Морская глухота

      Щелкнула дверца автомобиля, и Иваизуми поднял голову, оторвавшись от телефона. Он сидел, закинув одну ногу на сидение, сняв не слишком удобные ботинки, с завернутыми рукавами и рассеченной губой — одним из результатов ссоры по интересам. Оикава, наполовину стоящий в салоне, поставил пакеты назад, перегнувшись через переднее сидение, вылез и снова появился, пихая баллон с водой в узкий пустой промежуток. Он был абсолютно неспокойный, взъерошенный, и то и дело ерзал на месте, переминался, двигался резко и четко. Карие глаза блестели, как у заядлого путешественника в горы, на голове — неизменный художественный беспорядок. На плечах висела куртка-кожанка, на ногах изредка привлекали взгляд красные кеды. Он плюхнулся на соседнее сидение, захлопнул свою дверь и глубоко выдохнул. По салону разнесся запах жженой смолы и бензина.       — Твоя машина маленькая. Вот прям очень, — высказался он, легонько пиная коленями бардачок. Иваизуми нахмурился и скинул телефон с ладони на место к магнитоле.       В машине места было достаточно. Даже несмотря на то, что взяли они все, что только можно взять. Спустя недолгих рассуждений прошлого дня и целой легкой драки, обе стороны баррикад — условие Оикавы и оппозиция Иваизуми — приняли общий расклад дел. Они ехали к северному побережью, где было меньше всего туристов и где дороги наиболее редки, а значит, где надзор служб безопасности слабее всего. Полицейский хотел поехать на поезде, а дальше проехаться на арендованной машине или чем-то подобном, но враспор встал вопрос денег и громкий протест: «Ты знаешь, что билеты есть только на следующую неделю? Это слишком долго!» Тема гостиниц тоже была откинута сразу: Парлу решили брать с собой, потому как на работе большинство коллег Иваизуми держали собак, а остальная часть, по несчастному совпадению, имела аллергию на кошачью шерсть, и, как и любые нормальные заведения, ни в одной гостинице не соглашались принимать каких-либо животных. В конце концов, решив ехать на имеющейся машине, оба парня на время помирились и загрузили вещи в путь. Оставалось только залить бензина и купить необходимый провиант.       — Моя машина стандартная, а вот у тебя ног немерено, — ответил полицейский, проверяя через окно, закрыт ли бак, и повернул ключ зажигания. Машина загудела, все приборы зажглись, раздался низкий гул мотора; Оикава на соседнем сидении сполз ниже, совсем коленями упираясь в холодный пластик. Кошка, до этого сидевшая на небольшой горке вещей, спрыгнула на пол и, обогнув рычаг, залезла на ноги к Иваизуми. — Если неудобно, то подвинь кресло и не смей ныть. Ты нормальной хоть еды купил?       — Да, конечно, — нахмурился Оикава, резко засовывая ладонь в карман. Блеснула глянцевая упаковка. — Хочешь конфетку? Это жвачка.       — Давай, — сказал полицейский, оглядываясь вокруг. Он протянул в сторону ладонь, призывно показывая положить туда жвачку. Кожи коснулся теплый шарик, который тут же отправился в рот Иваизуми. Он ненарочно клацнул зубами. Машина въехала на свободное место на стоянке. Треском повернулся рычаг. — В любом случае, откуда у тебя столько денег?       — С кредитки, конечно, — Оикава нахмурился и с невинным видом наклонил голову. Он наклонился вперед, к ботинкам, уткнувшись головой в бардачок. — Честные зеленые, заработанные. А ты о чем подумал? — он поднял глаза, не отрываясь от ощупывания своего кресла. Их взгляды встретились; Иваизуми цыкнул, отворачиваясь к Парле.       — С тобой о чем только не подумаешь, — голос без горчинки, без сожалений и ворчливости. Обычная колкость. Пальцы скользнули за бархатное кошачье ухо, и он, не в силах выносить вид Оикавы, высунувшего язык от старания, сжалился: — Рычаг, чтобы подвинуть кресло, левее.       — А, спасибо, — поблагодарил парень, наклонившись еще сильнее. Глухо затрещал механизм, и кресло отъехало назад. Сзади зашуршали пакеты.       — И чего купил? — продолжил тему Иваизуми, усаживаясь на водительском месте поудобнее. Кошка, воспользовавшись случаем, встала лапами на подлокотник и с интересом понюхала стекло.       — Всего понемногу, — Оикава откинулся на спину и поерзал. Его глаза метнулись к потолку, и он начал перестукивать пальцами по колену, вспоминая покупки. Задумчиво поджал губы, открыл рот и начал перечислять: — Баллон воды…       — Это я видел, — негромко перебил его полицейский. Оикава, ничего не замечая, продолжил:       — Хлеба, кое-какой закуски, консервы… — его голос становился чуть тише, потом снова громче: — Кошачьей еды, конечно. Пледы. Подушку… — он коснулся волос и отодвинул челку в сторону, моргая едва ли сонно. — И еще кое-чего, — он опять ссутулился, кивая самому себе. — И сигарет.       — Это немало, — подытожил Иваизуми, — У тебя еще много осталось?       — Если честно, то достаточно, — с выдохом ответил Оикава, закидывая ноги на сидение. У него был уставший, но все еще взбудораженный вид; на бледных руках, заклеенных новыми пластырями, видна сетка тонких синих вен. Он принялся расшнуровывать кеды: — Я себе бюджет наскреб еще давно, все собирался прокатиться, да что-то никак не получалось. Да и транспорта у меня не было, а тут ты, — на его лице проскользнула легкая усмешка, тут же растворившаяся в безразличии.       — Ясно, — ответил Иваизуми. Он выдохнул. — Так, бензин залили, права нашли. Карту купил?       Оикава вскинул брови и встретился с пытливым взглядом полицейского. Он нахмурился, широко раскрывая глаза, и закусил губу.       — Эм… — его руки распустили шнурки на одном ботинке, и он снял его, кряхтя: — Н-н-нет?       — Дебил, — обидчиво огрызнулся Иваизуми, снимая с себя Парлу. Кошка вновь ускользнула на задние сидения. Из легких вырвался стон страдальца в ответ на виновато приподнятые уголки губ: — Ладно, лезь назад, должна быть где-то в карманах.       — Окей, — без протестов согласился Оикава. Он встал коленом на сиденье, развернулся и поставил босую ногу позади рычага. Заскрипела резина, парень почти полностью перелез назад. Он, согнувшись в три погибели, попытался развернуться, но вместо этого с грохотом уронил баллон с водой. Кошка испуганно перепрыгнула по вещам в другой край салона, и он зашипел.       — Эй, аккуратней там! — обеспокоенно воскликнул Иваизуми, оборачиваясь. — Ты же не носорог пятитонный!       — Ну прости! — с сарказмом извинился Оикава, присаживаясь на корточки. Он с усилием поднял баллон, ставя его на место, и обратился к карманам. — Так, не то… Это что еще за… О, вот что-то. Она?       Он протянул в прореху между сиденьями оранжевую книжечку, на обложке которой изображался какой-то кривой снимок из гугл-карт с перекрестками и улицами. Иваизуми взял его в руки и пролистнул.       — Да, она, — услышав одобряющий голос, Оикава вдохнул поглубже и с усилием в сторону аккуратности перелез обратно, тем временем как полицейский открыл карту страны. Перед глазами зарябили мелкие сплетенья дорог и троп, шоссе и магистралей, и парень прищурился, вглядываясь в то место, где, по идее, находился их город. — Погоди минуту. Мы… здесь, — его палец указал на красный кружочек, и он пододвинулся навстречу склонившемуся Оикаве, который уже начал распутывать шнурки второго ботинка. Иваизуми задумчиво рассуждал вслух: — До моря, если прикинуть, где-то тысяча километров…       — Значит, нам надо проехать по магистрали, а потом свернуть на боковую? — спросил Оикава, дергая язык кеда от себя и подсовывая босую ногу под себя. — Нет, плохая идея, — мотнул головой Иваизуми, закрывая карту. В его голове уже примерно был намечен путь, которым он собирался окаянного везти до этого чертова северного побережья. Он сунул книжечку к телефону, под магнитолу, и убавил мощность кондиционера. Хоть на улице и было за двадцать градусов, но в салоне уже можно было селить пингвинов на заднее сидение к Парле.       — Чего это? — изогнул бровь Оикава. Иваизуми, вспоминая причину, помрачнел.       — Мне коллега нашептал, что кое-кого везде ищут, — он повернулся к парню, сверкая глазами. Тот отклонился назад и сглотнул. — На главном шоссе довольно много постов, если они тебя заметят, то заберут. Так что я предлагаю, — он снова взял в руки карту и развернул ее, показывая свой план — Поехать по общему шоссе до вот этого разветвления, а потом спокойно окольными путями колесить до моря, — он поймал взгляд Оикавы и спросил: — Идет такой вариант?       — Идет, — быстро согласился Оикава с чувством, что выбора у него нет. Иваизуми кивнул самому себе, швырнул карту на место и опустил рычаг, снимая машину со стопа. Он закинул руку за соседнее кресло, оборачиваясь, и вырулил с места. Парла мягко ступила на его колени, принимаясь точить когти, но внимательный Оикава, протянув руки, предпринял попытку спасти чужие джинсы от мейнстримно-потесанного вида: — Ангелок, иди сюда. Ну же, — однако кошка, не принимая в расчет человека, продолжила делать свое дело. Оикава слегка нахохлился, беря животное под лапы и пересаживая к себе на колени. — Не мешай Ива-чану вести машину.       — Ты мне мешаешь еще больше, чем она, — подал голос Иваизуми, мысленно прижимая психа к лобовому стеклу, чтобы тот не трепыхался.       — Но я же не настолько плох, Ива-чан! — возмутился Оикава, с фальшивым недовольством поворачиваясь к полицейскому. Машина выехала с бензоколонки и устремилась по дороге из города.       — Сейчас кто-то без глаза останется, — огрызнулся Иваизуми. Парла громко мяукнула в подтверждение. Оикава отвернулся к окну.       — Все, молчу.       Наступила громкая тишина. Пробел неловкости, резаный щелчками поворотников и шуршанием пакетов сзади. Низкий гул автомобиля, словно утробное рычание, предупреждал Иваизуми о несбывшихся надеждах, бешеных мечтах, параноидальных догадках и о всем, о чем они могли думать — Оикава и он — в этот самый момент. За окнами пролетали коттеджи, пятиэтажки, квартирные комплексы. Редкие прохожие на тротуарах смазывались, как на съемке с выдержкой. И вдруг, когда Оикава открыл окно, чтобы закурить дешевые сигареты, для Иваизуми все вокруг приобрело значение и смысл. Он знал, куда направить свои силы в этот отпуск, он ехал на побережье, как ему и говорил отец, с неплохим, хоть и немного странноватым попутчиком. У него с собой кошка, охотничий нож и провиант, есть бензин и все необходимое. Вдруг для Иваизуми все стало «сейчас». Машина остановилась на последнем светофоре. Он включил поворотник и бросил взгляд на попутчика.       — Зачем тебе на море?       Оикава медленно повернул голову. В его глазах бегущими строками отразились все мысли и невыговариваемые слова, на лице — выражение, достойное философа на кокаине, и он смотрел пьяно, сонно, спокойно и чуть пронзительно, как смотрят спящие боги с высоких гор. Его расслабленные пальцы были похожи на фреску Сикстинской капеллы, а вот волосы напоминали о журнале, напичканном мужскими моделями. Иваизуми смотрел, не спуская рук с руля, лишь краем глаза подмечая, когда загорится зеленый свет.       Но вот Оикава опустил глаза. Его губы разъехались в дребезжащей улыбке, и он отвернулся, затягиваясь. В этот момент Оикава в линзе серо-зеленых глаз похож на ангела, ангела, никогда не имевшего крыльев и только сейчас ощутившего свое могущество, свою свободу и страдания. В этот момент — то ли блик, упавший от соседней ярко-синей машины, то ли хитрая игра облаков и света — Оикава становится айсбергом, холодным и недвижимым, одиноким путником, направляющимся к своей судьбе через мерзлые воды Ледовитого океана медленно, никуда не спеша.       Иваизуми подумал, что у него есть все задатки стать наркоманом, раз он видит такое. Загорелся зеленый свет.       — Я еду паломничать, — ответил рыжий, выпуская облако никотинового дыма. — Знаешь, такие, как я, мечтают о том, чтобы познать весь мир, обежать все магазины и попробовать все виды мороженого. Но чаще всего нас хватает на маленькое путешествие в один конец. Куда-нибудь в тихое место, где можно побыть с самим собой. Мы как мушки-однодневки, или типа того, — он затянулся еще раз и выдержал паузу. Шины уже шуршали по заасфальтированному шоссе. — Я понял это и выбрал море. Кто-то выбирает горы или ледники, или, там, едет в пустошь. Разницы особой нет.       Иваизуми изогнул бровь.       — Это не связано с паломничеством.       Губы скривились в ухмылке.       - Не цепляйся.