Морская глухота

      Оикава притянул к себе ноги, сжался в клубок и выдохнул. В груди едва-едва оставалось место для раскрытия прокуренных легких. Его локти были где-то на уровне стоп, голова прижата ладонями на пределе растяжки, а сам он был похож на эмбрион, хотя, наверное, эмбриону было бы даже привольнее в утробе матери. Он чувствовал, как страшно колотится его сердце, и чувствовал это коленями; по спине пронесся легких холодок — рубашка задралась. Вокруг него царил полных хаос, и расстояние, где ему пришлось спрятаться, было абсолютно узким и нереальным. Он задержал дыхание, когда послышалось жужжание и окно опустилось. Он смотрел прямо перед собой, в темноту, и молился: «Быстрее бы это закончилось.» Возможно, его молитвы попали в долгий ящик.       — Здравствуйте. Я лейтенант… — голос был слышен едва-едва, издали, и был каким-то очень уж невнятным; Оикава нахмурился прикусил губу, зажмуриваясь, и весь обратился в слух. Уже начало страшно ломить спину. — Пожалуйста, предъявите ваши документы, — спустя секунду щелкнул, по догадкам, бардачок, что-то легко стукнуло. Потом почти полминуты стояла странная тишина: видимо, постовой проверял права водителя.       — Что-то не так? — раздался глубокий, слегка хриплый голос, в котором Оикава узнал Иваизуми. Эта фраза звучала странно, незнакомо, но подозрительно естественно, так, как обычно звучали знакомые вещи, которых не видно в темноте ночи. В груди похолодело, и Оикава непроизвольно задержал дыхание. Наконец адреналин как следует ударил в голову, все вокруг исчезло, и он остался один наедине со своими тараканами в узком пространстве между сидениями в машине полицейского, к которому торкнутый он вломился через незащищенное окно и был пойман и которого смог чудом развести на поездку мечты — в один конец. Все почему-то внезапно съехало со своих мест. И, к тому же, зачесался нос.       — Нет, все в порядке, — хмыкнул полицейский. — Пожалуйста, снимите с колен кошку. Это против правил дорожного движения, — «Ох уж эти полицейские, каждый раз сумеют к чему-нибудь приклеиться!» — подумал Оикава, морщась. Возможно, эти мысли у них с водителем были общие.       — Хорошо, — поспешно сказал Иваизуми. Раздался мявк Парлы, и зашуршали пакеты где-то совсем рядом с головой Оикавы. — Могу я ехать? Я спешу.       — Да. Счастливого пути.       — Спасибо, — снова зажужжало окно, заурчал мотор, защелкала галька обочины под шинами. Когда инерция надавила боком Оикавы на жесткое сидение слева, он поднял голову, не в силах больше сидеть в позе эмбриона. Иваизуми, заслышав шорохи, шепнул: — Сиди пока на месте, отъедем — вылезешь.       — Блин, сзади неудобно сидеть, — прокряхтел Оикава, все же вытягивая голову выше. Шея жалобно заскрипела, и он зажмурился, сетуя: — Ты какой-то чересчур жестокий, Ива-чан.       — Я тебе не «Ива-чан», — огрызнулся водитель, кидая взгляд на зеркало заднего вида. Пост было едва видно. Можно было вздохнуть спокойно, однако, вылезая из-за сидения, Оикава смог вытянуть только вздох мученика.       — Говорю же, жестокий. У меня теперь все болит, — он пошатнулся, когда машина ускорилась и его мотнуло назад, но все же ловко перелез обратно на сидение. Он выгнулся назад, и сладко хрустнули спина и плечи. Он будто и правда чувствовал себя намного лучше, чем прежде. Его щеки слегка порозовели, и он, прищурившись на горизонт впереди, словно невзначай спросил: — Почему он нас остановил?       — Тебя, наверное, завидел, но обломался, — предположил Иваизуми, едва пожимая плечами и наклоняя голову.       — Так ему и надо, — Оикава пнул коленом бардачок, и тот щелкнул и закрылся. — Задница.       — Вот уж точно, — оскалился водитель. Парень слегка приподнял брови и обернулся на него.       — Неужели это ненависть к коллегам, Ива-чан? — он драматично прикрыл рот рукой и зловеще прошептал: — Ужас какой.       — Завались, — теперь на губах Иваизуми играл никак не оскал, а самая настоящая, смешливая улыбка, которая показалась Оикаве… приятной и очаровательной. Ужасно светлой, но и полутемной, словно траурная Аврора в сумерках. Он немного подвис, наблюдая, как улыбка растворилась в обычном невозмутимом выражении, пока его не уколола фраза: — Нам здесь поворачивать?       — М-м-м, — неоднозначно промычал он, бросая спешный взгляд на проплывающий сверху указатель. — Наверное.       — По карте глянь, навигатор хренов, — ругнулся Иваизуми, перестраиваясь в правый ряд. Он сбросил скорость, не желая колесить еще десять километров и возвращаться на нужный поворот, и, завидев машину на встречной полосе, поочередно то зажег, то погасил дальний свет, предупреждая о полицейском контроле.       — Да что же так грубо-то, а! — возмутился тем временем Оикава, подтягиваясь и беря путеводитель с магнитолы. Мужской трещащий голос сменился Мадонной, зашуршала бумага, сопровождаемая нытьем: — У меня, вообще-то, тонкая душевная организация!       — Тонкая душевная организация? Это у тебя-то? Да ну, — саркастично скривился Иваизуми, стараясь тормозить у съезда. Останавливаться было нельзя, но ползти одним колесом по обочине со скоростью пять километров в час никем не было запрещено. Мимо промчался огромный грузовик, агрессивно рыча на все вокруг.       — Правду говорю. Честное пионерское.       — Ну-ну. Так что там? — он слегка скосился на попутчика, который буквально носом уткнулся в карту. У Оикавы, мягко говоря, дела с бумажными обозначениями местности всегда шли плохо, но он изо всех сил пытался понять, где они и куда надо ехать. Когда глаз наконец привык к бесконечным линиям и названиям, сидящим друг на друге, он смог найти местоположение машины. Иваизуми недовольно сжал зубы и скрепя сердцем остановился прямо у съезда, включив аварийку. Защелкал метроном.       — Судя по карте, то… — Оикава немного завис, поворачиваясь то к указателю, то к карте, пока наконец не откинулся удовлетворенно на сиденье, пихая путеводитель в дверь. Он воскликнул: — Да-с, вот на этой эстакаде!       — Все, съехали, — ограда за окном сменилась зеленым великолепием штрихов-листьев, цветов-точек, шиповником, юным борщевиком, еще не таким грозным и опасным, июньскими радостями и июньскими печалями — всем тем, по чему скучал Оикава, пялясь в серый пластик. Он выглядывал наружу, рукой все крепче сжимая подлокотник, взглядом то цеплялся за отдельные кусты, то превращал все в единый поток, зеленое пятно, разрываемое яркими желтыми, розовыми, белыми всплохами, и небо — о, небо! — оно было синее и прекрасней всего, что он видел в своей жизни, и не шло ни в какое сравнение с теми бирюзовыми осколками, которые он замечал в лужах на перекрестках. Иваизуми, отрывая парня от стекла, скомандовал: — Теперь достань из бардачка навигатор. Он в чехле.       — Навигатор? Зачем тебе навигатор? — недоуменно спросил Оикава, дергая сбившийся за спиной плед.       — На нем еще военные карты. Не знает никаких магистралей, нам это на руку, — Оикава наконец смог натянуть покрывало на плечи и теперь пытался вытащить из щели между сидением и дверью упавшие при бегстве сигареты. Водитель, на секунду отвлекшись, показал ему рукой пристегнуться, и тот послушался. Взвизгнула тонкая черная линия и легла на рубашку, сдрапировав шерстяную ткань. — Будет нас водить по деревням, даю гарантию. Так, может, будет лучше.       — А. Ну ладно, — отреагировал Оикава, склоняясь вперед. Его рука исчезла в бардачке, пока он не вытащил черный резиновый чехол. — Вот эта штука?       — Да, — кивнул Иваизуми, перестраиваясь в левый ряд. Шоссе было пустым.       — Где у тебя прикуриватель?       — У коробки.       — Где? Я не вижу, — признающимся тоном сказал Оикава, выдергивая из-под себя острые складки и стараясь не уронить провод от навигатора на пол. Иваизуми недовольно цыкнул, указывая под магнитолу.       — Вот, слепотень, — парень, приблизившись, разглядел в тени прикуриватель, дернулся назад за проводом и воткнул его в розетку.       — Ага, вот так. Привет, — поприветствовал он загорающийся экран. Выскочили элементарные настройки, и Оикава вытянул губы, бубня себе под нос: — Дневное или вечернее оформление выбрать?       — Тебя ебет? — парировал Иваизуми почти беззлобно. Оикава тут же сделал вид, что занимается делом.       — В общем-то нет, — сказал он на выдохе спустя паузу. Навигатор и впрямь был допотопный: на карте даже отсутствовали некоторые города, о которых парень помнил из курса школьной географии, да и навигация в меню была проще простого. — Едем… До Аменстра? — задал он сам себе риторический вопрос, обращаясь к пышным облакам за лобовым стеклом, и сам себе же и ответил, склоняя голову: — К северным морям.       — Сколько ехать? — спросил Иваизуми, доставая из-за рычага бутылку с водой.       — Тысячу километров. Это не очень много, — ответил Оикава как самому себе, заботливо щелкая крепежом. Он потянулся, наклонил экран и наконец закрепил навигатор на торпеде на присоску, после чего, довольный, отсел обратно. Его пальцы — тонкие, жесткие пальцы — выбили на колене дробь, после чего он дернулся, приподнялся и взялся за пачку. Загрохотал ветер у открывающегося окна. Вспыхнула зажигалка. — Кстати… Машина твоя?       — Нет, — ответил водитель, присматриваясь к навигатору. Под стекло опустился первый клуб дыма.       Вдруг повисла тяжелая атмосфера.       — А чья? — поинтересовался Оикава, слегка поворачиваясь к водителю.       — Отца, — ответил тот.       — Я его не видел, — заметил он, слегка кивая самому себе. — Он умер?       — В тюрьме.       Оикава затянулся еще раз и стряхнул пепел через окно. Мимо по встречной поехал винтажный автомобиль. На лице Иваизуми повисла тяжелая маска мрачности, и руки на руле сжались крепче. Оикава покосился на него.       — Думаю, ты думаешь, что было бы лучше, если бы он был мертв.       — Возможно, — тихо ответил водитель. Оикава поморщился и скорчил кислую мину.       — Твои односложные ответы меня убивают! Неинтересно! — обидчиво воскликнул он, отворачиваясь к изумрудному потоку. — Тоска смертная, — ноги вновь легли крестом на торпеду, спинка кресла отъехала назад, и он провыл: — Ива-ча-а-ан!       — Твои вопросы меня убивают, вот что, — ответил Иваизуми, прикладывая руку к глазам. Он был готов прямо сейчас пнуть этого засранца, который только и делал, что дымил, ныл и причинял проблемы, прыгая на задние сидения со скоростью лани. — Мне что, станцевать еще?       Оикава снова улыбнулся и шикнул, почувствовав пепел на штанине.       — Было бы неплохо. Ауч!