Радуга

Джастин любит сестру. Сестра, без сомнения, тоже любит его — она ласково улыбается и держит руку на его плече, когда он сидит, подогнув под себя ноги, у пристани. Он бы тоже мог улыбнуться, но о, Создатель, как же сводит скулы, когда вода вот так стекает по лицу и мочит одежду! Он ненавидит воду, и вода, он уверен, ненавидит его; Джастин уже не помнит, сколько недель не мылся… Возможно, это была причина, по которой с ним вскоре перестали общаться односельчане? Возможно. Джастину без разницы. Он просто ненавидит воду. Влажная земля неприятно отдает холодом. Дождь намочил штаны, темные, тяжелые и липкие теперь от противных маленьких капель. Благодаря траве сидеть хоть немного мягче, хотя, будучи в таком состоянии, он не отличил бы сейчас камень от мягкого дивана. — Может, пойдем домой? — спрашивает сестра, своими печальными большими глазами смотря на Джастина. — Ты сама хотела выйти. — Тут очень холодно… — Иди. — Джастин не поворачивается к ней, хоть сердце и обливается от мысли о том, что своей грубостью он ранит нежную девичью душу. Он не может говорить ласковее, хоть и пытался, пытался много раз. Он будто бы покрылся тонкой каменной коркой, которую не под силу никому пробить, а сестре больно и обидно, но, конечно, она понимает… — Я лучше с тобой, здесь посижу… Джастин снимает майку и бросает рядом с собой, чтобы сестре было где присесть. Хотя толку от этого совсем немного, он надеется, что этого будет достаточно, чтобы она поняла, что он еще любит ее, несмотря на внешнюю холодность. Он даже не может поднять на нее глаз, что уж там говорить о чем-то большем… Сестра тихо опускается на майку. Значит, удачно. Темные, темно-синие, почти черные, легкие колышащиеся воды Нижнего Крествуда душат своим пенящимся волнением, жадно пожирают берег, чтобы через секунду сделать шаг назад, а еще через секунду — броситься снова… Почему Нижний Крествуд волнуется? Нижний Крествуд мертв, мертвым неведомо волнение… И зеленое, гнилое сияние откуда-то из глубины. Оно сводит с ума. Джастин поджимает губы и чешет заросшую щетиной щеку, раздражившуюся от постоянно протекающих капель. Как же он ненавидит воду… — Почему озеро волнуется? — напряженно спрашивает сестра, схатив Джастина за рукав. Тот не реагирует никак, хотя кто-то в голове только что истошно закричал. Кто же знает, почему волнуется озеро, которое вовсе и не озеро? Может быть много, много мертвых, разложившихся, изъеденных рыбами и скверной тел машут ему со дна? Где-то вдалеке сверкает молния, такая же кривая и больная, как и сам Джастин. Ему всего девятнадцать, но выглядит он, наверное, на шестьдесят, если не больше… Она осветила часть тяжелых, темных, кучных облаков. Была в этом определенная извращенная красота, конечно. Он знал, что сестра в восхищении уставилась туда — она ведь любит грозу. Через пару мгновений небо стонет, и земля легко дрожит, отвечая ему. Джастин шевелит грязными пальцами в мокрой траве, будто бы стараясь осознать реальность, зацепиться разумом хоть за что-то. Как же выйти отсюда, как? Как вернуться? Капли резко участились. Молнии сверкают, небо стонет, и плачет, и Джастин хочет вместе с ним. Но камни не умеют плакать, а Джастин теперь камень. Он опирается о землю и встает, пошатываясь. Кажется, начинается… Старый Крествуд зовет его, стонет, кричит, волнуется; вода колышется будто в безумном припадке, и глаза Джастина, такие же безумные, пустым взглядом пронизывают черные толщи, что-то выискивая. — Вернись! — кричит сестра, вытянув руку вперед в отчаянии, когда Джастин делает невольный шаг вперед. Джастин ненавидит воду. Метрах в четырех от берега из черноты показывается разложенная лысая голова с черными провалами вместо глаз и рта. Медленно приближается, и волны обнажают изъеденное тело, обмотанное тряпками. Джастин видит гнилые островки зубов, больше не скрытые губами. Мертвые любят его; возможно, держат за своего? Джастин идет мимо, медленно шагая подгибающимися от неуверенности ногами. Труп будто бы не видит его, явно собираясь куда-то в другую сторону. Джастин шагает еще один раз. — Вернись, не надо! Джастин не слушает и делает еще один шаг, и ступня, обмотанная грязной, серой от времени тряпкой, погружается в воду и проваливается в мокрый песок с изредка торчащими гнилыми деревянными обломками. — ВЕРНИСЬ! Джастин не слушает. Он прыгает вперед и пытается плыть, хоть и никогда не умел; он знает, что все равно далеко не уплывет. Слишком большое одолжение от Создателя — уплыть. И зачем? Крествуд зовет его. — Джастин! Старый Крествуд шелестит водорослями, тянется к нему гнилыми трупами, бурлит кровью многих семей, зовет его к себе, к истокам. — ВЕРНИСЬ!!! Джастин даже не оборачивается. Он знает, что не увидит свою сестру. Это совсем неудивительно, ведь сестру затопило еще месяц назад. И она тоже шелестит и тянется к нему снизу.