Радуга

Какова цена человеческой жизни?       Эделин всегда была лучше своей сестры. Во всем – начиная от шелковистых, блестящих и гладких волос, заканчивая умением плавно и изысканно танцевать. Когда Ариэль видела ее, ей хотелось схватить ее за красивое, холеное лицо и царапать его, и рвать, превращая в кровавые ошметки. И даже после этого, наверное, она бы не остановилась. Хотелось плеваться, открыто говорить о своей неприязни, кричать о ней, рвать связки, лишь бы эта дрянь знала, кто тут настоящая леди - но Ариэль только улыбалась, кланялась и исподтишка портила ее лучшие платья. Однажды старшая сестренка проснулась утром, а прекрасные волосы обкромсаны, золотистые пряди ошметками покрывали всю кровать – и Ариэль была первой, кто в ужасе взвизгнул, элегантно прикрыв рот маленькой ручкой в белой перчатке, мол, кто мог это сделать? Кто посмел?! Несмотря на то, что ей самой в тот момент хотелось только смеяться. Ариэль была хорошей, просто замечательной актрисой – наверное, это было единственное, в чем она превосходила Эделин.       И даже это не уменьшило ее ненависти, а, скорее, позволило ей разгореться сильнее – ведь уже через несколько часов Эделин, улыбаясь, сияла, стремясь всем продемонстрировать новую, определенно элегантную, скандально короткую прическу. Леди Оливия, молодящаяся за счет все уменьшающегося возраста своих любовников, на следующий день пришла с такой же – и Ариэль ночью рыдала, а затем кромсала подушку, а затем заснула в перьях. Утром она решит, что это был отличный ход – ведь можно будет растрепать на все поместье, что за ней прислали убийц, в качестве предупреждения испортивших ее новую подушку из лебединого пуха. За ней, не за Эделин!       А Эделин была в ужасе. Эделин плакала, когда осталась одна – ведь страх за любимую младшую сестренку вылился в нервный тик, который она умело скрыла за модной шляпкой. Эделин была готова платить большую цену за счастье своей семьи. Только вот такой цены, которая устроила бы Ариэль, Эделин заплатить не могла.       А тут еще и лорд Альмер. Учтивый, правильный, элегантный, холеный, каштановые волосы собраны в низкий хвостик и подвязаны бархатной лентой, бантиком. Сколько раз он бы не приходил, а цвет всегда разный. Был оранжевый, голубой, бирюзовый, металлик, красный… Ариэль вспоминает, искусывая губы до крови. Она помнит каждую его черту, каждый мимолетно кинутый взгляд, предназначенный не ей. Опять. И снова.       Опять и снова не ей, а Эделин. Конечно, на кого еще может обратить внимание молодой, красивый и богатый мужчина? На красавицу Эделин, на умницу Эделин, на Эделин-которая-лучше-чем-Ариэль…       А он такой красивый. И голос приятный – не слишком низкий, но и не высокий. Рассказывает разные истории, сжимая пальцами хрупкую чашечку, наполненную белым чаем, разбавленным с бренди. Смеется, улыбается, и глаза – яркие, как и весь он сам, ослепительно, обжигающе для глаз яркий. Только улыбается он вовсе не ей, совсем не ей - а Эделин, которая, немного краснея, с интересом слушает его, сложив руки на коленях. Ариэль сидит сбоку, вышивает. Делает вид, что вышивает, а сама смотрит, впитывает в себя все, что он говорит. Впитывает, а сама сочится этой ненавистью, темно-зеленой завистью, взглядом готовая задушить свою слишком, непозволительно красивую сейчас сестру. Хочется метнуться, прыгнуть коленями на изысканный диван, примять это бело-голубое, не слишком шикарное, но слишком идущее ей платье, и уродовать, уродовать иголкой ее лицо и шею, и ее руки, с тонкими запястьями и выразительными синими венами.       Но она не двигается. Изредка хихикает, когда лорд Альмер шутит, или говорит что-нибудь особенно уморительное, да не смеет поднимать глаз. И готовится. Эделин скоро поймет, что просто неприлично быть такой до ужаса идеальной. У Ариэль сводит зубы, и Ариэль готовится очень много плакать, когда перебирает в руках маленькую-маленькую закупоренную колбочку с тягучей зеленой жидкостью внутри. Она обошлась ей в десять золотых, и была сейчас самым ценным предметом, который только был у Ариэль. Не из-за стоимости, конечно, (ее семья могла себе это позволить), а из-за своих волшебных целебных свойств. Ариэль точно знала, что вот эта маленькая вещь уж точно исцелит ее, заберет эту больную одержимость.       Ариэль помнила, как несколько дней назад, проходя по ярко освещенному коридору, чуть повернула голову вправо – и увидела лорда Альмера, и прекрасную Эделин в его объятиях. Ариэль, несмотря на тяжелые туфли с высоким каблуком, купленными специально, после того как лорд Альмер обронил, что девушки, носящие подобные, кажутся ему симпатичными, словно мышка прошмыгнула дальше, пообещав себе никогда об этом не забывать. Конечно же, это было бессмысленно. Она не забудет, о, разумеется, она не забудет.       У Эделин даже не было таких туфлей, но она заняла то место, которое принадлежало Ариэль. И Ариэль не забудет это. До самой смерти.       Она просто сидит и вертит в тоненьких пальчиках, все в тех же белых перчаточках, отделанных ажурным кружевом, свое маленькое спасение в стеклянной тюрьме. Ничего, скоро Ариэль освободит его, освободит на кожу своей любимой, невыносимо восхитительной сестрицы. Этот яд долговременный, он будет медленно, медленно и мучительно выедать ее изнутри. Ариэль не хочет ждать, поэтому сначала она капнет его на подушку Эделин, потом немного в еду, потом абсолютно случайно на ее одежду, лучше на панталоны, или даже на корсет… Она прячет колбочку в складках платья, поправляет прическу и выходит из комнаты. - Миледи Ариэль!..       Не вовремя, как же не вовремя. Ариэль замирает, набирает воздух в грудь, улыбается и поворачивается. - Лорд Альмер? Что-то угодно? –ее тембр слаще нуги, но он недостаточно нежен, недостаточно легок, просто – «недостаточно». Ариэль сама – «недостаточно», по сравнению с Эделин. - Да, прошу вас, - он улыбнулся, и Ариэль чуть было не сделала то же самое, вовремя остановившись. Не сейчас. Совсем не сейчас. Создатель, почему именно в этот момент?! - Не желаете ли прогуляться по саду, полюбоваться цветущей сиренью?       Ариэль замерла, не веря своим ушам. Что? Лихорадочные мысли мечутся, бьются о стенки черепа, на лице застывшая вежливая улыбка, пока в голове пожар. Краем глаза замечает маленького светловолосого эльфа-служку, с подносом в руках, который направлялся в их сторону, стыдливо опустив взгляд. Она его раньше не видела. Новенький? Не важно. Мысли так и норовили переключиться на что-нибудь другое, и Ариэль стоило огромных усилий перенаправить их в нужное русло. Кажется, придумала. Ариэль открывает рот.       И эльф, швырнув поднос в сторону, подпрыгивает к ней и прикладывает руку к ее талии. Ариэль хочет возмутиться, но может только вздохнуть и медленно осесть на пол, прикрыв глаза. Лорд Альмер мгновенно меняется в лице, становясь болезненно бледным, словно полотно. - Зевран! – шипит он, размахиваясь. Эльф быстро отскакивает и непонимающе смотрит на него. - Вы же говорили: та сестра, с которой вы проводите время… - Остолоп! Дрянь остроухая! – тонкими холеными пальцами хватает Зеврана за грязную рубаху, переступив через Ариэль, но, не рассчитав шаг, наступает на ее белоснежный подол, разметавшийся на полкоридора. – Не та! Не та сестра, мелкий эльфийский отброс! Беги! И Зевран бежит, быстро, так, что не хватает дыхания и начинает колоть в боку. Останавливается, аккуратно снимает с пальчика кольцо с ядом и бросает его в какой-то горшок с цветком. И бежит дальше.