Дэвид задумчиво почесал нос. Хоффман пожал плечами. - Там пустота, - ухмыльнулся Хоффман, - Вакуум. - Все так просто? – переспросил Дэвид. - С другой стороны, в вакууме создалась Вселенная. - Ни хуя ты сам не знаешь, гребаный ты Фридрих Ницше, - внезапно хохотнул Дэвид. - Ни хуя я сам не знаю, Дэвид Йост, - с готовностью кивнул Петер, - Так же как и ты, так же как и ты. А знаешь, в чем разница между нами, Дэвид? Ты слишком серьезно относишься к себе, друг мой. Пьяный Хоффман опять сидит ослит, а пьяный Дэвид разыгрывает из себя героя древнегреческой трагедии и выливает Хоффману на голову виски. - А чем, блядь,… чем моя жизнь не древнегреческая трагедия, Веселый Петер, а? - мрачно спросил Йост, - Педофилия, насилие, инцест и неразрешимый любовный треугольник, за пределами психической нормы и морали – все в наличии! Голову даю на отсечение, в Древней Греции мы бы срывали кассу каждой постановкой! - Времена меняются, а люди все те же, - тихо промурлыкал Хоффман, - вы и сейчас срываете кассу. Просто греки были честнее перед собой и имели смелость смотреть на себя и свои желания с открытыми глазами. Дэвид начал ржать так, что у него слезы показались на глазах. - Так вот… - он хихикал и все никак не мог остановиться, - так вот каков был твой тайный сценарий по нашей раскрутке, Хоффман!? - Ну-ну, мальчик мой, не утрируй. Такие сценарии пишет только сам Бог, это его чувство юмора, порой исполнить пару наших заветных желаний и поржать над тем, что мы с этим всем дерьмом будем делать и как его разгребать! Мне просто повезло, что и мне перепала маленькая скромная сатирическая и эпизодическая роль старой сводни в этой постановке. - Петер Хоффман!!! *** - Хочешь, чтобы я тебя трахнул? Глаза у Билла сузились резко, так что не понять стало совсем, что у него теперь на уме. Ухмыльнувшись, он отрицательно помотал головой. Том не ожидал такого ответа. Всего чего угодно ожидал, а вот отрицательного ответа на свое предложение - не ожидал. Он постарался скрыть свое расстройство как мог. - А как мы тогда будем кончать сегодня? – сразу перешел к прямой формулировке своих планов на вечер Том, - Снова будем гонять шкурку, как типа бойскауты в палатке? - Н-не-ет, - полушепотом сказал Билл. Голос у него стал как-то мягче, с придыханием, конечно, потому что доктора пока запрещали ему напрягать связки, да и вообще, говорить и петь ему каждый день приходилось учиться попросту заново. Это все Том понимал умом, но чреслами чувствовал, что, он стал звучать еще сексуальнее. - Слушай, я тебе говорил, какой у тебя сексуальный голос? – спросил Том. - Раз пять… за… сегодня…. - Ммм, - Простонал Том. Черт, Билл говорил так, будто бы яйца лизал, - Охуеть. Я с утра был таким очаровательным, а ты до сих пор не смазал свою попку и не лежишь на кровати с раздвинутыми ногами? Тебе не стыдно? - Мне стыдно, – смущенно сказал Билл и подхватил ногу Тома, закидывая ее себе на бедро, - ужасно стыдно. Но я все еще не лежу на кровати с раздвинутыми ногами. - Плохой мальчик, - сказал Том. - А-ха, - многообещающе. - Очень плохой. - У-ху… - Тебя надо наказать. - Да. Только позже, - внезапно жестко отрезал Билл и положил обе руки ему на попу, - позже, Томи, ты сделаешь это со мной позже. - Но… - Да понял он прекрасно, на что намекал Билл этим всем, конечно же, понял, что он совсем что ли дурак, у Билла на лице было вполне доходчиво написано в каких позах и как он Тома уже поимел - я.. я… но я… хочу сейчас. - Позже, Том. - Ну, Би-и-ил-л-и-и, - жалостливо протянул Том. Он вообще-то совсем не хотел обидеть Билла. Тем более из-за такой ерунды, просто ну вот…вот конкретно сегодня, вот сейчас, он был несколько…нет, он был совсем не готов. Это сложно было объяснить, но он так расслабился с мягким и податливым, а самое главное молчащим Биллом под боком, что он как-то и вовсе не ждал с его стороны подобных подъебов. И вообще, он с утра мечтал, как он его уделает сегодня…просто уже во всех деталях и подробностях все продумал, а Билл взял и спутал ему все карты своим неожиданным обострением сволочизма! – я знаю, ты это нарочно из мстительности натуры… - Нет, Том. - Из гадства… - Нет, по другой причине. - Ты просто хочешь мне отомстить за утро, да? - Отомстить? - Билл мягко поцеловал его в губы, продолжая массировать его попу, и Том вынужденно ответил на его поцелуй, - Не-е-ет, ну что ты. Конечно, нет. Ну что, что? ЧТО? Что Том, НА САМОМ ДЕЛЕ, мог бы убрать его руки со своей задницы, сам добровольно, находясь в трезвом уме и светлой памяти? - Билл, ты сволочь. Поцелуй в губы. - Похотливая скотина. Ухмылка Билла у самого его рта и снова поцелуй. - Мстительная тварь. - Говори, говори, - дыхание Билла щекотало ухо, и посылало мурашки вниз по спине, - мне так нравится, когда ты меня обзываешь,… - Бля, - то прозвучало как-то не очень. Как-то двусмысленно, и напрягло почему-то, подумал Том. Ладно, понадеемся на то, что это не более чем его личная паранойя. Хрен Билла теперь разберет с этими его новыми интонациями в голосе, прятаться от него уже нужно или еще можно повыебываться минут пять-десять. И он точно был уверен, что Билл знал прекрасно, о чем Том мечтал весь день. Он специально это придумал, Том мог бы поклясться, нарочно, лишь бы ему досадить. Он сейчас ласкал его подбородок губами, так, как будто это было что-то еще совсем другое, с влажным звуком отнимая губы и обеими руками задирая его майку выше, заставляя терять и без того так тяжело дающийся Тому контроль. - Билл, я…я… просто не понимаю, в кого…ну в кого ты такая злобная и мелочная зараза? Ай…ай…яй-яй…у тебя такой хороший и добрый брат… великодушный даже порой. Билл, я не знаю с какой целью сейчас ты лезешь ко мне в штаны, но я вынужден предупредить, что от этого я теряю волю… Билл внезапно вытащил руку у него из штанов, как будто бы он был марионеткой, и кто-то дернул бы его за веревочку. Он сделал шаг назад, опустил руки и тяжело выдохнул. - Ты чего это? – спросил Том. Билл отрицательно покачал головой, лицо его казалось грустным. - Что случилось? – к тону старшего близнеца добавилось изрядной доли испуга. Билл пожал плечами и отвернулся. - Ничего, - внезапно сказал он. - Эй, - осторожно позвал Том. - Том, я… - Билл. - Я, наверное… - о, боже, только не это. Опять глаза на мокром месте. - Билл, иди сюда, - Том схватил его за руку и притянул к себе, - Иди сюда, сейчас же, я сказал. Ну, блин, Билл, сюда иди, я кому сказал? Билл неуверенно шагнул к нему. К тому времени, как по щеке его скатилась слеза, и рука брата накрыла его внезапно похолодевшую руку, Том уже прекрасно знал, что явилось причиной внезапной смены настроения Билла. Не поводом, а именно причиной. Он почувствовал, как слеза Билла скатилась по щеке и упала горячей тяжелой каплей ему на шею. - Билл, - Господи, он знал, что рано или поздно это время настанет, он так и боялся его и благодарен был судьбе, как это ни цинично звучит, за те несколько недель передышки, что у него были, - Билл, обними меня. Обними меня, пожалуйста, Билли. Пожалуйста, мне очень это нужно. Я очень хочу, чтобы ты меня обнял, Билл. Пожалуйста, люби меня, Билл. - Я люблю тебя, Том. Я очень сильно тебя люблю, Томми. Ты знаешь, я больше никого не могу так любить. Я люблю тебя. Люблю тебя, Том. Зачем ты делаешь мне так больно? – он даже не всхлипывал, Том просто чувствовал как слезы стекают между его щекой и щекой брата, и чувствовал их соль на своих губах. Спустя пару минут стояния так, прижавшись, Том осознал, что не все слезы, попавшие ему на губы слезы Билла. - Я просто мудак, - шепотом сказал Том, - Просто влюбленный в тебя до безумия мудак. Я не знаю, что я делаю. Не плачь больше из-за меня, слышишь? Мне это невыносимо. Не плачь, пожалуйста, никогда не плачь. Лучше наори. Или ударь. - Да пошел ты, - Билл шмыгнул носом. Том не мог всерьез обидеться на его слова, потому что он стоял рядом, и даже не вырывался. Том молился о том, чтобы в момент, когда им, рано или поздно придется поговорить, он просто стоял рядом и не вырывался. - Мне нужен только ты, Билл, - Том, наконец, решился поднять руки, и обхватить его плечи, - Только ты. Мне вообще ни черта на свете не нужно без тебя. Билл. Ты знаешь, мне всегда больше всего нравились те игры, которые ты придумывал. Я и сейчас не хочу играть в другие. Я хочу делать то, что нравится тебе, только то, что делает тебя счастливым. Мне неважно, что. Если тебе это не нравится – мне это не нужно. Том почувствовал, что Билл уперся локтями ему в грудь, пытаясь отстраниться. - Я тебя не убедил, да? Билл молча покачал головой. - Я так и думал, - кивнул Том, - и боялся этого. Я вообще не знаю, как сказать что-то убедительное в данном случае. Я не знаю. Я не умею просить прощения. Я не знаю, можно ли меня простить. Но мне надо. И я пытаюсь наугад. Хочешь, на колени встану? - Том, мне не смешно. - А хули,… я и не смеюсь, - сказал Том, - я бы за такое никого бы не простил. Ну, это…тебя…если только. Я тебя вообще за все могу простить, вообще-то. Вообще за все, даже за то, что вообще-то нельзя, только ты не пользуйся этим особо, ладно? Мне на все насрать, когда ты рядом. Я очень слабый, Билл. Но это я только с тобой такой. Я за тебя убью, и это не красивые слова. - Отпусти меня, Том. - Билл, не говори так никогда. Не смей, слышишь? - Но ты сказал. - Я слабее тебя. - Паршивая отговорка. - Ты существуешь без меня, а я – нет. Я думал, я тебе не нужен. Я думал ты со мной только потому, что тебе меня жаль. Для меня было невыносимо знать, что я тебе на самом деле не нужен. Билл ударил в сердцах его кулаком в грудь. Не больно нет, просто от эмоций. - Идиот. Придурок. Ты мне нужен. Ты мне всегда нужен. Как чертов этот воздух необходим. Я без тебя считаю секунды, сколько я проживу. Том. Блин, Том! Именно ТОГДА ты БЫЛ мне нужен еще даже в тысячу раз больше чем обычно! - Я понял. Но потом, - грустно кивнул Том, - и поэтому я идиот и придурок. - Убери руки, - Билл всерьез уперся Тому в грудь, чтобы освободиться. - Не-не-не, - отрицательно покачал головой Том. - Чо «не-не-не»? – Билл все еще пытался высвободиться, а Том сжимал его в руках все сильнее. - Щас, я тормоз, до меня не сразу дошло, что ты сейчас сказал… - Чо? – Билл так удивился, что даже затих в его руках. - Ты сказал, я тебе нужен? - Том, придурок, я именно это и сказал. Убери лапы свои… - Нет, стой, блин, ну постой. У меня сбылась мечта всей моей жизни, а я ее пропустил, прохлопал ушами, слушай, ну не будь такой врединой, Билли, ну повтори, а? Бля, ну такое не каждый день случается, что я виноват что проворонил? - Чо те повторить-то? - Ну, про то, что я тебе нужен, повтори, а? - Том,… - Билл, просто скажи. Я тебе нужен? - Да. Том так смотрел на него, что он не мог не повторить. - Ты мне нужен, Том. Ты мне очень нужен. - А-а-а-а, - простонал Том, закрывая глаза и счастливо ударяясь затылком об стену, - Бля-а-а-а, я щаслив. ЯЩАСЛИФФБЛЯ!!! Я щас обкончаюсь тут от счастья…Билл. Еще раз? А? Ну еще раз? Ну повтори? - Том, ты мне нужен. - Билли, братишка…братик мой, - Том счастливо сунул лицо ему в шею, - Братишечка… маленький мой… единственный… родной мой… половинка… Он искал его губы и встретил такие родные, теплые, мягкие такие. - Половинка, - зачарованно повторил Билл ему в ответ. Тому захотелось завизжать. Что он и сделал. - Том, ты спятил? - Билл рассмеялся тихо. - Я? Йа-а-а? Да-а-а…теперь да. Ггы, - сказал Том. - Я тоже, кажется, - смущенно сказал Билл, - слушай, а это мне не снится нет? Это взаправду все? - Ага. Писец, да? - Да. - Мне тебя отпустить теперь? – тихо и счастливо улыбаясь проговорил Том. - Нет, спасибо, мне уже никуда не надо, - зеркаля его улыбку в тон ему ответил Билл, - вообще уже не надо, Том, Томми, Том …мой родной, мой Томми. - Бля-а-а. Знаешь, у меня сегодня второй день рождения. У нас с тобой. По крайней мере, я так не радовался со дня нашего рождения. - Том, ты все врешь, ты не можешь помнить дня нашего рождения! - Это ты не можешь, потому что ты младше меня на десять минут, а я помню, потому что я тебя ждал. Очень долго. Мне казалось, очень долго. Я даже распсиховался. Я целых десять минут был без тебя, я не понял, почему я без тебя, почему тебя нет рядом, почему нас разделили, я чуть с ума не сошел, для меня прошла вечность! - Томми… ты,… ты все время разводишь меня этими своими разговорами дурацкими, ты надо мной смеешься, да? - Да не, перец, я тя люблю просто… - Том-ми… - невыразимым и неповторимейшим тоном теплым медом в уши. Том сцепил свои губы с его. Они целовались некоторое время, даже не то что бы целовались, просто терлись губами, носами, щеками, чувствуя, как эйфория захватывает их полностью. - Биль-чик. - Томик? - Билль-чо-нок, у меня вопросик. Актуальный. Очень. - Ммм? - Так кто на кого сегодня залезет? - Й-й-йя, - сказал Билл, - на тебя. - Я тоже хочу. - Давай в камень-ножницы-бумага? - Раз-два-три! – скомандовал Том. Ножницы Билла легко порезали бумагу Тома. - Я поддался! – гордо сказал Том. - Спасибо, Томи, - Билл поцеловал его в рот. Они просто стояли у стены и целовались. Том, конечно, на самом деле не поддался, но надо же было помочь ему сохранить лицо в данной ситуации? Билл медленно, но верно подталкивал Тома в сторону своей спальни. - Так это,… - пятясь задом и отступая не переставал спрашивать между поцелуями Том, - как это,… ну мы что,…мы типа займемся любовью, что ли? – на всякий случай спросил Том. Билл кивнул, медленно целуя его в рот. - И дрочить типа не будем, да? - Не-а, - сказал Билл. - И шкурку гонять? - Ну, это только если тебе надо будет мне помочь, - сказал Билл, прижимая к себе крепче. Том таял. Таял на глазах. Таял как кусок сахара в горячем чае с лимоном, таял как лед в бокале мартини жарким летним днем. Плавился и клеился к подошвам как блядский битум на асфальте. - А как насчет свистеть в кулачок? Я не то что бы знаешь, настаиваю, просто проверяю, так сказать…это…терминологию…. – он пытался трепаться, отвлекая себя от биллиных губ и рук, от того, что он вообще не мог поверить что это снова происходит с ним. Ой, а вот и кровать. - Том, придушить одноглазого мы всегда успеем, если что! - с очень серьезным лицом сообщил Билл. Том расхохотался и растянулся под ним на кровати. Веселости его, впрочем хватило ненадолго. Не больше чем на то время, как Билл задрал его майку наверх и принялся лизать ему грудь. - А…а…а….а….ебать, еба-а-ать, ЕБА-А-А-АТЬ!!! Мне брат сиську лижет! – восхищенно сообщил соседям, небу, или с кем он там собирался поделиться случившейся с ним радостью Том, - Еще-еще-еще…а….шарик…ша-рик….ша-а-а-а-а-ари-и-и-ик… Твердым мокрым прохладным шариком по напрягшемуся соску это было круто. Очень круто. Алмазная дорога щедро рассыпалась перед его закрытыми глазами с каждым быстрым и ловким движением языка его брата. - Эээ…херр Каулитц, на правую,… дайте две! – нашел в себе силы дать указание Том, - О, боже ты мой… - Билл послушался его. Том держал свою майку теперь обеими руками сам. Потом сам же быстро от нее избавился, когда рот Билла опустился чуть ниже, медленно лаская языком его в месте соединения ребер, там, где солнечное сплетение, где-то, где, говорят, живет душа, заставляя шипеть и извиваться от изысканной ласки. Пальцы Билла тем временем ущипнули его с двух сторон жестко сжав оба соска сразу. Том не понял, было это больно, или от этого сильнее зажглось в яйцах, но на всякий случай заорал, заставив Билла испуганно убрать руки. Хотя наверное это было все-таки плохо, что он это сделал. В смысле, что убрал. - Поцелуй меня, а? – попросил Том. Билл оперся на руки медленно, нависнув над ним и ласково, но как-то по-хозяйски взял его рот. Том раскрылся ему навстречу, принимая язык внутрь, рукой однако скользнув по телу брата вниз, ловко цапнув его в районе ширинки. Ловя губами дрожь и короткий вздох. М-м-м, это же надо же, как у нас хорошо стоит. - Это лучший комплимент, который я от тебя когда-либо получал,…бра-тик - довольно ухмыльнулся Том, облизываясь, и поглаживая большим пальцем надувшуюся дугу в штанах Билла, - просто мега-комплимент. Он улыбнулся, сверкнув зубами в свете ночника. Биллу, впрочем, было не до смеха, он смотрел за рукой Тома, со знанием дела поглаживающей его там. Не торопясь, ласково, но не слишком нежно, хорошо зная, как ему приятнее всего, и именно так. Обводя большим пальцем границы и подхватывая так, как надо. - Погладь его еще, - попросил Билл с так сексуально прозвучавшей вдруг хрипотцой в голосе. Можно подумать, Тома надо было просить! Но раз уж попросил, то пожалуйста, конечно,…Том чувствовал, как сам начинает заводиться от ощущения твердого члена брата под своей ладонью. Он уже теперь, кажется и сам постанывал, пока гладил член Билла. Черт подери, а я наверное и вправду пидарас, подумалось вдруг Тому, причем редкостный. Учитывая тот факт, как сильно его завел один факт наличия стоячего хуя рядом, но почему-то временно это перестало его волновать так же быстро, как и начало. Билл осторожно убрал его руку, вскоре сдвинув на бедро, как ни жаль ему было это делать, и снова склонился над растянутым под ним стройным телом Тома. Губы медленно скользнули по животу вниз, задерживаясь в каждой ямочке и впадинке. Том, конечно, не мог лежать спокойно, он изогнулся весь, вопросительным знаком, чтобы не дай бог, не пропустить посвященное ему одному шоу. - Да…да, малыш-ка, ниже, давай, ниже….правильно движешься…. - Бля, - мрачно сказал Билл, отрываясь от своего занятия - Том, бля…ну, бля… Том, бля - он был так зол, что даже, кажется слов нужных сразу подобрать не мог, - Ка-ак, ну как же ты, сука, мне…остопиздел уже со своими мачовскими комментариями, бля, а? Слушай, а? Еще одно слово и я…, я уйду нахуй,… я, блядь,… я не могу это слышать больше уже… - Ггы-ы, - сказал Том. Получилось, впрочем, несколько испуганно, потому что он напоролся на осатанелый взгляд Билла, - Понял, - сказал он, - Заткнул хлеборезку! Все, я понял, я осознал. Билл, ты только не волнуйся! Том молча развязал бандану у себя под дредами, опустил ее себе на губы, и так же меланхолично, не говоря не слово, завязал себе рот. - А чо, по-другому заткнуться никак? – опасливо спросил Билл, взирая на молчаливые манипуляции близнеца. Том уверенно замотал головой, жестом пригласив Билла не останавливаться на достигнутом. Билл еще раз опасливо покосился на Томовский импровизированный кляп, и расстегнул его штаны. Впрочем на этом его интерес к Томовскому кляпу и закончился. Он медленно опустил с него штаны, поглаживая голые бедра и живот близнеца, подхватывая обеими ладонями попу, когда Том поднялся навстречу ему, чтобы помочь в нелегком деле вынимания его из трусов. Член Тома лежал у него на животе, и помощи рук, чтобы удержать его на этом месте уже не требовалось. Билл ласково коснулся губами точки прямо под головкой сзади. - Ну, здравствуй, мой любимый, - нежно сказал он члену Тома, - с утра тебя не видел… Несмотря на кляп, Том издал какой-то ультразвук, словно как возбужденный дельфин-подросток, при виде сородича. То ли он вопил от смеха, то ли от восторга, что Билл так нежно разговаривает с его хуем. Впрочем, к этой реакции Билл отнесся с пониманием, потому только лишь ухмыльнулся и обхватив слегка ладонью напряженный ствол с противоположной стороны, нежно провел раскрытыми губами вверх и вниз. Том изогнулся сильнее. Ну, очень же хотелось посмотреть! Однако, Билл словно не замечал самого хозяина, он разговаривал исключительно с его членом. Билл сжал его сверху сильнее, оттягивая кожу вниз, и, словно выдавливая из кулака покрасневшую влажную возбужденную головку. - Соскучился по мне? – спросил он его, чувствуя как в ответ на его слова возбужденный ствол повело, он чувствительно дернулся в его руках, словно живой. Билл не смог сдержать улыбку, - ммм…да, и правда…соскучился, мой сладкий… Том сдернул повязку со рта одной рукой, тяжело дыша. - Билл, заканчивай с этим, а? Я…я…это… я щас того, иначе…ну ты понял... столько хороших слов, а я все еще жив… - Том, а я не с тобой разговариваю, - строго ответил Билл Тому, - хоро-оший мальчик… - ласково сказал он его члену. Том снова взвыл, надел кляп обратно и упал головой на подушку, стараясь по крайней мере не смотреть на это безобразие. Ему вполне хватало слышать комментарии Билла, и чувствовать его губы перевозбужденной нежной кожей собственного члена. Цепляясь побелевшими пальцами за простыни, и подаваясь бедрами в сладкий плен его рта. Он не хотел кончать. Он очень не хотел кончать до того, как Билл в него войдет. Мысль о члене Билла как это ни странно, хоть и возбудила его сильнее, помогла ему сдержать приближающийся оргазм, а хотя бы и силой воли, потому что сейчас он уже хотел большего, - хороший, - Билл погладил его рукой, прижимая к животу, и медленно по очереди подхватил губами яйца Тома. Ошарашенный этими ощущениями Том дал стащить с себя штаны молча и истово глядя в потолок. Как он понимал, у Билла вновь обострилось желание «иметь сестренку», а ему оставалось только расслабиться и получать удовольствие. Что он и делал. И получалось у него с каждой секундой все успешнее и успешнее. Билл перевернул его на живот, кусая лопатки и плечи, несильно, конечно, но это, зараза, как-то стимулировало. Странно, Том думал, что у него на спине нету эрогенных зон. Он вообще с гордостью всегда говорил, что у него как у настоящего мужчины эрогенная зона вообще только одна. Но черноволосая похожая на него как две капли воды сволочь каждым движением своего рта, каждую секунду, на самом деле заставляла пошатнуться такую твердую его уверенность в этом. Билл подтянулся на руках, снял с его рта изрядно изжеванную тряпку и поцеловал его в губы. Тяжело вздохнул потом, оторвавшись. Том повернул голову. - Бильк, слышь, а ты прав, - сказал он, - до чего ж мерзкий на вкус этот воск! - Ггы-ы. Кто ты и что ты сделал с Томом? - сказал Билл, имея в виду, что это так непохоже на его брата, что они не успели поругаться еще и полдня, как он с ним согласился, не иначе, как в него кто-то вселился! - Хе-хе-хе, - демонически хохотнул Том. Билл опустился ниже и лизнул ему бок, от сиськи до локтя одним гладким движением языка. - Ой-ей, - сказал Том, - ой-ей,….ой-ей. - Не нравится? – ласково спросил Билл. - Не знаю, не понял, повтори, - хмыкнул Том. Билл только улыбнулся теперь. Его пронзило дикое ощущение абсолютного счастья. Просто потому что они были рядом, просто оттого, что они были вместе. Не физически, технически даже рядом, а на самом деле рядом. Так близко друг к другу, как нельзя быть. Он, кажется, даже вынужден был отклониться назад, от Тома, задумчиво шмыгая носом. Вот уж некстати пришла охота расчувствоваться! Том перевернулся, глядя на него, в первую секунду не понимая, что случилось. Он понял, мелкий все равно не скажет, да и не надо с другой стороны. Все, все он знал сам. Он схватил Билла за голову и прижал к своей груди. Пытаясь насильно заставить себя дышать, чтобы его самого не разорвало к чертовой матери от этой хронически и мучительно протекающей, с обострениями и рецидивами, с агониями и спазмами, с разрывами и кровотечениями, суки-любви. - Билл, ты это…ты опять поцелуй меня, щас прям? – хрипло прошептал он, замечая мгновенно только резкое движение воздуха и мягкость волос, мазнувших по щеке, и губы, тяжело, и будто бы неумело, ткнулись, но быстро приспособились, мгновенно притерлись, приобрели форму идеально совпадающую со всеми изгибами его губ, словно горячий воск к форме. Том думал, сколько же можно целоваться без возможности напиться этим поцелуем так, чтобы больше не хотелось? Час? Два? Ночь? Неделю? Месяц? Год? Жизнь? Он всегда на словах презирал все эти дурацкие поцелуи, говоря, что это шуточки для маленьких девочек, и пустое времяпрепровождение, уводящее от самого главного. Но это конечно была неправда. Слияние их губ, оно просто не надоедало. Снова невозможно было думать ни о чем. И не мешало ничего. Ни зубы, ни нос, как бывало, когда целуешься с кем-то еще. И нет назойливых мыслей глупых отвлекающих о каком-то сущем бреде. Просто тепло, ласка, потом еще теплее, ласковее, мягче, и темнота, полнейшая тьма, пустота, вакуум вокруг, ничего кроме ощущения поцелуя. Они всегда зажмуривались, крепко-крепко, когда целовались оба. Ну и кому из них нахрен нужен был этот Свет, если он хотел прекратить и разорвать это? Билл взял его. Он мог быть очень убедительным, да и Том ломался больше по приколу, и чтобы тот не думал, что он ему так легко доставался! И вообще не думал там себе чего. Цену, набивал, говоря прямо. Но тем упоительнее и сладостнее была его полнейшая капитуляция младшему. Его рукам, его губам, его растягивающему его несчастную задницу хую. Кажется до упора, до боли, до невозможности двигаться и дышать, до парализующего страха перед этой самой болью. Но через мгновения вроде бы и не так страшно, и не так уж и больно, и не так уж до упора. Нет, совсем не до упора. Можно было бы гораздо сильнее. Сильнее. Еще. Склеивая их тела, животы, вязкой белой спермой. Оба юноши тяжело дышали. Том внезапно обхватил его талию ногами. - Билл,… нет, - хрипло проговорил он, - не вынимай…только. Билл заерзал на нем, устраиваясь, как видно, поудобнее. Член его по-прежнему твердый протаранивал его насквозь, Том закрыл глаза, двигаясь как возможно навстречу, и его мало волновало то, что он сам уже кончил. - Я хочу чувствовать твой член в себе, бля, я с ума сошел, да? Билл пожал плечами. Он считал, что Том несколько утрирует степень своего сумасшествия, по крайней мере, он бы тоже сейчас бы более всего хотел бы чувствовать свой член в Томе. Его черноволосый близнец был сильно возбужден, и это ощущение, как и твердокаменный его хуй до боли натянувший его, как-то странно по-бабски заводило Тома. Почему по-бабски? Да потому что он чувствовал такое глубокое моральное удовлетворение от того что Билл так заведен, от его возбуждения, от его удовольствия, которое он получал трахая его, что у него забивалось сердце и перехватывало дыхание от восторга, что Билл его ебет, хотя он в данный момент сам и вовсе не был возбужден. Вряд ли на свете существовал еще один человек, который мог бы доставить ему столько удовольствия сунув свой член ему в жопу, учитывая, что у него не было стояка. Зря он об этом подумал. Придется переписать заново. Он уже был возбужден. Рот Билла раскрыл его рот себе, и теперь его ебал скорее его язык. Член его, как видно, дал Тому передышку, чтобы прийти в себя, не желая причинять ему боль, просто властно обозначая свое присутствие в его теле. - Давай…это,… Билл, давай еще…я хочу тебя еще. *** Погода в Нью-Йорке выдалась прохладной для мая месяца. Но сегодняшний день и вообще был как нарочно. Если с утра еще худо-бедно порой сквозь плотную серую пелену туч проглядывало солнышко, давая хоть немного тепла, то к вечеру, когда их автобус прибыл на стадион в пригороде, небо затянуло намертво и площадь около стадиона обдувал пронизывающий ветер. Том ходил и рычал на Йоста так, будто бы это лично он виноват в странностях погоды, и нарочно хочет, чтобы Биллу стало хуже. Йост огрызался ему в ответ. Они все вообще были сильно нервные. И немудрено. Сегодня Билл должен был в первый раз после операции выступить на публике. Они стояли за сценой, в ожидании своей очереди выступить. Густав разминался как перед боксерским матчем, подпрыгивая и делая махи руками, Том просто переминался с ноги на ногу, поглядывая на темно-серый зубастый ощетинившийся силуэт Манхэттена вдали, занявший весь горизонт. Георг зевал. Билл отчаянно мерз, он стоял, обхватив себя обеими руками, и шмыгал носом. Накрашенные глаза отчаянно слезились от сильного ветра. Наташа крутилась вокруг Билла с карандашом и пудреницей и психовала по- поводу судьбы мейк-апа так, будто бы от этого зависела ее жизнь. Она вообще была очень уравновешенной девушкой, в отличие от них всех, но общая нервозность заразила и ее, у нее с утра тряслись руки. - Блин! – она очередной раз кинулась вытирать спонжиком потекшую тушь. - Наташ-ш-ш-ша, - сунул рядом с лицом Билла свое лицо Том, - А меня, а меня, меня тоже, а? - Я тебя уже загримировала, - сказала девушка, - вон у тебя уже от пудры шерсть на щеках дыбом стоит! - Стоит! У меня всегда стоит! – сообщил Том Наташе лежа подбородком на плече Билла и поглядывая на щеку Билла, и многозначительно двигая бровями гримерше, словно на что-то намекая, - у брателлы, кстати, тоже. Наташа рассмеялась над видом сильно озадачившегося, если не сказать, смутившегося Билла, и мазнула пуховкой Тома по носу. - Том, даже и не пытайся, - сказала она. - Ну, один разочек, ну, Наташ-ка, ну чо от тебя убудет чоли, а? Мы с Бильком потом никому не расскажем… - это был национальный спорт Каулитцев в туре номер два, по популярности после легендарного «Доебись до Йоста». «Доведи Наташу до ручки намеками на разные вариации секса втроем», назывался он. И иногда варьировался в варианты вчетвером с Георгом или впятером с Георгом и Густавом. А один раз пьяный Том убедил поучаствовать в этом деле вместе с ними даже самого Саки! Саки в принципе был «за», только сильно волновался, чтобы жена не узнала, кажется, он тоже был слегка подшофе. Но, девушка опять не согласилась. Она нажаловалась Йосту, а Йост дал им всем пизды. Билл в сердцах пнул брата ногой. - Клево жгут, - сказал Георг про заканчивающееся выступление какой-то невероятно популярной местной эмо-группы. - Отстой, - не согласился с ним Густав. - Ну, чо, как, орлы, готовы? - к ним подскочил Йост. Только что от сцены, где он долго разговаривал о чем-то с Бенджамином. - Го-то-о-о-овы-ы-ы, - лениво протянули Том, Георг и Густав. - А я нет, - внезапно сообщил Билл, мрачно глядя на заднюю часть черного экрана, натянутого за одной из сцен фестиваля, - я не могу петь. - С утра еще мог, - сказал Том. - Не, я не поэтому, - сказал Билл, - Там люди. - О, правда, ты заметил? – ухмыльнулся Дэвид, - на концертах это такая редкость! Вообще уж кто-кто, а Дэвид был довольнее всех. Он теперь словно именины праздновал. Народу перед их сценой и перед их выступлением набралось больше всего на фестивале. Они с Сусликом Бенджамином этого не ожидали, но это было чертовски приятно. - Мне страшно, - сказал Билл. Он типа шутил, но лицо у него было белое с сероватым оттенком даже несмотря на грим. Точнее сказать, грим сильно это отменно подчеркивал. - Все будет хорошо, - сказал Том. Хотя у него тоже зуб на зуб не попадал. Не уронить бы гитару с такой жуткой дрожью в руках… господи, это было значительно хуже, когда они в первый раз вышли на сцену к большому залу. Он убеждал себя, что ну чего такого может случиться сейчас? Они уже десятки раз репетировали, и доктора разрешили Биллу выступать. К тому же это будут всего три песни. Целых три песни, которые он не знает, как он переживет. - Билл, если это случилось тогда, это не значит, что это случится и в этот раз! – разумно откомментировал Дэвид. Продюсер стоял рядом, в куртке, застегнутой до самого горла, и увлеченно глядя вдаль грыз ноготь на большом пальце. Том в сердцах шлепнул Дэвида по руке. Господи, Дэвид, не мог за все время общения перенять у Билла что-нибудь получше, чем эта его дурацкая привычка! - Да знаю я…я…я…умом понимаю, - сказал Билл, зябко кутаясь в кожанку, - Но я ничего не могу, поделать, у меня челюсти сводит от страха…. - Джеймс, слышь, коньяк принеси срочно, а? – крикнул Йост, зевающему рядом с автобусом долговязому помощнику в желтой ветровке. Тот подметнулся быстрым кабанчиком, - На, выпей, - он протянул бутылку Биллу, на ходу отворачивая крышку - только немного, говорят, это…расслабляет. Связки там, нервы, все такое… Билл глотнул коньяка из бутылки, шмыгнул носом, потом вытер его рукавом кожаной куртки: - У меня это,… у меня, наверное людебоязнь, - он протянул бутылку Тому, - как это по научному? Человекофобия? - Антропофобия, - подсказал Йост. - Я думаю, по сравнению с тем, что ты разговариваешь с моим членом, Билли, твоя антра… антру…ну эта, фобия, короче, это просто ерунда какая-то, - сказал Том, отпивая свою порцию, и передавая бутылку Йосту. - Ты разговаривал с его членом? – переспросил Билла Йост, и тоже выпил для храбрости. - Да, - ответил Билл, на некоторые особо скользкие вопросы он привык отвечать прямо, с подкупающей собеседника абсолютной серьезностью и правдивостью в лице. Спустя почти пять лет их знакомства Дэвид так и не понял, толи Билл иногда не понимает ЧТО говорит, толи у него такой глубоко скрытый способ извращенного глума над собеседником. Он однажды спросил об этом Тома, но Том с невыносимой нежностью в голосе проговорил: «Ггы-ы-ы. Упы-ы-ырь», и Дэвид понял, что они оба не расколются даже под пытками. Но очень сильно подозревал подвох. - Билл, а… ты, это, ты вообще, хорошо себя чувствуешь? - Йост задумчиво положил ладонь ему на лоб, видимо, ожидая обнаружить жар. - Да, спасибо, Дэвид, - сказал Билл. - Бедный зайчик. Намолчался, наверное, за три недели, - глумливо сказал Йост, а Том восторженно завыл от смеха. - С-с-суки, - сквозь зубы прошипел Билл, - вы, оба… И, не оборачиваясь, стремительно пошел к сцене. Густав очевидно, уже водрузил свою серьезную и сосредоточенную задницу за барабанную установку. Визг толпы усилился многократно, и сменился с «САКИ! САКИ! САКИ!» на «А-А-А-А-А! ГУСТАВ!». - Ну, давайте, ребята, - Дэвид подтолкнул Тома в плечо, - с Богом. - Спасибо, Дэвид, - вполне серьезно сказал Том. - Том, а с чего это вдруг Билл разговаривал с твоим членом? – озадаченно спросил Тома Георг почти на ухо под самым боком Саки у выхода на сцену. - Я тебе не скажу Георг, - отрезал Том, - вдруг ты тоже захочешь?! Цирковое представление, тем временем, продолжалось.