И жизнь может измениться...

      Одним мгновеньем пролетели предсвадебные сборы. Поиск свадебного наряда вылился в целую историю и как бы то ни было, ее итоги радовали молодую невесту. Перед выходом в магазин, читала наговор, выходя из коттеджа спиной:

«Ангел мой, венец золотой, покрой чистой фатой. Не на месяц, не на год, насколько раба Петуния проживет. Аминь. Аминь. Аминь».

      Но все же создавалось впечатление, что достойного наряда не сыскать. Петуния не привереда, но все должно выбираться согласно с самим собой. Бывает такое, что ты сразу чувствуешь, что вот это оно и есть то самое, что тебе нужно. Так и Петуния, желала ощутить наряд. Долго ли поиски ее длились, но однажды дорога завела в Коукворт, к дому, в котором ранее проживала счастливая семья Эвансов. Дом, ранее напитанный счастьем, весельем и теплым уютом ныне поражал обреченной пустотой. Пустотой, которая щемила душу. Возвращаясь мыслями к прошлому, понимаешь, что дом был пронизан светом, а нынче можно было сказать, что его напитала серость. В углах дома будто скопилось одиночество и им же были приправлены вещи во всем доме.       Проходя по пустому и ставшему безжизненным дому, трогая холодные стены, она предавалась воспоминаниям, счастливым и не очень. Мысли заволокло воспоминаниями. У большого камина, долгими зимними вечерами, ее мама любила рассказывать сказки и предания, которые ей рассказывала еще ее мама, а ей ее мама – эмигрантка. Истории, обычаи, заговоры – всем этим были окутаны вечера с самого детства. Дом всегда был оплотом покоя и безопасности, а за порогом дома, Петунию и Лилию всегда ждал мир полный неизведанного. Так если он ждал, почему бы не пойти, если мир ждет? И они отправлялись на поиски приключений, ради новых свершений. Вдвоем познавали мир, что их окружал. Искали сокровища, защищали слабых, принимали животных и детей, путешествовали по округе, представляя себя первооткрывателями на неизведанной земле. Мир оказался по истине велик. Раньше казалось, что он жал их. Тогда все было проще и спокойнее. Родители были своеобразным буфером от невзгод внешнего мира, но в детстве этого не понимаешь. Понимаешь это или когда вырастаешь, или когда их теряешь.       О, а в этом глубоком кресле, ее папа любил вечерами читать свои заумные и не очень книги. Он мог читать запоем, часами не отрываться от книжных страниц, погружаясь полностью в мир, изложенный на бумаге. В эти моменты его суровое лицо преображалось, надев мечтательное выражение. Пара непослушных слезинок скользнула по щекам. Сердце Петунии сжималось от счастья, поскольку вернулась в родной дом, и боли, что тепло жизни покинуло его.       Не выдержав нахлынувших эмоций, опустилась на пол, около камина, уткнувшись в толстый ворс ковра носом, зарыдала, словно раненый зверь взвыла в пустоту покинутого дома. Боль терзала сердце, что все еще ощущало глухую утрату, и эта боль выворачивала сердце. Горло сводило спазмами, слезы лились непрерывным потоком. Это был не красивый плач, как у кинозвезд, а самая настоящая истерика, которая делает лицо отвратительным и перекошенным.        Но, все со временем проходит, и Петуния в один момент осознала, что боль отпустила сердце, не навсегда конечно, но до поры до времени она затаилась в его тайных уголках. Боль вернется, но с каждым мгновеньем жизни она будет уменьшаться. Начав вытирать мокрое лицо, она ощутила чьи-то прикосновения к своей голове, было в них что-то заботливое и …родное.       - Ох, чай совсем извазюкаешся, я ж не прибирал туточки, – и легко поглаживает Петунию по голове, - совсем девица, расклеилась. Поплачь, поплачь девонька, легше станет. Ох, горе-горе. – Причитал кто-то.       Петуния осторожно приподнялась, и наконец, смогла увидеть утешителя. Это оказался маленький старичок, словно обрубочек, весь покрытый седенькой шерстью, даже ладошки у него волосатые, сивый от древности и пыли.       - Кто вы? – Сиплым голосом спросила она.       - Не признала все же? – Расстроился старичок.       - Простите. – Виновато произнесла, и более цепко присмотрелась, поправляя помятое платье.       Старичок однозначно был знаком Петунии, но память все никак не могла подобрать нужное воспоминание.       - Эх, пойдем со мной Тунечка, чай время ужо к обеду подошло, а у меня в печи каша готова. Пойдем. – И старичок бодро засеменил к выходу из гостиной.       - В какой печи? – Петуния была свято уверена, что ранее в этом доме никакой печи не было.       - У новой, Тунечка, у новой. Вы ж как дом покинули, так электричество и газ отключили, а нам нужно все ж как-то жить, а добро положена печь – это тебе и тепло в холодную пору, и пища с пылу с жару.       Петуния несмело следовала за маленьким старичком и удивлялась тому, что дом хоть и казался пустым и безжизненным, но он был чистым. А ведь ей, слегка помешанной на этом вопросе, это должно было сразу броситься в глаза. Но кто следил за домом? Ее взгляд задумчиво окидывает сивого старичка, и догадка мягко кружит на задворках сознания. Старичок провел на кухню и приглашающе махнул рукой. Печь оказалась не большой, белой и создавалось впечатление, что она стала сосредоточением жизни, крохи которой видимо еще не покинули этих стен.       - Иди к столу и отведай каши, не стесняйся кушать, а то без слез на тебя и не взглянешь – тоненькая аки тростинка. – Шелестел старичок, насыпая умопомрачительно пахнущую кашу в глубокие тарелки.       Петуния, великодушно приняла приглашение маленького старичка, но никак не могла понять, откуда он кажется ей знакомым, почему он смело распоряжается в её доме. Определенно угрозы с его стороны не ощущается, наоборот, стало спокойно, будто родненького кого встретила. А еще очень хотелось его покупать и одежку ему постирать. И он её однозначно знает, – детским прозвищем назвал. Детским! Не донеся последнюю ложку каши до рта, Петуния осознала, откуда знает этого хозяйственного дедушку.       - Дедушка Порфирий! – И застыла.       - Признала-таки. – Будто сквозь стены донеслось.       А перед глазами вдруг предстала картина полузабытого детства, как средь ночи тихой и прекрасной, она ощутила давление на грудь. Давление было столь сильным, что дыхание сбило, и от этого слетели остатки легкого сна. Оказалось, что виновником является серая, дымчатая кошка, что навалилась на грудь и давит. В глазах кошки блестели слезы и слышались всхлипы. Но ведь кошки не плачут? И тем более, не всхлипывают. Мысль. Догадка! Ведь было что-то…       Мама рассказывала, что иной раз в образе серой, дымчатой кошки может явиться он – домовой, навалиться на грудь и давит. Проснувшись, следует поспешить задать вопрос: «К добру или к худу?», он ответить может тихо, словно ветер листьями прошелестит. Если гладит он сонных домочадцев, своею мягкой лапою – и так ясно, что к добру. Если слышится плач… о, Мать Сыра-Земля! Кровь стынет в жилах. Ведь…если слышно плач, даже в самом доме – быть покойнику. Но, нашла в себе просипеть:       - Дедушка, о многом не прошу, скажи только - кто? Ночь более не была тихой и прекрасной. В холодной ночи тихо прошелестело лишь одно слово: «Лилия». И мир рухнул. Окончательно и бесповоротно. Не осознавая себя, схватила кошку и помчалась, даже не надев тапочки, в комнату Лили. Сестренка металась по всей кровати, она горела, ей было больно. Осознавая ее боль, хотелось выть от страха. Подбежав к кровати, ссадила кошку, которая совсем не кошка, а самый настоящий домовой, схватила сестренку и в едином порыве, прижала к себе, обняв руками, словно лианами. Было страшно до одури, до колик в животе. За что сестренке это все? Она ведь еще малышка в этом мире. Маленькая и совершенно беззащитная. Горячие слезы капали на мечущуюся девочку, но та этого совершенно не ощущала, находясь во власти неведомой хвори. Петуния не знала, что делать, ведь родителей не было дома. Она давилась слезами и просила Матушку-Землю, Господа и все неведомые силы помочь спасти маленькую сестру. Плакала и молила, от всего сердца и широкой души, не жалея слов и сил. Возможно, её мольбы были услышаны, а возможно она сама справилась, но с каждой упавшей слезой силы покидали Петунию, теряясб в волосах единоутробной сестры. Продолжая плакать и молить о помощи в спасении сестры, Петуния ощутила тягучую слабость и едва покачнувшись, была подхвачена маленькими ручками. Краем глаза заметила маленького старичка.       - Кто вы? – Слабым голосом спросила.       - Для тебя, я дедушка Порфирий. – Прошелестело в ответ.       Но, Петуния уже не могла видеть его, лишь ощущала. Не было сил даже удивляться тому, что кто-то такой маленький способен донести её до комнаты и уложить в кровать.       - Чего ж ты так, маленькая, не бережешь себя. Почти всю силушку отдала, себе лишь крохи оставила. – Было последним, что в ту ночь она услышала.        А утром, она не смогла встать с кровати. Родители себе места не находили. Болела Петуния долго и очень медленно набиралась сил, но главным было то, что Лили светилась, словно маленькое солнышко и бегала по дому маленьким ураганчиком. А после выздоровления было осознание, что теперь с Лили они стали менее похожи, ведь волосы Лили стали насыщенного темно-рыжего цвета, а волосы Петунии навсегда побелели…       - Дедушка Порфирий!       - Х-е-х, – Как-то по-доброму усмехнулся, - сильнее стала ты. Дух твой окреп. Ну, оно и к лучшему. - Домовой сноровисто забрал опустевшие тарелки, поставил чашки, чайник, булочки. – Ты, я ж надеюсь, за нами пришла?!       - Нами?       - Ой, что ж я, Тунечка, не серчай только - совсем запамятовал, ты же Фрида не видала. Пойдем, познакомлю. – И бодро засеменил к выходу из дома. Оказавшись во дворе, старичок окликнул невиданного ею Фрида, и каково же было удивление Петунии, когда она услышала недовольное:       - Ну и?       - Чего «Ну и?». Выходи, давай. Явись перед хозяйкою. – Руки в боки.       - А не буду! – Раздраженное. - Чего это она явилась?       - Покажись, скорей, и веди себя соответственно! – Осерчал дедушка Порфирий.       Показался старичок, чем-то похожий на домового, но был он весь черненький и очень чумазенький. Чувство прекрасного у Петунии стало активно закапываться в глубины сознания, поскольку желание схватить теперь обоих дедушек в охапку и искупать, со всевозможными видами мыльно-рыльного, становиться все более навязчивым. Переборов себя и напомнив, что этим мифическим существам вряд ли понравиться такой вариант событий, поприветствовала:       - Добрый день. Меня зовут Петуния.       - Да знаю я, как тебя зовут. – Недовольство так и сквозит.       - Петуния, это наш уважаемый дворовой, он же дворовый или дворовушка – Фридрих.       - Приятно познакомиться с вами, дедушка Фридрих. – Постаралась сгладить знакомство. – Может, пройдем в дом? Простите за вопрос, но почему вы не присутствовали на обеде?       Тишина. Домовой подавился заготовленными фразами и закашлялся. Дворовой смешно оглянулся по сторонам.       - Э… да…это…конечно. – Вмиг растерял свой недовольный вид. Потрясенно взглянув на Петунию, черный старичок, несмело прошел в вотчину домового. – У меня, как-бы…       - У вас были свои дела? Ну, оно и понятно – вижу двор, вы поддерживаете в чистоте и порядке. Спасибо вам за ваши труды. Но все же давайте поторопимся - чай стынет. – И в правду чай у доможила получается отменный, ни чем не хуже её привычного Эрл Грея.       Вот так, попивая горячий чай с теплыми булочками, Петуния узнала, что домовому и дворовому тут одиноко, что лишь ее ждут. Фрид поначалу с недоверием отнесся к вернувшейся хозяйке, но все же оттаял. Да и как здесь не оттаять, если дворового обычно вообще не пускают в дом, а о том, чтоб к столу звать – не было и речи. Сидеть за одним столом с хозяйкой и быть вхожим в дом оказалось очень приятным. И для себя Фрид решил, что пойти за такой необычной хозяйкой будет не стыдно. К тому же он прекрасно помнил, что Петуния никогда не могла терпеть грязь и хаос, прибиралась сноровисто и создавала уют.       - В общем-то, мне есть куда вас забрать, но проживаю я в данный момент не в своем доме и, можно сказать, с назваными сестрицами.       - Да? – С подозрением. - Это не проблема. Мы пойдем с тобой, но все же дом свой нужно начинать искать уже сейчас. – Прошелестел домовой и согласно закивал головой дворовой.       - Это еще не все. – Протянула. - Я выхожу замуж. Тишина. Удивленные грязные мордочки старичков.       - Петуния, к-хм, а ты разве уже не вышла замуж? – Неуверенно вопросил домовой.       - Да нет. Только собираюсь. – Теперь удивленной была Петуния – Помолвка была.       - А помолвка когда была? – Это уже дворовой.       - Да вот, недавно. Месяц как прошел.       - Это … Ты ощущаешься как замужняя, но странным образом, не вышедшая из рода. – Почесали косматые мордочки старички.       - Дедушка Порфирий и дедушка Фридрих, а это плохо или хорошо? – Несмело задала вопрос. - Ведь насколько помню мне во время свадьбы необходимо оплакать свой уход из своего рода в род мужа, не показывая лица из-под фаты, умилостивить, так сказать, духов.       - Что ответить на твой вопрос, давеча мне не ведомо.       - А что тут гадать, род Эванс отпускать не желает, значит, на это есть свои причины. Возможно, со временем они нам откроются, а нынче же не следует ломать голову - чай дел выше крыши. – Отрезал опять чем-то недовольный дворовой. Задумался, кивнул чему-то и расслабился.       - И то верно, пожитки еще собрать надобно. Что будет, то будет; а еще и то будет, что и нас не будет. – Стал суетиться домовой, вдруг сел обратно на резной стул и проникновенно прошелестел. – А чего же это Тунечка, сюда явилась то, если не нас забрать в дом новый?       - Платье я искала, - стало стыдно, - свадебное.       - Так, знамо дело, платья то купляють или шьют в специальных учреждениях. – Со знанием дела вывел дедушка Порфирий.       - Знаю я. – Грустно. – Я уже столько платьев пересмотрела, а сколько перемеряла, что уже страх берет, но ничего душе не приглянулось. Ни одно платье не смогла почувствовать. И наговоры читала при выходе из дома, все как положено, но… преследует чувство, будто делаю что-то неправильно.       Старички вопросительно переглянулись между собой. Все же они довольно милые, в какой-то степени. Домовой добрый и хозяйственный, суетливый и говорливый, а дворовой как поглядишь, является его антиподом, но это не делает его неприятным. Отчего-то создается впечатление о полной завершенности образов дополняющих друг друга.       - Можно ль предположить, что ты сама не поняла, как оказалась на пороге этого дома? – Сверкнул зубками домовой. Ответом ему был кивок задумавшейся Петунии. Задумались все.       - Ну, допустим, с платьем мы решим – возникла у меня идейка. – Многозначительно прищурился дедушка Порфирий. – Другой вопрос – в дорогу когда?       - Так сейчас и отправимся.       - И то верно, землицы родной нужно еще поспеть собрать. Негоже сиднем сидеть. – Дворовушка полностью поддержал начинание.       Из-под печи домовой начал выметать мелкий сор, а Петунию с дворовым отправил собрать землицы из-под ворот и на перекрестке, а также строго наказал поскрести сор под порогом.       День был слегка прохладным, оттого Петуния по возвращению радовала легким румянцем, что преобразил ее суровое лицо, сделав его более приятным глазу. Домовой пожурил ее за то, что она вышла с непокрытой головой, от чего она хотела возмутиться, но вовремя вспомнила, что домовые уж кого не любят так это пьяниц и простоволосых женщин: по их старинным воззрениям, каждая замужняя женщина должна покрывать голову, а для него она уже замужняя. Подумала и решила, что необходимо в срочном порядке прикупить платков и шляпок.       - Тунечка, ну, стало быть, пора тебе в дорогу. – Вручил небольшой сверток с сором и землицей дедушка Порфирий.       - А вы? Вы ведь со мной собирались отправиться?       - Так знамо дело мы вслед за тобой отправимся, но по следу собранного сора, ты главное его просыпь в новом доме – и мы явимся.       На том и порешили. Присели на дорожку и Петуния покинула умирающий дом, напоследок огладив стены в прощальном жесте.       Вернувшись, Петуния поведала Эйлин о своих небольших приключениях. Как бы ей не хотелось скрыть правду, исключительно в целях защиты нервных клеток Эйлин, она не стала этого делать, ведь лучше горькая правда, чем сладкая ложь. К тому же, как бы она объяснила наличие двух новых «постояльцев»? Миссис Снейп бушевала ураганом и обещала пустить меня на ингредиенты для её любимых зелий, если я не в состоянии жить спокойно: за домом могли следить, и мало ли, чему я могла подвергнуться. Совершенно не успокоившись, а лишь еще больше накручивая себя, она носилась по дому, не зная за что хвататься и причитала, что умнее меня даже флоббер-червь. Что за червь такой Петуния не знала, а может быть знала, но забыла. Итогом мельтешения стало искривленное в недовольстве лицо Петунии из-за количества и вкусовых качеств зелий, которые дрожащими руками вливала в нее обеспокоенная Эйлин. Петуния заметила знакомый, еще со времен помощи пострадавшей Марии, пузырек с успокоительным зельем. Недолго думая щедрой рукой опрокинула его содержимое, в рот продолжавшей причитать Эйлин от чего та закашлялась, но слава Матушке-Земле, успокоилась. Теперь с недовольными лицами сидели обе.       - Успокоилась?       - Нет. Ну, слегка. – Руки еще дрожат.       - Прости. Но я сама не поняла, как оказалась в Коукворте. Как-то без задней мысли все произошло.       - Я могу это понять. – Приобняла за плечи Петунию. – Но это отнюдь не сбавляет волнения. Слава Мерлину, с тобой все в порядке. – Облегченно выдохнула. – Все же нужно тебя облагородить парой экстренных портключей и средством связи. Нужно будет поговорить с Северусом. Сама я … ну, ты знаешь.       Петуния живо представила выражение морды лица Северуса Снейпа в этот момент и скривилась еще больше. Он конечно не плохой человек. Где-то в глубине души. Очень глубоко. Но его ухмылки и едкие фразы могут вывести из себя и мертвого. Хотя, можно смело признать, некоторые фразочки Петуния в книжечку записывала. Схематично.       - Думаю, не стоит обременять его. У него и без нас дел хватает.       - Я так же думала, но жизнь слишком стала непредсказуема. – Грустный взгляд в окно. – Знаешь, я иногда думаю, что нам не достичь спокойной жизни, что эти переживания никогда себя не исчерпают. Иногда так хочется со всем покончить. Противно чувствовать себя слабой, не способной противостоять большому миру.       Петуния решила, что нельзя предаваться столь мрачным мыслям, поэтому сильно-сильно стиснула Эйлин в объятиях, передавая свое участие, понимание и поддержку.       - Пойдем, нужно привести дом в идеальный порядок, - мечтательно зажмурилась Петуния, - ведь домовой и дворовой очень не любят нерях. Нужно произвести хорошее впечатление!       На такое рвение Эйлин лишь обреченно покачала головой, но с улыбкой принялась за уборку. Иногда Петуния была невыносима в своем рвении к чистоте и желанием все расставить по своим местам. Чистокровной волшебнице временами было сложно понять порывы девушки выросшей в магловском мире и впитавшей с молоком матери его мораль. С другой стороны, думать, что все люди одинаковы – распространенная ошибка.       Поздним вечером, когда женщины отдыхали в гостиной, в прихожей раздалось бурчание. Женщины, подхватив подолы платьев, поспешили на встречу, ведь они ожидали маленьких мужичков. Первой прибежала Петуния.       - Ох, Тунечка, наконец, добрались. - Отфыркивался дедушка Порфирий, сбрасывая пухлый мешок с натруженных плеч. Его действия повторил дедушка Фридрих и теперь стоял, потирая волосатые ручонки. – Ну, стало быть, с прибытием нас. Показывай новую вотчину. – Скомандовал светлый старичок.       Молодая хозяюшка принялась с гордостью демонстрировать обжитый дом, проводя прибывшую нечисть, по каждому его уголку. Все верно, ведь согласно славянской демонологии, домовой, или доможил, является духом бескрылым, бестелесным и безрогим. Самым главным же отличием домового от иных представителей нечистой силы, является то, что он никогда не причинит хозяевам зла по-настоящему. Это мифическое существо так же не испытывает страха перед крестом, и именно по этому он прекрасно себя чувствует и в домах верующих и в домах атеистов. Дворовой схож с домовым, но менее доброжелателен, и является именно хозяином двора.       Уютный коттедж явно понравился домовому, он важно кивал и блестел глазами. Вероятно уже приметил разную мелочь о которой будет заботиться и хлопотать. Дворовушка осмотрел маленький дворик, поджал губы, но в целом остался доволен. Явная ухоженность располагала.       Эйлин только диву давалась, наблюдая за прибывшими существами. Ее удивило отсутствие раболепия, которое демонстрировали, привычные с детства эльфы-домовики. Сам их вид существенно отличался. Эльф-домовик имел вытянутое голое серое тело, уши-локаторы и глаза-блюдца. Прибывшие же, выглядели как люди, такие себе старички только росточком малы и сивы от пыли. Только уж больно мохнатые. Эти не будут пресмыкательством заниматься, могут и сами проучить, он как глазищами зыркают. Видно, что они не слуги, к которым в детстве она была привычна, а именно помощники. Это необычно, совершенно непривычно. Понаблюдав за порхающей Петунией, брюнетка пришла к выводу, что у той ситуация совершенно не вызывает неприятия, держится она уверенно и видимо, такое положение вещей считает если не нормальным, то уж точно привычным.       Замерев и наконец, заметив Эйлин, Петуния, представила ее:       - Познакомьтесь, это Эйлин, я вам про нее рассказывала.       Древние старички направили взгляды на женщину, рассмотрели, проанализировали, вздохнули и вынесли вердикт:       - Добро.       У Эйлин только глаза больше стали.       - Ты ж жена Тобиаса Снейпа. – Не вопрос, а утверждение. – Тот еще фрукт. – Покачали пыльными головами.       - Ох! – Раздалось у ворот. Мария вернулась от родителей.       Женщины беспомощно взглянули друг на друга. В их глазах можно было увидеть один и тот же вопрос: «Что делать?».       Ситуацию спасли старички-обрубочки:       - А вы, как я полагаю, Мария?! Наслышан-наслышан. – Слово взял дворовой. – Поговаривают, что блюда, вышедшие из-под вашей руки, поражают воображение своей красотой и чистотой вкуса. – Увещевал. – Хотелось бы отведать.       Щечки у Марии зарумянились от смущения, реснички затрепетали.       - Доброго вечера. – Пискнула рыженькая.       Старички с прытью, не свойственной людям, взяли в оборот смущенную девушку, и ненавязчиво стали подталкивать ту к кухне, что-то жалобно рассказывая и умиленно стреляя печальными глазками. Мария нечитабельно посмотрела на Эйлин и Петунию, позволила увести себя. До женщин донеслись обрывки фраз и клятвенное заверение, что старички немедленно, вот прямо сейчас, будут досыта накормлены. И кормить теперь их будут исправно, вкусно и много, от чего старички стали потирать животики и хитро улыбаться глядя на оставшихся во дворе женщин.       Однозначно, контакт налажен! Петуния утерла воображаемый пот со лба.       Дедушка Порфирий не обманул. Он упорно трудился над свадебным платьем. Он отыскал то самое платье, в котором под венец шла матушка Петунии. Домовой подгонял, изменял его, делая его другим, то в то же время оставляя тем же. Что-то добавлял, а что-то убирал. Вся соль в том, что матушка ее была росточком ниже и имела более округлые формы, которые Петунии совершенно не передались. Миссис Эванс замуж выходила в белоснежно-белом кружевном платье, которое не стоило одевать ее дочери. Не в смысле платье, а именно цвет неподходящий. В белом свадебном платье может венчаться только дева сохранившая невинность. В Петунии, может и присутствовала какая-то невинность, но явно не та, которая подразумевается. Так что молодая женщина верно не чувствовала свое платье прохаживаясь по магазинам глядя на белоснежные наряды.       А поскольку, Мария, по-доброму прогоняла дедушку Порфирия с кухни и не давала ему, как она говорила: «Утруждаться», у того было много свободного времени, которое он с рвением тратил непосредственно на платье. Ведь его нужно было, как минимум, затемнить, а аккуратно это не так просто сделать. Молодой хозяйке, было приятно такое отношение, и хоть она воочию не видела результат трудов умелого домового, она уже заранее была благодарна, счастлива и довольна.       Поучившийся наряд был приятен и глазу и телу. Глубоко в душе разлилось понятливое «Это оно!». За труды домовик был бережно обнят и орошен слезами благодарности, от чего тот даже слегка надулся от гордости. ***       В древние времена, каждый человек осознавал себя членом своего определенного рода. Дети всегда принадлежали роду, а вот ситуация с лицами женского пола обстояла иная – они переходили в другой род, а именно род своего мужа. Поэтому и говорят, что замуж «выходят» - то есть выходят из своего рода. Отсюда и повышенное внимание, и обычай брать фамилию мужа, ведь фамилия – это знак рода.       Вот и Петуния бы в этот знаменательный день готовилась бы войти в род своего будущего мужа – Вернона Дурсля, но как мы уже знаем, полностью в род мужа она войти не сможет.       Все гостинцы, которые были принесены Верноном, после сговора, были розданы Марии и Эйлин. Ведь традиции предписывают, не вкушать этих гостинцев до свадьбы, иначе впоследствии ее муж любить не будет, именно поэтому невеста раздает их своим подругам.       Ныне же Петуния стояла у окна в ожидании прибытия жениха. Широкое небо радовало глаз просветами солнца, от чего казалось, будто мир пронизан светлыми нитями. Внизу было слышно, как суетится Эйлин, облагораживая прихожую, попеременно препираясь с дедушкой Порфирием. Мария делает последние приготовления к столу, в виде легких закусок. Один дедушка Фридрих спокойно сидит на пеньке во дворе – он со своей работой справился.       Затишье. Прямо как перед бурей.       На улицу с помпой въехал свадебный кортеж. Петуния широко распахнула глаза, когда услышала цокот копыт, и ее взору представился решительный жених, вышедший из самой настоящей кареты, точнее из резного синего с позолотой ландо. Четверка запряженных белых в яблоках скакунов переминались в ожидании, и невеста не могла оторвать глаз от этой картины, до чего презентабельными, сильными и одновременно милыми они были. Кони смотрели на мир серьезными умными глазами, что при наличии вплетенных в гриву разноцветных лент, смотрелось комично, но совершенно не портило образ. Сердце обволокла нежность. Коняшки явно пришлись ко двору, стоит только взглянуть, с каким восторгом на них глядит дворовой, и Петуния осознала, что нашла еще что-то общее между собой и нелюдимым старичком.       Самый лучший, по мнению невесты, мужчина был облачен в темный ладно сидящий костюм и сверкал улыбкой, которая в данный момент могла, смело посоперничать с солнцем.       В этот момент невеста поняла, что пустота обволакивающая тело, заползающая в душу и околдовывающая разум уходит, растворяясь в этом ярком моменте. Жизнь больше не казалась страшной и непредсказуемой. Петуния возлагала надежды, что её ждет мирная и спокойная жизнь. Пропало желание испытывать на прочность инстинкт самосохранения. Ей больше не хотелось нервничать, дергаться, волноваться. Сейчас, она была уверенна, если бы Эйлин не поила периодически ее своими гадкими зельями, то морально она могла свободно дойти до нервного срыва, ожесточиться, а сердце покрылось бы ледяной коркой, которую пробить можно, но только если усердно постараться. Петуния не желала становиться холодной и жестокой, ей хватало уже того, что ее лицо выглядит сурово.       Красивая невеста осознала, что теперь не будет никогда одна. Теперь у нее есть к кому возвращаться. Есть те о ком стоит заботиться. Ее никто не бросит. Она больше не будет окунаться в пучину серости и отчаяния.       Молодая женщина очень хотела, чтоб все невзгоды, преследующие дорогих ей людей, завершились. Хотелось спокойно жить в небольшом домике, растить детей, выращивать цветы, ходить к соседкам на пятичасовой чай и перетирать косточки окружающим. Хотелось жить, не оглядываясь через плечо, не прячась. Ведь она тоже имеет свой шанс на счастье. Теперь имеет поддержку и одобрение дорогих сердцу людей и существ. Желает быть счастливой сейчас и всегда. Вы не подумайте ничего такого, розового и сопливого. Петуния прекрасно понимает, что жизнь, не красивая и чудесная сказка, но иногда так хочется верить в добро. Она понимает, что без добра не бывает зла, а без зла не будет добра. Во всем хорошем будет частица плохого, а во всем плохом можно отыскать хорошее.       Пора выходить навстречу любимому. Провела рукой по туго стянутым волосам. Ну, почему у нее все не как у людей? Она хотела аккуратные локоны, которые обрамляли бы ее лицо, делая его нежным и трогательным. А что вышло? Она подзабыла, что если какая рачительная хозяйка понравиться домовому, он о ней печется и днем и ночью. Ага, и эх,… наплетет ей ночью много маленьких косичек. Ей это принесет хлопоты, а ему радостно – приукрасил любимицу. Получившееся буйство было невозможно усмирить. Пробуждение было феерическим. Петуния в панике, Мария хохочет, домовой с дворовушкой недоуменно хлопают глазами, а Эйлин спешно гремит колбами в лаборатории. Волосы пришлось обработать в десятке зелий, те совершенно никак усмиряться не хотели, и безжалостно стянуть на затылке. Получилось довольно не плохо, но не так как хотелось. Как-то строго. Не суть.       Петуния, тряхнув длинной, фатой (а чем еще? волосы то стянуты…) и вышла из своей комнаты, с надеждой глядя на мир. Со светлой радостью к грядущему и сладостным ожиданием, подхватив подол кремового платья она сделала шаг в будущее.