Морская глухота

      Облака были похожи на мягкие подушки, комки воздуха, на нежные вздохи. Они медленно плыли по синим водам прикосмического пространства, излучая холодную дрожь, шепча своим родичам новости с гор и степей. Оикава подумал, что с точки зрения рисования такие облака очень сложны. В них есть объем, но в то же время они нематериальны. Свет и тень сплетаются в мельчайшие градиенты на их боках, такие тонкие и неуловимые грани, что один луч солнца — и нет пятна. В них есть какая-то доля квантовой сущности: они есть, но в то же время их и нет вовсе. Словно мираж.       Он сидел, закинув босые ноги на торпеду. Холодный воздух из кондиционера промораживал в нем все мозги, но выключить его было бы смерти подобно: Ива-чан успел огрызнуться по этому поводу, а спорить с человеком, который уже пару раз (хоть и необоснованно) пришпиливал тебя лицом к паркету, всегда немного опасно. Поэтому он просто сидел, направив все потоки в пол, кутался в плед и думал об облаках. Их было едва-едва видно между ограждением автомагистрали и верхней части рамы окна. Можно было бы смотреть и в лобовое стекло, но Оикаве было крайне неудобно вытягивать шею, чтобы чего-нибудь увидеть за своими же ногами. Он бросил взгляд на водителя.       Иваизуми сидел, держа правую руку на руле, и молча следил за дорогой. На шоссе было достаточно машин, хотя и не очень много. Время — середина июня, все, кто хотел или мог, уехали в жаркие страны, и только редкие дальнобойщики и туристы направлялись на север, через горный хребет, до живописных северных городов, с крышами, покрытыми тонким слоем колючего инея. Оикава опустил глаза, проследил линию ног, бедер, торса, рук, запнулся о ссадину на губе и отвернулся, пока полицейский не заметил, что на него пялятся. Он снова уставился в окно.       Пальцы коснулись шрама на сгибе локтя. Ресницы лениво опустились и снова взметнулись вверх, повинуясь радостным мыслям о долгожданном путешествии. Долгожданном настолько, что ждать его пришлось полжизни.       — Чего лыбишься? — раздалось сбоку, и Оикава слегка приподнялся на месте, поворачивая голову. Улыбаться, однако, не перестал и лишь сильнее прежнего вцепился взглядом в руки Иваизуми, который так и не отвернулся от дороги.       — Я не лыблюсь, — ответил Оикава на выдохе. Он медленно закинул руки за голову, стараясь, чтобы плед не слез с плеч. — Мне просто нравится ощущение улыбки на моем лице.       — Ты выглядишь очень стремно, — скривился Иваизуми, лишь на секунду отворачиваясь от лобового стекла, чтобы оценить, насколько скис Оикава. Тот, однако, как-то не особенно расстроился и лишь сильнее закинул голову, потягиваясь. Полицейский включил поворотник, чтобы обогнать огромный грузовик. — Улыбка у тебя фиговая.       — Моя улыбка честна и невинна! — возмутился парень, поправляя ремень безопасности на шее. Он опустил голову. — В отличии от тебя, я хотя бы вообще улыбаюсь. У тебя постоянно лицо кирпичом.       — Все лучше, чем у тебя, — пробубнил себе под нос Иваизуми, плавно обгоняя фуру и возвращаясь в правый ряд. Индикатор скорости стрелкой скреб отметку в 120 километров в час, на часах показывало почти полдень, и тихий шепот радио то и дело прерывался помехами. Оикава скрестил руки на груди.       — Пф. Дурак, — фыркнул он и отвернулся.       — От дурака слышу, — парировал Иваизуми, наконец оборачиваясь на спутника. Увидеть он смог только висок, коричнево-рыжие вихры и аккуратное ухо.       — Сил тебя терпеть нет, — буркнул Оикава, едва не с головой кутаясь в плед. Он переложил ноги, скрестив их по-новому; стукнул пластик торпеды. Полицейский вздернул брови и пару раз моргнул.       — Если не хочешь, могу высадить и… — начал он выразительно, но Оикава тут же вскочил, с испугом и возмущением оборачиваясь. Он воскликнул:       — Нет, ни за что! И не подумаю!       — Значит, разобрались, — невозмутимо отрезал водитель, бросая взгляд на зеркало заднего вида. Его немного передергивало с того самого момента, как они выехали на трассу. Он волновался за себя и за Оикаву, которому, казалось, и дела нет до того, что он висит, пусть и в конце, но в списке разыскиваемых. «А что я делать буду, если нас поймают? — подумал он, — Моя карьера полетит к чертям.» Зашуршал приемник, Иваизуми перевел взгляд на чужую ладонь у магнитолы. — Не переключай, это новости.       — По радио никогда ничего нормального не передают, — безучастно сказал Оикава, усердно пытаясь избавиться от помех в приемнике. Голос то появлялся, то пропадал, и, не выдержав, парень вообще выключил радио. Он поморщился: — И сигнал плохо ловит. Может, диск включим?       — Я не против. Пошарь в бардачке, — машина принадлежала не Иваизуми, но его отцу, которому, впрочем, она была сейчас ни к чему. Он помнил, что в бардачке были какие-то диски, которые просто там были — их никто особо не включал, за ненадобностью. Оикава спустил ноги на пол, становясь босыми ступнями на свои же кеды, и открыл ящичек, шаря в нем рукой.       — Так, — в его руке блеснул контейнер для дисков, и он открыл его, переворачивая CD как страницы файла. — Что берем: Led Zeppelin, Мадонну, диск с релаксацией или хиты прошлых пяти лет? — он мельком вскинул голову, удостоверившись, что водитель слушает, и снова вернул свое внимание к дискам. — Я бы взял хиты.       — Мне плевать. Включай, что хочешь, — вздохнул Иваизуми, немного притормаживая перед машиной впереди.       — Тогда хиты, — спустя несколько секунд зажужжал дисковод магнитолы, и Оикава настроил звук, чтобы музыка не орала в уши. Воцарилось молчание.       Сиплый мужской голос пел о чем-то, касающемся любовной темы, и за окном пролетали друг за другом плиты ограждения, образуя метроном, мелькая перед глазами тонкими трещинами. В голове что-то щелкало, хотелось встать с места и выйти из машины, чтобы не приходилось больше сидеть в мрачной атмосфере.       — Нам еще долго ехать, — вдруг сказал Оикава, завидев на указателе поворот с шоссе. Иваизуми выдохнул и закатил глаза: этот парень не умел молчать тогда, когда надо. Он переложил руки на руле.       — М-м. Еще четыре километра, — сказал он, сбрасывая скорость. Машины на встречной полосе мигали фарами, а это значило, что впереди что-то странное. «Должно быть пост стоит,» — подумал он; в груди неприятно екнуло.       — Можно попытаться представить, что нам осталось ехать всего пару часов, — продолжал Оикава, все же убавляя силу кондиционера — его ноги уже окоченели, а он не хотел превратиться в пингвинчика. Он нахмурился: — Хотя так даже хуже. Забудь, я этого не говорил, — закончил он, выпрямляясь в сидении.       — Стой, — сказал Иваизуми, сбрасывая скорость. Впереди мелькнул полосатый жезл. — Что за?..       — Он это нам? — спросил Оикава. Голосом необычно тихим, осторожным. Он приподнялся и глянул вперед.       — Да, — с досадой ответил Иваизуми. Он ударил по рулю. — Черт возьми, я же ехал нормально! — заскрежетали зубы, он нахмурился. Знал же! Знал! И все равно поехал по этой дороге. Он был готов корить себя во всей мирской тупости. — Нас засекут.       — Твою… — присвистнул Оикава. Щелкнул ремень. Его плечи опустились, он пригнулся.       — Иди назад! — внезапно зашипел полицейский, и парень зашипел в ответ:       — Там прятаться негде!       — Есть где! — с нажимом сказал он, пихая уже вставшего на сиденье Оикаву назад. — Выбора нет!       Сзади зашуршали пакеты, послышался гром канистры с бензином. Парла, избегая участи быть задавленной, быстро ретировалась вперед салона, запрыгнув Иваизуми на руки. Когда он вырулил на обочину рядом с полицейским, Оикаву уже не было слышно и даже особо не было видно. Мысленно помолившись всем знакомым богам, он опустил стекло.