Радуга

Она всегда возвращается. Тронутые ласковыми солнечными лучами, слегка загорелые руки. Почему они дрожат? Каллен понимает, что это его руки, но ответить не может. Он сидит на краешке стола и просто смотрит. Сколько он не принимал лириум? Месяц. Целый месяц. Как он выдержал так долго?       Ты можешь перестать принимать лириум. Потом в припадках по ночам кричать, ожесточенно сдирать кожу ногтями, царапать собственное лицо, но продолжать верить, что ты победил… Мужественно пережил зависимость, как и подобает настоящему командиру войск Инквизиции. Но она всегда возвращается. И тогда ты снова кричишь, и снова умоляешь о передышке, тянешься к заветной коробке, подобно ящику Пандоры не имеющей права быть открытой… Когда от тебя столько зависит, как можно поддаваться желаниям? Каллен не поддается.       Поэтому Каллен кричит и этой ночью тоже. В очередном припадке во сне бывший храмовник падает с кровати, и грязные, пыльные, тяжелые доски, так до сих пор и разбросанные в беспорядке по углам комнаты, подпрыгивают от тяжести его веса, обрушевшегося на добротный, хоть и старый деревянный пол. Еще одна причина, почему комната Каллена так далеко. Она всегда возвращается. Даже если очень-очень надеяться, что на этот раз уж точно все обойдется.       Песня. Лириумная песня в его жилах продолжает звучать, и в такие ночи она звенит в ушах, в голове, в груди, даже на кончиках пальцев… Заставляет командора корчиться от боли, когда в тело втыкаются воображаемые лириумные иголки, но боль от них почему-то не воображаемая, а нервы горят, и кожу будто бы сдирают… Каллен иногда замечает, что скребет ногтями по телу, будто бы надеясь выцарапать оттуда лириум.       Когда-то давно он так же пытался выскречь из себя Амелл, погибшую при восстании Ульдреда в ферелденском Круге, чтобы только не помнить ее волосы, потрескавшиеся губы и ласковый взгляд, не помнить самому, и не оставлять демонам возможности коснуться ее облика. И даже когда Сурана, низенькая и слишком худощавая, по-уродливому измученная, зашла в комнату с его темницей, он увидел в ней знакомые черты. Он еще долго не спал, и когда наконец кошмары с одержимыми и Ульдредом отступили, стал постепенно меркнуть и образ Амелл. Время может излечить Каллена от любви, но может ли время излечить его от лириума?       Каллен знает, что еще может его излечить. Еще его может излечить Лавеллан, которая тихо заходит в комнату, не боится, даже когда он скребет ногтями по деревянному полу, загоняя под кожу занозы и кричит. Не боится, когда он, в секундной передышке, поднимает глаза и даже не может ее узнать. Не боится, зная, что он может никогда не вспомнить себя, а значит и Инквизицию, а значит - и ее. Каллен не знает, что Лавеллан все-таки страшно. Лавеллан боится, потому что лириумная песня всегда возвращается. Лавеллан боится, что однажды она заберет с собой Каллена. Даже когда она вспыхивает в его глазах, льется по его венам, поет в его голове, Лавеллан не уйдет и не испугается больше дозволенного. Утром Каллен не помнит песню, и к мыслям о сладкой болезни внутри себя его возвращают занозы и ноющее тело. Зато Каллен помнит Лавеллан, которая всегда уходит под утро, чтобы не мешать тревожному сну командора. Возможно, это хороший знак.