Морская глухота

      — Да-а-а? — тянется с другого конца. Иваизуми застывает, а после морщится от недовольства. Это вообще была его основная привычка — трепетно относиться к порядку во всем. Даже в том, кто снимает телефон.       — Куроо, какого хрена ты за столом Куними? — спрашивает он, и мужчина на другом конце шипит от досады. Куроо Тетсуро — хитрый лис из архивного, главная машина сплетен и шантажа всея полиции. Он лазал везде и всегда, и это было просто невыносимо терпеть, по крайней мере, с точки зрения Иваизуми. Он, как глава отряда, старался гонять брюнета тут же, не в шутку грозясь пойти с докладной о том, что Куроо нет на рабочем месте в нужную минуту. Но сейчас-то он дома, стоит над парнем, прикованным наручниками к батарее, который еще вчера поздно вечером вломился в его дом, а теперь мирненько посапывал на полу, укрытый хлипким пледом. А если он не на месте, значит, эффект угрозы будет нулевой.       — Какие-то проблемы, сержант? — пропел Куроо, как ни в чем не бывало. Иваизуми цыкнул в трубку и, склонившись к спящему, потрогал его лоб. Все еще горячий. — Куними отошел за кофе, попросил посидеть на телефоне.       — Куроо, ты из другого отдела нахрен. Как ты там оказался? — спрашивает он тихо, чтобы не разбудить Оикаву (он все-таки не настолько безжалостен), но с угрозой в голосе.       — Мимо проходил, — Иваизуми буквально видел, как изгибаются черные брови в притворном выражении «что сразу я». Ему оставалось только применять свой фирменный взгляд на батарее и напряженно молчать, пока Оикава под его ладонью мягко шевелился и едва слышно похрапывал. Полицейский на той стороне почти сдается: — Да ладно Вам, честно. Есть какие-то новости? Что-то Вы сегодня… Эй! — на миг Иваизуми чувствует облегчение, когда трубка попадает к ее законному обладателю, Куними.       — Простите, Иваизуми, не уследил, — говорит он спокойно, хотя понятно, что рядом с ним находится самая настоящая катастрофа в человеческом обличье. Вот он, остров непоколебимости и логики в беспокойном океане отдела нравов. Полицейский был рад, что нанял его, а не какого-нибудь Кагеяму.       — Ничего. Просто не пускайте его в кабинет вообще, — хмыкает он, слушая, как на заднем фоне возмущенного и обиженного Куроо выпихивают за дверь. «Просто услада для ушей,» — проносится в его голове.       — Что-то случилось? — возвращается к телефону Куними. Вместе с ним возвращается и Иваизуми, снимая руку с мягких волос Оикавы, понимая, что глаза у того открыты и внимательно-спокойны. Он смотрит в ответ и, садясь на пол, прикладывает палец к губам. Оикава кивает. — Обычно Вы… Не звоните.       Точно. Обычно он в это время уже на работе, но сейчас-то не обычная ситуация. Сейчас в его доме находится черти-кто, некий Оикава Тоору, отказавшийся уходить восвояси и заявивший, что он предпочтет остаться в наручниках, чем на улице. Тот самый парень, который, как кот, уже сворачивается в калачик, подтягиваясь к Иваизуми настолько, насколько позволяет привязь. Полицейский на эти поползновения не реагирует, как будто Оикава какое-то насекомое или животное из дикого мира, абсолютно спокойное и нейтральное.       — Да, у меня появились некоторые проблемы с домом, — говорит он, слыша на заднем фоне щелканье степлеров и мерное жужжание принтера. Там словно совсем другая вселенная, пространство, где Иваизуми всегда собран и серьезен, где нельзя просто пустить на самотек. Он почти жалеет, что его нет там. — Именно поэтому у меня к тебе важное задание.       — О боже, неужели Вы наконец возьмете себе отпуск? — прерывает его мысль Куними. Это словно ножницы, разрезающие тонкую ленточку логического повествования. Иваизуми хотел только сказать, чтобы ему выписали больничный или отпустили на день или два, а не отдали две недели отпуска. Этого отпуска он избегал уже полгода, притворяясь, что столько еще дел не делано, отчетов не писано, да и вообще в отделе полный кавардак (на деле все было с иголочки, продуктивность чудовищная, и все смотрели на главу, как на сумасшедшего). Может, он и вправду был трудоголиком, но он и понятия не имел, куда вдруг деть свое свободное время, в которое он только и мог, что лежать на диване и смотреть телевизор.       Но сейчас-то у него не «обычная» ситуация. Значит, нужно хоть разок сделать так, как тебе не хочется, чтобы обязательно жалеть об этом впоследствии.       — … да, наверное, — говорит Иваизуми, не подумав. Он тут же обнажает клыки и, вдыхая, шипит — выражение, проскальзывающее, когда понимаешь, что совершил глупость. Но делать уже нечего, и в ответ ему радостно шелестят бумаги на том конце провода. Он прикладывает руку к глазам и сжимает пальцами переносицу. Его голос звучит вдруг хрипло и глубоко, как у старика: — Сходи к боссу. Он уже два месяца меня этим задалбывает. Скажи, что я вдруг решил отдохнуть, — когда Куними соглашается и слышится щелчок положенной трубки, он добавляет: — Отдохнуть перед смертью, блин.       Оикава поднимается и садится, скрестив ноги. Его запястья красные от трения о наручники. Он смотрит на Иваизуми несерьезно и сонно, будто тот — его приятель со школьной скамьи, а никак не полицейский, способный тут же отвести на растерзание законом. Он поднимает брови, словно спрашивая, что делать дальше, в каком месте чиркать ручкой или кого по-тихонькому прибить в темной подворотне. Иваизуми и понятия не имеет, о чем именно думал этот псих, потому легко щелкнул его по носу. Оикава дергает головой назад и хмурится удивленно. Теперь его вопрос звучит вслух:       — Что собираешься делать?       — Выяснять, кто ты такой, — поднимается на ноги Иваизуми, потягиваясь. — Ты же мне не хочешь все начистоту выкладывать.       — Ну почему. Вот возьму и расскажу, — говорит Оикава, и Иваизуми стынет на месте — с задранными за голову руками и опущенной головой. Хитрый лис прищуривается, тянет уголки губ кверху. Его ресницы короткие, но густые, чем-то напоминают девичьи, но полицейский не успевает об том как следует подумать. Парень кивает головой, стряхивая взъерошенную челку с глаз, и щурится. — Но только если ты меня пересадишь на диван.       Иваизуми кривит бровь, складывая руки на груди.       — Шантаж?       Оикава невинно улыбается.       — Шантаж.       Когда взломщик устало плюхается на диван, в гостиную входит Парла. Мягко ступая своими когтистыми лапками, она вспрыгивает на седушку и храбро забирается на колени к вору. Ее спина белая, но ноги и хвост полностью черные, и ее вид сразу вселяет в Иваизуми спокойствие и душевный уют. Большие, широкие желтые глаза оглядываются на хозяина и закрываются, прячась в лапах.       — Киса, — говорит Оикава, почесывая кончиками пальцев между кошачьих ушей. Он сидит, ссутулившись над хрупкой фигуркой питомца, и смотрит вниз ласково. — И как кису зовут?       — Парла, — отвечает Иваизуми. Он берет в руку ручку, хватает с комода потрепанный блокнот и садится рядом, закидывая ноги на журнальный столик.       — Дурацкая кличка, да, Парла? — не поднимая головы говорит Оикава, вытянув в умилении губы. Его волосы, откинутые со лба умелой рукой, теперь мягко поблескивали в ярких солнечных лучах. За окном царило самое настоящее лето: о вчерашнем ливне напоминали только огромные лужи и мокрые деревья, облака разбежались, кто куда, пряча свои мягкие бочка в других краях. Но в доме, за прикрытыми жалюзи, воздух стоял холодный, все такой же дождливый и мрачный.       — А ты можешь предложить получше? — саркастично спрашивает Иваизуми, ерзая на месте. Приподнявшись, он сует под спину подушку и успокаивается.       — Ангелок, например. Или… — он задумывается на секунду, поднимая прищуренные глаза к потолку, мычит, словно перекатывая слова в мозгу, а потом поворачивает голову на бок и признается: — Ладно, я не знаю. Потом придумаю.       — Это что еще за «потом»? — останавливает его полицейский, тыча ручкой в щеку. Он уверен, что, вообще-то, этот псих ни о чем и не думал. Тянул резину. Оикава отмахивается и кривится, сочиняя отмазку.       — Ну, не знаю. Потом, — выдает он уверенно и подтягивает ноги в позу лотоса. — Да, я обещал рассказать, — диван лениво перешептывается, когда он поворачивается на месте, лицом к Иваизуми. Тот тоже закидывает ноги на седушку, отгородившись от парня коленями. Внимательный взгляд извещает Оикаву о том, что можно наконец уже начинать выполнять условия договора «диван-информация», и он старается сделать серьезное лицо, выпрямив спину, вдруг став выше и старше, чем того ожидал полицейский. Он прочищает горло: — Кхм. Меня зовут Оикава Тоору. Двадцать три, но скоро будет двадцать четыре.       — И когда это твое «скоро»? — недовольно спрашивает Иваизуми, чиркая в блокноте как можно аккуратней «Оикава Тоору» и цифру «23». Еще подумав, он в придачу рисует значок мужского пола. Слишком уж разных людей он встречал на работе.       — В конце июля, — отвечает парень, сажая полусонную и потерявшую бдительность кошку себе на грудь. Он смотрит в потолок, наверняка ища там ответы и подсказки. — Так, имя и возраст. Чего еще?       — Где родился? — офисным тоном спрашивает Иваизуми, щелкая ручкой.       — К западу отсюда, в Дорьене, — отвечает ему Оикава буднично. Полицейский кривит бровь.       — В тех трущобах?       — Да, Ива-чан, в тех трущобах. Очень мило с твоей стороны, — со злобным сарказмом отвечает парень, метая яростные искры глазами. Он секунду пялится на Иваизуми, после отворачивается и утыкается лицом в мягкое пузо кошки. — Чего еще?       — Кем работаешь? — он перекладывает все вопросы у себя в голове, как огромную визитницу.       — Никем. Ну, на данный момент. В последний раз я был стриптизером, но там мало платили, да и краситься мне не особо нравилось, так что я слился. Работал барменом, хостом, курьером… Моделью еще, — Иваизуми смотрит на него, как на дурака, а Оикава только улыбается, как улыбаются хрустальные кристаллы в тайных пещерах, как сверкают неограненные драгоценности. Но улыбка исчезает, и на прекрасном лице появляется выражение отсутствия — такое, как если бы увидел мертвого родственника. — Но это все было до того, как я в психушку попал. Там не поработаешь.       — Тебя выписали, вот ты и пошел шляться по домам? — почти беззлобно спрашивает Иваизуми, вспоминая про сломанную раму. Ту, кстати говоря, пришлось на скорую руку заклеить скотчем, чтобы не дрожала от ветра.       — Как грубо, Ива-чан, — морщится парень, отворачиваясь к окну. — Вообще-то, я сбежал.       Голова Иваизуми застывает в повернутом положении. Он скользит глазами от Оикавы вбок, возвращается и хмурится, открывая рот. Ручка в его руках щелкает, и он молчит секунду, собираясь с мыслями. Когда взломщик оборачивается, на его лице выражение ожидания реакции, абсолютно бездушное и невозмутимое.       — Ты, — колпачок ручки указывает на Оикаву, — сбежал из психушки?       — М-хм, — мычит он, снимая с себя кошку. Парла вырывается и спрыгивает с дивана. Полицейский откладывает ручку и блокнот в сторону и чешет затылок.       Задача немного изменилась. К нему ворвался не просто какой-то там парень двадцати трех лет из бандитского района, а самый настоящий псих, по-тихому сваливший из психиатрической клиники. Иваизуми поднимает глаза к темному потолку и нервно смеется. Он так и подумал.