Прости меня...

- Катя, он хочет с вами поговорить. Лаврова застыла с тарелкой в руках, растерянно глядя на появившегося в кухне врача. Простое блюдце вдруг стало для неё спасательным кругом, который пальцы будто сами собой сжимают; за который хочется спрятаться, как за бронежилет. "Поговорить." Одно это слово, снова и вновь отдающееся эхом в голове, порождало внутреннее волнение. Казалось бы, просто поговорить. Но она не была готова к этому. Не была готова разговаривать с человеком, который так с ней поступил, который так подло предал её. Она была не готова разговаривать с другом, который в один момент лишился этого статуса. Прежде для неё было главным, чтобы он выжил, просто поскорее пришёл в себя, об остальном она предпочитала не думать, предпочитала не вспоминать произошедшее. Катя знала, что этот разговор случится, неизбежно случится, но боялась признаться в этом самой себе, почему-то думала, что так будет легче. А теперь он хочет с ней поговорить... - Он очень просил, - повторил доктор, а Катя мысленно напомнила себе: "Я тоже тогда очень просила..." Но она всё-таки пришла к нему. Наверное, природная решительность и привычка всегда доводить дело до конца взяли верх над эмоциями. Ей было необходимо расставить все точки над i, отпустить и даже простить поступок друга. Вот только Катя сама не знала, можно ли такое простить. Он был для неё слишком дорогим другом, человеком, который всегда помогал и был рядом. Но... "Друзья так не поступают" - настойчиво крутилась в голове фраза, услышанная в одном хорошем фильме. - Сядь, Кать, - с трудом, но весьма четко произнес он. Девушка и не пошевелилась, она как статуя застыла в дверях, не решаясь переступить невидимую черту, разделяющую их. - Присядь, пожалуйста, - повторил он свою просьбу ещё раз, и Лаврова, сделав нескольких неуверенных шагов, опустилась на стул рядом с кроватью. Смотреть на друга сейчас было выше её сил, и Катя, опустив голову, принялась разглядывать свои руки. - Кать, спасибо тебе... - Каждое слово давалось Скрипачу с трудом, но он очень много должен был ей сказать. Очень много. Он не знал, как она отреагирует на его слова, не знал, как поступит после разговора с ним. Он просто был уверен, что должен с ней поговорить, извиниться. Иначе он окончательно возненавидит себя, уже не сможет совладать со своей совестью. - Не за что, - абсолютно равнодушно, даже не по-женски сухо, бросила Лаврова, не поднимая глаз. - Кать... Прости меня... Я... Я поступил как последняя сволочь, подонок... - Говорить становилось всё труднее, но Дмитрий уже не мог остановиться. - У меня тогда будто что-то в мозгах переклинило... Ты так близко была... Кажется, только руку протяни, и... Я вообще ни о чем не думал... Не мог думать... А потом... Когда ты меня его именем назвала... Я тогда подумал, что лучше сдохнуть, чем знать, что всех предал... Ты же только его любишь... Кать, я такой баклан... Я... Прости меня... - Дим... Дим, замолчи... - Катя не знала, отчего по щекам вновь побежали слёзы: от жалости к этому сильному, безжалостному человеку, который был так слаб перед ней, или от воспоминаний, с новой силой хлынувших из закоулков памяти. Хриплый кашель сквозь боль будто приводил Катю в себя, не давал снова погрузится в собственные мысли, от которых наверняка станет тошно. - Тебе нельзя... Скрипач, казалось, не слышал её реплики, продолжая говорить. Он уже не мог остановиться, не мог прервать разговор, который так важен для них обоих. К тому же он не знал, придёт ли она к нему ещё, сможет ли вновь справиться со своими чувствами и эмоциями. - Я должен был там остаться... Так было бы лучше... Для всех... Тогда бы ты не страдала... Я ведь всё потерял, всё... Тебя, друга... - Он замолчал, тяжело дыша, не способный больше произнести ни слова. - Не говори так, - тихо произнесла Катя и, наконец решившись, придвинулась ближе и слегка сжала руку друга. - Не говори, пожалуйста. Ты не прав, Дим, не прав. Если бы ты там погиб, никому бы лучше не стало. Было бы только хуже. Правда. Ты ужасно поступил в тот день, многое испортил... Но смерть - не выход. Дим, ты должен жить, слышишь, должен! - Как это мило, - насмешливо заметил Черных, стоя в дверях. Катя, выпустив ладонь Скрипача из своей, поспешно поднялась. Она не знала, сколько он стоял у неё за спиной, не знала, с какого момента слышал их разговор. Она просто не хотела вновь оправдываться перед ним, не хотела слушать его слова. - Ему нужно отдохнуть, - сказала негромко, не глядя на мужа. Она, такая решительная, боялась сейчас взглянуть в его лицо, боялась увидеть в дымке его взгляда ревность, ненависть, а может, довольство или презрение. Боялась вновь столкнуться с его взглядом, от которого мурашки бегут по спине. И Лаврова очень бы удивилась, если бы решилась встретиться с мужем глазами и не обнаружила этих эмоций. В его глазах не было и намёка на ревность, у него даже не было желания вновь вспылить. Катя стремительно покинула комнату, так и не решившись поднять на него взгляд, а тем более развернуться к другу. И останавливать её никто из них не собирался. А зачем? Чтобы вновь поставить себя выше неё? Да и поговорить молодым людям нужно было наедине. Будто не слыша слов жены, совершенно не собираясь давать Скрипачу возможности отдохнуть и взвесить весь его недавний разговор с Катей, Фёдор так и остался в его комнате. Припав плечом к стене, он с минуту просто так и стоял, даже не смотря на друга. Не решался подойти ближе, не знал, что ему сказать. Молчал и Дмитрий. Его решительность тоже вдруг улетучилась, а от способности всегда подбирать правильные слова не осталось и следа. Он хотел поговорить с другом, хотел всё ему объяснить, мечтал попросить прощения. А сейчас, когда он впервые после того дня увидел его перед собой, боялся сказать ему хоть что-нибудь. Боялся быть понятным неправильно. - Федь... - наконец негромко произнёс Скрипач. - То, что ты видел... Катя... Она не виновата... это всё я... Не трогай её... Между собой всё решим... а её не трогай... - Помолчи, - прервал его Стрелец, наконец подняв глаза. Преодолев расстояние, разделяющее их, он опустился на стул рядом с кроватью. - Я всё прекрасно понял, перестаньте уже считать меня идиотом. Я совершенно не об этом хотел поговорить. Дим... Спасибо тебе. Правда, спасибо. Ты в очередной раз спас мне жизнь. Если бы не ты... Я бы так и остался на той дороге. С пулей в сердце, с простреленной башкой и в луже крови. - А я мечтал... вот так сдохнуть, - с трудом проговорил Дима. Из головы всё никак не выходили картины того злополучного дня, всё никак не забывались Катины наполненные слезами глаза, в голове будто эхом отдавались её слова. Слова давались ему нелегко, но молчать он не мог, ему нужно было высказаться. - Чтоб уж точно не мучиться... Вы же меня возненавидели... Я сам себя ненавижу... Знал бы ты, каково это... - Я сотни раз себя ненавидел. Не раз мечтал сдохнуть. Поехать куда-нибудь на машине и влететь в столб или с моста навернуться. Да всё что угодно с собой сделать... Но я никогда не решался, выбрасывал эти мысли из головы. И знаешь почему? - Дмитрий отрицательно потряс головой. - Потому что у меня есть люди, ради которых стоит жить. У меня есть девушка, которую я люблю. Даже если бы она меня ненавидела, если бы совершенно меня не ждала, я бы всё равно жил ради неё. Просто ради того, чтобы видеть её. У меня есть лучший друг, который за меня под пулю встанет, который всегда будет на моей стороне. Ты ведь никогда меня не бросал, всегда был рядом. Я ради вас двоих и живу. Дим, мы с тобой столько всего прошли, столько жести повидали... Я не хочу терять брата, - произнёс Черных и протянул другу руку. - Я тоже, - сжав ладонь друга, Дмитрий слабо, но очень искренне улыбнулся. - Федь, спасибо тебе. За всё спасибо... Только Катя меня за всё это не простит... - Она уже простила. Я это точно знаю, будь уверен. Она не умеет долго злиться на людей, которые ей по-настоящему дороги. Да и близких людей она выбирает слишком тщательно, чтобы так просто ими разбрасываться. Она это никогда не признает, но это действительно так. Она простила. - Да и тебя она простила, а поступил ты с ней ой как некрасиво... я уверен в этом. Ты ведь не умеешь по-другому... У тебя ведь или наручники, или перестрелка... Лучше бы всегда к ней относился, как недавно на кухне, - заметил Дима, улыбнувшись уголками губ. - Ты чего, подслушивал? - недоумённо спросил Фёдор. - В меня не одну пулю всадили... но со слухом всё в порядке, - негромко проговорил Скрипач и тут же закашлялся. Сил становилось всё меньше и меньше. Ему действительно сейчас нужен покой. Всем ведь прекрасно известно, что лучшее лекарство - это сон. А после сильного ранения и большой кровопотери такое лекарство нужно как никогда. - Ничего, брат, прорвёмся! - уверенно произнёс Фёдор. - Катя права, тебе отдохнуть нужно. Ты поспи, а поговорить у нас ещё время будет, это я тебе обещаю. Выздоравливай, Скрипач, ты мне здоровым нужен! - Узнаю Стрельца!