Морская глухота

      Оикава открыл глаза.       В салоне, слегка промокшем от рассветных лучей и обрывков тумана, пахло старым зноем, кошачьей шерстью и совсем немного ветчиной. Потолок, бархатный, но жесткий, был едва-едва освещен и рябил простотой в глазах; Оикава поднялся, потирая виски, с опущенной спинки кресла. В мозгу пусто, ровно как и в сердце, и он поморщился, разминая шею. Сонно оглянувшись и прикрывая кулаком зевок, огляделся. Иваизуми спал на соседнем сидении, лицом к окну: волосы на затылке торчали во все стороны, колючие, как хвоя, плечи сжаты, колени подтянуты выше. Словно свернулся в клубок, подложив руку под голову. Плед валялся на рычаге. Парла довольно растянулась под покрытым росой лобовым стеклом, предвещая хорошую погоду. В ответ на проснувшегося парня она только подняла голову, вслушиваясь в ощущения, но вскоре вернулась к своему ничегонеделанию.       Оикава закрыл глаза и снова откинулся назад. Спать в машине было не очень приятно: шершавые сидения скребли кожу, как наждачная бумага, ноги постоянно затекали, было то жарко, то холодно — полночи он попросту ворочался туда-сюда, выходил из машины купить воды на бензоколонке, где они остановились на ночлег, и смотрел то в одну сторону дороги, то в другую, ожидая бог знает чего. В конце концов, когда небо уже начало подсвечиваться нежными солнечными лучами и короткая июньская ночь кончилась, он провалился в легкую дрему. Оставалось только помолиться, что следующей ночью ему удастся-таки уснуть.       Немного придя в себя и протерев глаза, Оикава стащил с себя плед и еще раз бросил взгляд на Иваизуми. Тот, словно почувствовав взгляд на себе, со вздохом развернулся на другой бок; у Оикавы сердце упало в пятки и вернулось на место, когда он не услышал ни звука от попутчика. Он, аккуратно, стараясь ничего не испортить, взял в руки плед и накинул на чужие плечи, слегка распрямив складки. Еще раз оглянувшись, он вышел на улицу.       Снаружи было немного прохладно, но солнце заботливо обволакивало лицо Оикавы, шепча шрифтом Брайля на щеках, что новый день начнется хорошо. Оно было так близко, так низко, почти под уровнем радуги, золотое, доброе и щедрое, что парню оставалось только беспомощно улыбнуться.       Через полчаса проснулся Иваизуми: угрюмый, но абсолютно спокойный и по-домашнему теплый (прилепиться к чьему-нибудь телу было долгом самодовольного Тоору) — и они вместе, по настоянию организмов, отправились завтракать на бензоколонку. Парлу держал на руках полицейский, так как Оикава в силу своего смешливого характера норовил то и дело уронить бедное животное на асфальт.        — Боже, я снова жив, — промямлил он с полным ртом, изображая полное блаженство и финальный этап нирваны. — Тако на завтрак — вот чего мне всегда не хватало. Ива-чан, ты чего такой угрюмый? Неужто тебе не нравится?        — Меня бесит твоя рожа с утра пораньше, вот и все, — ответил хмурый Иваизуми, оттаскивая Парлу от своего завтрака. Она уже получила свою порцию, но, похоже, не знала меры, и лапами лезла на стол с колен, чтобы заглянуть в едва наполненные стаканчики из-под кофе. Кафе пустело, и ряд грузовиков за окном значительно уменьшился. Кассир почти спал за стойкой.        — Не нравится — не смотри, — обидчиво надулся Оикава и отхлебнул из своего стаканчика. Его глаза были черны, он смотрел вниз, на оцарапанную поверхность столика, но вскоре выдохнул: — И вообще, не рожа, а лицо.        — Нет, рожа, — упрямился Иваизуми, тоже поднимая глаза. Прищурившись, он протянул руку: — Стой, — и коснулся щеки Оикавы. Тот замер, внимательно следя за плавным движением чужих пальцев и тем, как они коснулись чужих бледных губ. Он сморгнул и непонимающе нахмурился, отодвигаясь подальше, когда Иваизуми бросил в него объяснение: — Кетчуп.        — Оу, — понимающе кивнул он и вернулся к разглядыванию своего напитка в чашке. — Как это мило. Ты так, наверное, с девушками делаешь, да? — легкая ухмылка за краем стаканчика.        — Завязывай с этим, — вдохнул Иваизуми, грозно нахмуриваясь. Кошачьи лапы мягко ступили по столу, из-за кассы блеснул грозный взгляд.        — Завязывать с чем? — невинно улыбнулся Оикава, подпирая щеку рукой. Парла принялась лакать из его стаканчика, однако останавливать ее никто не собирался. — Я просто хочу узнать немного больше о тебе. Хотя бы просто потому, что не представляю, как такое чудовище, как ты, попало в наше измерение. Чисто научный интерес, — он все ниже и ниже сползал, пока совсем не упал подбородком на холодную, неприветливую поверхность столика. Он задумался: — Может, ты вместе с экипажем прошел через кротовую нору в космосе и попал в нашу Солнечную систему, но корабль разбился, и ты был вынужден маскироваться под человека? — он скривился и вздохнул. — Если честно, у тебя плохо выходит.        — Ты что, в инопланетян веришь? — саркастично уточнил Иваизуми, откусывая от своего сандвича. Его стаканчик уже пуст. Оикава моргнул и улыбнулся Парле, которая носом тыкалась ему в макушку. Одна прядь на его голове смешно торчала кверху, напоминая антенну.        — Ага. Типа того, — буркнул он как бы самому себе. Иваизуми, округлив глаза, остановился и уставился на попутчика, который в свою очередь сверлил взглядом свой тако. Зависло неловкое молчание.        -… стоп, что? — в конце концов проговорил он, глотая пережеванный кусок. Оикава поднял глаза, будто бы спрашивая: «Глухой что ли?»        — Верю в инопланетян, — сказал он, поднимаясь и потягиваясь, изображая огромного кота. Он зажмурился, поджимая губы, а потом расслабился, буквально расплываясь на стуле. Он выдохнул: — Точнее, верю в сигнал «Вау» и в то, что там есть кто-то в космосе, — его взгляд чуть прояснился, и он склонился, словно пытаясь заглянуть в душу полицейского. — А ты что, никогда не задумывался над этим?        — У меня не так много времени на это, — немного запоздало нахмурился Иваизуми и протянул руки к кошке. Та, однако, по-быстрому сиганула на грудь к Оикаве, которому только и оставалось, что захихикать. Полицейский приподнял брови и склонил голову, вспоминая: — Хотя я пару раз сталкивался с сектантами. Прямо в твоем стиле.        — Да не сектант я, Ива-чан, честное пионерское! — возмущенно помотал головой парень, прижимая к груди теплый комок нахальства. Его губы театрально сжались, но глаза сияли, словно искры — в них светилась улыбка. — Как ты вообще мог подумать что-то такое про Меня Великолепного?        — Про тебя чего только не подумаешь, — улыбнулся Иваизуми, закидывая в рот остатки сандвича и сползая со стула. Получив прожигающий сталь взгляд от кассира, он по-быстрому подхватил спутника за плечо и, пока тот, глупо улыбаясь, озарял мир, кошку и его затылок великолепием, вышел с бензоколонки. Пара десятков метров, и вот они садятся в машину, Парла — на задние сидения, и Оикава сразу скинул ботинки с ног. Иваизуми повернул ключ зажигания. — И что, «we are not alone»? Зеленые человечки прилетят с миром? Будут зомбировать людей и похищать коров для опытов?        — Вот зря смеешься, Ива-чан, — обидчиво заворчал парень, складывая босые ноги в позу лотоса — это у него иногда получалось на удивление естественно, он легко закидывал каждую стопу на бедро. Машина вырулила с места, и он потянулся, чтобы включить навигатор. — Я в такое тоже не верю. Я же не тупой.        — Верь во что хочешь, — сказал Иваизуми, оборачиваясь на попутчика. В его глазах все еще смеялись черти, но на лице — точеный утренний свет, притушенные тени, и цвет словно перетекал из одной формы в другую, на заднем фоне — асфальт, поле, домишки вдалеке и небо, бескрайнее, и от контраста зрелище казалось еще более странным и притягательным, отчего Оикаве оставалось только опустить глаза и уговорить себя: «Не пялься». Навигатор загодя сказал ехать прямо, не сворачивая. — Мой отец был католиком, но вот мне не передалось. Я с большим желанием верю в что-то понадежнее.        — Это во что, например? — промычал Оикава, вдруг заинтересовавшись своими пальцами на ногах. Он чуть склонился вперед, челка упала на глаза.        — Например, в себя. Тоже вполне себе религия, — ответил водитель. Его взгляд чуть потускнел, словно у изображения убрали резкость, но Оикава не смог догадаться, что тому причиной — его прикрытые глаза или слова, вылетевшие из чужого горла.        — Хах, — усмехнулся он и поднял голову, смотря на дорогу впереди. Едва заметный поворот, и его клонит вбок и в легкую тоску. — А я вот в себя не верю.        — А мне казалось, что ты самоуверенная выскочка, — довольно тихо добавил Иваизуми, но тут же поднял руку: — Без обид.        — Да это так, — махнул рукой Оикава, снимая одну ногу — затекла. Он на секунду поморщился, а после добавил многозначительно: — Само.        — Хочешь сказать, что ты ни в чем не уверен? — уточнил Иваизуми. — При том, что ты забрался ко мне в дом, аккуратно поставил боты у порога спальни, выпросил у меня по договоренности путевку на море, а после всего, что случилось, не веришь в себя?        — Просто хочу сказать, что не могу отвечать за свои действия, — ответил Оикава, сам себе кивая под занудный тон отмазки, но, увидев абсолютно неверящее лицо водителя, он тут же вспыхнул: — Не принимай все в штыки! У меня было непростое детство!        — И твое непростое детство — взлом чужих домов с другими подростками?        — О Господи, Ива-чан. Реально не смешно! — проныл он с кислым лицом, но, воодушевившись, он заглянул в чужие глаза и на секунду просветлел, прежде чем снова через силу натащить маску драматичности.        — Не смешно, если ты этим занимался, — добавил Иваизуми, обгоняя автомобиль модели прошлого века. За окном мелькнул указатель, но они нигде не собирались останавливаться. Бог знает что гнало их на север, будь то уговор или искреннее желание.        — Ива-чан!        — Задолбал со своим «Ива-чан».