Небо медленно стекало по некой пустой прозрачной стене, мягко опадая на землю, по мере приближения цвет с голубого менялся на какой-то грязный и совершенно непонятный. Прохожий рядом шёл изогнувшись в настолько неприродной форме, что мне хотелось спрятаться под лавку. Но здесь меня рисковало достать "вытекающее" отовсюду небо. Я не хотел смотреть наверх, но теперь трудно было смотреть и вниз. Лица людей всё также застилала вихреобразная дымка. Почему мои дни наполнены таким отчаянием? Но я мало задумывался о таких вещах. Я старался просто жить. Переживать свой второй класс изо всех сил, двигаться куда-то дальше. Ребёнок во мне постепенно исчезал. Накапливалась грусть. Одним лишь просветлением в этом море дней темноты были мои встречи с ней. Я старался не обращать внимание ни на что, кроме этого. Но это совершенно не удавалось. Да и встречаться нам удавалось совсем-совсем редко. От силы раз в неделю, а то и реже. Так и подошёл конец сентября. Становилось всё прохладнее, но листья и трава ещё радовали глаз зелёными цветами, такое голубое небо, как сегодня было большой редкостью, но вызывало оно у меня больше ужаса, чем серое и затянутое тучами. Когда "нечто", в прямом смысле падающее и "сползающее" сверху так сильно отличается от общего фона, это вызывает сильное беспокойство. А когда всё в одному тоне, мне нужно просто не попадать на эти участки. От этого я ходил домой порой очень странными дорогами или вёл себя необычно из-за чего одноклассники надо мной смеялись. Называли "странным новеньким" и прочее. Дети довольно жестоки. У меня так и не появилось друзей. Но у меня был мой маленький секрет и воплощённая мечта. Потому быть в школе было не так одиноко, если думать лишь об учёбе и ещё раз учёбе.
Вот в такой тёплый и погожий денёк мы и договорились встретиться. У меня всё ещё были воспоминания о той грустной песне, которую она мне спела. Видимо, я ещё слишком мал, чтобы до конца понимать, о чём она, но каждый раз стоило мне загрустить, то я думал именно о том моменте, когда после неё мой ангел крепко меня обняла. Становилось немного легче, мир казался не таким жутким местом, как это бывало обычно. Я снова шёл, избегая людных мест и вообще мест, в которых бы мог быть кто-то знакомый. С прошлого раза я скрывал ото всех, в том числе и от отца, что я продолжаю гулять со своей подружкой. Как-то раз я снова упомянул о ней, а на следующий день мама оставила меня без обеда и ужина, больше не разговаривав со мной в течение недели. Тогда я решил больше не упоминать о своей подруге нигде и никому. Если даже моя мама не способна её принять. Это казалось мне странным. Больше всего мне казалось странным то, что другие дети не такие. Они были радостными и беззаботными, казалось, их ничего больше не волнует, кроме своих каких-то абсолютно глупых занятий, вроде как подвижных игр или же шуток над девочками. Я находил это крайне бесполезным, иногда даже меня раздражало, когда целью этих шалостей становился я сам, или же на меня странно косились, когда я отказывался во что-то играть вместе со всеми. А потом всё закончилось. На меня даже перестали обращать внимание. Может, оно и к лучшему. Пускай я и не мог понять, почему же так. Почему я не такой, как остальные. И почему эта девочка так легко и хорошо со мной дружит, когда дома и в школе всё так плохо. Мой детский разум отказывался воспринимать такое количество сложной информации. Потому я просто старался поскорее встретиться с той, кто избавит меня от волнений и сомнений хотя бы на пару часов.
В соседнем дворе с другой стороны дома был небольшой, закрытый забором дворик, где кто-то когда-то строил маленький прибалконный сад. В итоге бывший владелец переехал, а новому было всё равно. В итоге забор оброс травой, а сквозь толщу кустов можно было пробраться на крохотную полянку, которая для меня казалась целым отдельным миром, настоящим лесом, хотя до стены дома было всего пару метров. Иногда я ждал её там в назначенный день и время, иногда она меня. Иногда никто не приходил, иногда мы не дожидались друг друга. Мы не могли знать, когда наступит время, полагаясь на волю слепого случая. Но это делало момент встречи более волнительным.
В этот раз я также пробрался сквозь небольшие заросли, со стучащим сердцем поднимая голову, и вздохнул с облегчением. Знакомое белое платьице, колготки, тоненькие ножки и ручки. Лежащий рядышком рюкзак. Она заметила меня, и улыбалась. Её лицо светилось истинной радостью. Её лицо было настоящим, не затянутым дымкой, оно было настолько красивым, словно некто выкрал мою мечту об идеальной красоте и сделал её по этому образу. Другому человеку она бы вряд ли показалась привлекательной, но для меня это было всё. Так вот странно. Оттого мне казалось, что она ангел. Но я помыслить не мог, чтобы она могла уйти играть с кем-то другим. Сама идея казалась мне чем-то вроде того, как если бы кто-то пытался ехать на автомобиле вверх колёсами.
- С возвращением! - её голос звонко отразился в моей голове, озарив всё яркой вспышкой.
Я тем временем окончательно выбрался, сбросил свою школьную "ношу" и присел рядышком.
- Привет! - с улыбкой ответил я. - Как дела? Рад, что мы сегодня встретились!
Она кивнула.
- Я тоже очень рада. У меня всё хорошо, я завела друзей в новой школе. Мы иногда обедаем вместе в столовой. Мне часто говорят, что так как наша школа особенная, то мы будем усиленно заниматься в этот третий класс, а потом сразу перейдём в пятый, - она потянулась к своему рюкзачку.
- Ого! Это и странно и немного непонятно, - удивился я. - Вот так сразу и в пятый класс! Наверно, у вас очень непростая учёба там. У меня школа, наверно, самая обычная. Если я так не перейду, то когда я буду в пятом, ты будешь уже в седьмом. Мне будет казаться, что ты старше меня на целых два года. Хотя это не так, - я немного погрустнел.
- Всё хорошо! Не волнуйся! - она улыбнулась и протянула маленький пакетик, в котором лежал пирожок. - Вот, скушай. Я сегодня покупала обед, но вышло слишком много, потому решила тебя угостить. Ты часто пропускаешь обеды в своей школе, потому я подумала, что тебе стоит перекусить.
- Спасибо! - я быстро раскрыл пакет и вцепился зубами в мягкое тесто. Внутри была картошка с какой-то приправой.
- Знаешь, я всегда думаю о том, что будет, если вдруг мы не сможем увидеться. Вдруг нам придётся пережить нечто такое, из-за чего эти яркие деньки закончатся. Читать вместе книги, рисовать, иногда тихонько петь вместе это очень здорово. Но что будет, если всему придёт конец? - она задумчиво смотрела на маленький цветочек, который рос перед ней.
Оторвавшись от поедания пирожка я с беспокойством посмотрел на неё:
- Не переживай. Разве может что-то нас с тобой разлучить? Мои родители говорили, что собираются жить в этом городе и дальше. Твои вроде тоже. И так ещё много времени. Мне больше интересно, что будет, когда мы повзрослеем. Изменится ли что-то в нашей жизни?
Лёгкий ветерок покачивал травку, при этом слегка развевая волосы девочки рядом со мной. Та сидела, обхватив руками коленки, но не выглядела грустной. Разве что совсем чуточку.
- Цветы всегда вянут, но потом вырастают новые, - сказала она. - Я считаю, что с нами произойдёт то же самое. Будет непросто, но мы изменимся, чтобы стать ещё лучше. Но на самом деле я не очень хочу взрослеть. Многие дети переполнены этим желанием, но я хотела бы, чтобы мы вечно могли встречаться и беседовать. Я даже не против исследовать мир всего лишь со страниц книг. Но с тобой и сейчас. Жить постоянно только так.
Я закончил есть. Слова, которые она говорила, показались мне слишком сложными. Я считал, что если мы станем взрослее, то всё равно сможем видеться.
- Тогда если этот цветочек - это ты, - предложил я, поднимая с земли маленький серый камешек, - то этот камешек это я. Вот.
Я положил его ровно под цветок. Она засмеялась и взлохматила мне волосы. Мне нравилось, когда она ко мне прикасалась. Если честно, мне всегда было неприятно, я даже часто вздрагивал от того, что до меня кто-то внезапно мог дотронуться. Но её прикосновения были всегда очень приятны. Я закрыл глаза и также звонко засмеялся. Я был счастлив. Если бы меня попросили назвать и описать счастье, я бы показал тому человеку именно эту картину. Странную, необычную, слегка одинокую, но в то же самое время такую тёплую сердцу.
Спустя час мы расстались, как всегда пообещав встретиться снова. Я чувствовал себя так хорошо, что словно те ужасы, на которые я обычно обращал внимания расступились, создав новую реальность, в которой не было места ничему, кроме этой замечательной мечты.
Затем прошла ещё одна грустная неделя школьной жизни. Одинокая и печальная. На самом деле, иногда я подумывал завести знакомство с девочкой, раз не получается с мальчиками, пусть и было стыдно. Ведь если меня поняла одна, может, повезёт и с остальными, но глядя со стороны я осознавал, что меня просто поднимут на смех, что станет причиной для издевательств. И я не хотел рисковать своим и без того шатким положением в классе.
А затем я попал под дождь, сильно простыл и не выходил на улицу две недели. Сколько я не отпрашивался у мамы, сколько не умолял. Всё было очень непросто. Болел я сильно, потому до полного выздоровления мне нельзя было никуда выходить. Больше всего на свете я боялся, что не смогу больше встретиться с дорогим мне человеком. Тем более, что дома в четырёх стенах тоже было душно и тяжело.
В конце концов, хоть мне и запретили ещё неделю гулять, только ходить в школу, я дождался момента, когда мама уйдёт и выскочил из дома, чтобы хотя бы на пять-десять минут посмотреть, побыть там. Вдруг она меня ждёт. Бежать было совсем недолго. Я буквально ворвался в тут рощу, не обращая внимания на то, что поцарапал себе руку. Не замечая ничего вокруг, я буквально вкатился на нашу знакомую полянку и уткнулся во что-то мягкое.
- Она! - буквально взорвалось моё сердце.
Я улыбаясь поднял голову, что бы поприветствовать её и обнять, что было силы. Но то была не она. Передо мной на неизвестно откуда взявшемся стульчике сидела взрослая женщина в пышном широком платье. Накрытая таким же шикарным белым зонтом с розовым отливом, как и оборки по краям одежды. Её платье было похоже на платья старинных средневековых дам, даже забавная шапочка на голове. Её волосы выглядели очень величественно. Покрытые сеточкой тени от веток, нависавших над ней, они сияли будто золотом. Её взгляд был очень пристальным. Не суровым, но и не добрым. Не излучающим тепло, но и не греющим. Не вопрошающим, но в то же время словно намекающим на то, чтобы я завёл разговор первым. Они не были похожи на человеческие глаза. Что-то внутри меня отчаянно било тревогу, разрывало разум на части попыткой бегства. Но я этого тоже не смог заметить сразу.
Внезапно мой взгляд упал на небольшую стеклянную баночку, которую она вертела в руке. Внутри баночки лежала небольшая записка. В душе что-то дрогнуло, но я наконец решился разорвать эту ткань молчания.
- З-здравствуйте, - тихо произнёс я, едва ли не прошептал, глядя на её белую туфельку, что выглядывала из-под платья.
- Привет, малыш, - раздался очень глубокий, властный голос. - Зачем же ты сюда пришёл?
Я резко поднял голову. Мне показалось, что она знает обо всём на свете. Просто сидит и с тихой усмешкой проверяет меня. В эту секунду я был шокирован совершенно иным. Я видел её красивое лицо. Отчётливо видел её глаза, нос, рот, строгие и благородные черты. Её тело было таким же прекрасным. Ничего не выгибалось, ничего не ломалось. Даже пространство вокруг не искажалось. Страх был совершенно иным. Будто бы рядом со мной развернулся вход в иное измерение или же нечто, что обладало силой это сделать.
- Вы... вы хорошо выглядите... - снова прошептал я, не понимая, что говорю глупости.
- То есть, - она поднесла к моему лицу руку в белой перчатке. - Ты хочешь сказать, что тебя привлекла моя внешность, маленький принц?
- Нет! - выпалил я.
- Значит, я не привлекательна? - она недовольно нахмурила брови.
- Нет, вовсе нет! Вы очень красивы! - я начал размахивать руками.
Она засмеялась. Глубоким низким смехом. Её грудь и плечи слегка подрагивали, покуда она потешалась надо мной. Было немного обидно, но я понимал, что всё из-за моей стеснительности. Я слишком её перепугался.
- Итак, мой милый мальчик. Зачем же ты явился сюда? - она хитро улыбалась.
- Я... на самом деле я пришёл сюда, потому что я искал дорогую мне подругу. Меня не было уже две недели, и я очень хочу её увидеть, - уверенно сказал я, подняв голову.
- Если она так тебе дорога, почему же ты не смог сказать ей об этом раньше? И теперь ты видишь меня, а не её в месте столь дорогом для вас обоих, - сказала она с нотками укора в голосе.
- Вся проблема в том, что... - начал оправдываться я, - я сильно заболел. Врачи, родители... Меня просто не выпускали на улицу!
- Не считаешь ли ты, что всё это звучит слабо по сравнению с твоими словами. Ты сказал, что она "дорога" тебе. Если кто-то тебе дорог, не значит ли это, что никто иной не смеет запретить тебе встречаться с этим человеком, уж тем более, если это слова совершенно других людей. Даже если это твои родители. Или же они тебе более дороги, нежели она? - слова звучали очень жестоко и холодно. Словно то не звуки летели в меня, а острые клинки.
- Мне важны... и родители... и она тоже мне важна. Они все мне дороги! - вскричал я, чувствуя, что могу заплакать.
- И самое главное, - тихонечко добавила она. - Ты дорог сам себе. Ведь ты испугался того, что тебя могут наказать. Ты и сейчас боишься. Сбежал из дома с этими мыслями. Ты не хотел попасться.
- Вы правы, - снова тихо сказал я, опустив голову. - Мне нечего сказать в своё оправдание. Простите, пожалуйста.
- За что ты извиняешься? - снова улыбнулась она. - До чего же милый ребёнок. Мне хочется тебя испортить. Извиняешься по любой причине и считаешь себя виноватым. Ты обычный мальчик. Пусть ты сам по себе и не слишком-то обычен. Она такая же, как и ты. И вы хорошо ладите вместе. Но она чуть старше тебя, к тому же она девочка. И даже больше скажу. Она смотрит и видит с этой высоты куда больше, чем если бы видел ты сам. А что до старой темы. Определись, что для тебя в самом деле дорого. Она, твои родители или же ты сам. Что-то всегда должно быть выше. Если не понимаешь этого, станешь лицемером либо сам себе, либо тем, кому дорог ты, - её слова утонули во мне, породив множество различных мыслей, выхода которым я не был не в силах дать.
- Это звучит очень сложно на самом деле... Я всегда был только в стороне, словно ведомый кем-то. Но в тот день почему-то я был так счастлив. А потом... - она вдруг приставила мне палец ко рту.
- Мой милый малыш. Я не та, кто должен слушать твои слова. Если ты считаешь, что ты дорог себе - ты должен быть один, общаясь на эти темы сам с собой. Если та, кого ты ищешь, то скажи эти слова ей. Если твои родители - это их долг поддержать своё дитя. Но если вдруг ты решил, что теперь я буду занимать это место, - в этот момент мне показалось, что атмосфера вокруг неё сгустилась и стала очень тяжёлой, плотной, словно пытаясь удушить меня. - То тебе стоит хорошенько подумать.
- Значит, я должен определиться... Но скажите, пожалуйста, где же моя подруга? Вы ведь точно что-то знаете! - я наконец-то вспомнил, зачем вообще сюда бежал.
Женщина снова улыбнулась и протянула мне баночку с запиской внутри. Я уверенно взял её и сразу же откупорил, выложив содержимое в руку. Бумага была закреплена тоненькой резинкой. Сняв её, я увидел множество буковок, написанных слегка поплывшими от влажности чернилами синего цвета. Буквы были выведены очень старательно, некоторые места в словах исправлены. Но всё выглядело так, будто она очень волновалась, что я буду это читать. Я сглотнул, развернул до конца и начал читать. Перед этим обратил внимание, что датой было число неделю назад.
****************************
"Дорогой мой друг. Прости меня, пожалуйста. Правда, прости меня. Я тебя очень люблю. Но я ничего не могу поделать. Ничего не получится. Прости меня. Родители внезапно переезжают. Я целую ночь не спала, когда узнала. И я часто приходила к твоему дома и сюда. Всё время ждала, что ты придёшь. Но тебя всё не было. Вчера я набралась смелости и пришла к тебе в школу, там узнала, что ты болеешь. Прости, пожалуйста, что не смогла зайти к тебе домой. Я такая трусливая. Старше тебя, но показываю такой плохой пример. Я понимаю, как тебе тяжело, понимаю, как теперь будет тяжело. Но я не знала, я не хотела, чтобы эта встреча стала нашей последней. И потому приходится писать тебе это письмо. Прощальное письмо. Предательское письмо. Ведь я оставляю тебя одного. Прости меня. Мне нет оправдания. Прости..."
****************************
Я аккуратно свернул письмо. В горле словно застрял ком. Мне не хотелось ничего говорить. Не хотелось ни о чём думать. Хотя был день, мне показалось, что кругом только тьма. Вдруг стало очень холодно. Её больше нет. Она уехала. Чудесный сон закончился. Что теперь останется от моей жизни? Я не был в состоянии ответить на этот вопрос. Понять или ещё как-то уразуметь. Я просто хотел найти место, где я бы смог поплакать в одиночестве.
- Уже уходишь? - спросила женщина в платье, и я быстро отвернулся.
- Да... - тихо ответил я. - Спасибо, что вы передали его мне. Простите, что ухожу.
- Постой, дорогой. Я хочу, чтобы ты знал две вещи, - она поднялась со стула, положив руку на плечо и заставив развернуться, и внезапно показалась необозримо высокой, но я продолжил слушать её слова, - первое, это письмо меня никто не просил передавать и по хорошему ты не должен был его прочесть. Оно было утеряно. И так вышло, что я его нашла. А второе, если ты будешь продолжать ту самую линию, которую только что избрал, твоё будущее станет для тебя путём, длиннее которого не проходил ещё ни один человек. Оно станет таким, какого ты не пожелаешь даже самому заклятому врагу. Лично мой тебе совет, дорогой. Сделай свой путь таким, чтобы нам никогда вновь не пришлось встречаться. Прощай.
Что случилось потом, я плохо помню и плохо понимаю. Но ту женщину я так и не видел. Единственное, что я понял после её слов, что того письма, которое я прочёл никогда не существовало. Ни того стула, на котором сидела та женщина. В середине её речи я отвернулся, чтобы зажмуриться от боли и горечи, которые поглотили моё сердце. Но очнувшись я понял, что на земле лежит просто пустая треснутая стеклянная банка. И больше вокруг не было никого и ничего.
Но было как-то странно. После разговора с ней, покуда я брёл по улицам лица людей больше не застилались дымкой, тела больше не искажались. А небо просто висело над головой, как ни в чём не бывало. Что-то во мне сломалось. И что-то должно было во мне вновь появиться. Судя по всему я просто до конца верил, что я не один. Что она ещё вернётся.
