Морская глухота

      В воздухе висела тишина, трепыхаясь, как рыба, внезапно выпрыгнувшая на сушу: урчал мотор, слышалось легкое сопение кошки, и низкие вибрации раскалывали голову Оикавы, который уже жалел, что вот так вот сразу выпил кофе, а потом еще и залил в себя банку энергетика, купленного заранее. Он понуро смотрел в окно на мощные горные массивы грозовых облаков вдали, подпирая щеку рукой и чувствуя, как закипает кожа под футболкой, как напряжение колотит по сердцу и как тяжело дышит рядом Иваизуми. Тому, похоже, тоже было несладко в такой духоте в темной футболке и плотных джинсах, к тому же он рулил уже третий час по узкой однополосной дороге меж деревень, куда их завел идиотский допотопный навигатор, не знавший, что половина дорог в его картах уже давным-давно не существует. Но больше всего напрягало то, что мощный шторм, видный у горизонта за полями, надвигался как раз в их сторону.       Однако у Оикавы болела голова, поэтому он предпочел меланхолично забить на это. Он закрыл глаза и отвернулся, пытаясь подремать, чтобы сбить тошноту, но мозг судорожно прокручивал в голове бессмысленные слова и пустые знаки, которые не имели ровно никакого значения — сон никак не шел. В приемнике тихий шепот радио то и дело исчезал под помехами. Бесконечная мысленная активность не давала спать, вертя желаниями, как вздумается. Поэтому парень просто молча уставился на водителя, в который раз очерчивая невидимым контуром подбородок, шею, линию плеч и кистей.       Иваизуми скосил взгляд, и Оикава тут же отвел глаза, сползая ниже и врубая кондиционер на полную. Зажужжал воздух в вентиляции; июнь своей погодой не радовал, и оставалось только возложить свои надежды на июль, начинающийся с завтрашнего дня. Мимо по встречной промелькнул велосипедист, но более никого не было видно.        — Ива-чан, — буркнул Оикава, проверяя телефон. Еще не было и одиннадцати часов, и он снова удивился тому, как рано они выехали со стоянки, где ночевали.        — Что? — откликнулся Иваизуми, откашливаясь от застоя в горле. Он переложил руки в низ руля, в положение «пять-семь», и чуть повернул голову, плавно изгибая шею, отчего вид его стал чуть-чуть менее брутальным и жестким, чем обычно.        — Нам нужно поговорить, — сказал Оикава, вытаскивая из-под себя плед и кидая его назад. Парла, до этого лежавшая на рычаге, вспрыгнула ему на колени, топчась и устаиваясь поудобнее. Иваизуми закатил глаза, снова отворачиваясь к дороге.       — О чем? — спросил он резонно на выдохе, чем поверг спутника в глубокие раздумья. Молчание затянулось, и он вздохнул: — Если не знаешь, о чем, то и не проси.       — Не-не, погоди, сейчас придумаю, — пробормотал торопливо Оикава, поджимая губы. Думать о чем-либо было сущей мукой, и голова у него, казалось, была готова взорваться, поэтому он не хотел особо заморачиваться. — М-м-м, например, о счастье, — в конце концов сказал он, ласково проводя ладонью по мягкой кошачьей спине. — Ты счастлив?       — Нет, — отрезал Иваизуми с готовностью, бросая взгляд на навигатор, который упрямо вел их по полям и по дорогам, в которых больше дыр, чем нормального асфальта. Машина подскочила на какой-то кочке, и они оба подскочили вместе с ней, ударяясь о потолок.       -… а был когда-нибудь счастлив? — уточнил парень, перекрещивая ноги и потирая макушку. Кондиционер теперь дул очень сильно, но лучше от этого не стало — только хуже, ведь теперь его мозги были не просто где-то в ментальном аду, а на самом последнем, заледеневшем уровне.       — Тоже нет, — хмыкнул водитель.       — Не ври, — нахмурился Оикава, подозрительно прищуриваясь и выключая кондиционер. Он внимательно уставился на попутчика, отчего тот слегка поежился.       — И не вру, — упрямо тянул водитель свою шарманку. Оикава раздосадовано сморщился и со скорбным выражением лица человека, который не знает фразы «не выноси мозг», прогундел:       — Ой, да ладно тебе, Ива-чан, быть такого не может, чтобы ты никогда не был счастлив, — его глаза метнулись к горизонту, чтобы снова убедиться в том, что грозовая гряда приближается с чудовищной скоростью. — Каждый из нас хоть когда-либо испытывал счастье!       — Спроси что полегче.       — Может, ты просто не помнишь? Как сны или типа того, — предположил Оикава, снова бросая взгляд в сторону водителя. Тот, однако, был не слишком рад такому развитию разговора.       — Я помню сны, — недовольно отрезал он, резко выворачивая руль, чтобы не сесть в огромную рытвину прямо посреди дороги. Машина вильнула в сторону, и снова серия борьбы голов со стенками салона, и снова Оикава, потирающий макушку, настроение которого, к некоторому счастью Иваизуми, вдруг поменялось.       — Да ну? — удивленно склонился он, шепча свой тихий восторг почти в самое лицо отклонившегося водителя. Кошка все еще довольно лежала у него на руках, свернувшись в калачик. — Прямо помнишь?       — Помню. Правда, некоторые со временем забываются, — подтвердил Иваизуми угрюмо. Оикава, удивленно подняв брови, только охнул:       — Ого… — и замолк.       Наступило молчание. Они сидели, каждый смотря в свою сторону. Разговор исчерпал себя, и Оикаве даже больше не хотелось о чем-либо говорить. Головная боль поутихла, и теперь он мог вести внутренний монолог сам с собой, что, в принципе, тоже было неплохо, пусть и немного обидно и одиноко. Он задумался о том, помнит ли он свои сны. «Не могу припомнить ни одного вразумительного, » — досадливо сознался он сам себе, провожая глазами деревенские домики за окном. Обычно он либо не засыпал особо, либо проваливался в глубочайший сон, из которого вырвать его было не так уж и просто. Никаких сновидений. Никаких мечт.       — Это что, гроза? — вдруг удивленным голосом спросил Иваизуми, склоняясь над рулем, чтобы заглянуть выше под стекло. Оикава, очнувшись, тоже выглянул и заметил, что облака встали совсем близко: уже было видно, как смазывает все густая пелена дождя. Поля вокруг озарила вспышка света, и парень успел пробормотать будто себе в ответ:       — Похоже на то, — прежде чем до них долетел звонкий гром. На стекло упали первые капли, а Иваизуми недовольно цыкнул.       — Придется остановиться, — Оикава обернулся на него, не понимая, шутка это или чисто факт, но когда машина пристроилась ближе к обочине, стало ясно, что все взаправду. — В дождь нельзя ехать.       — Э? Это еще почему? — серьезно недоумевал парень, бросая взгляд на небо. Облакам конца-краю не было, и вокруг стало темно, будто вечер уже подобрался к северным полям, но время — одиннадцатый час дня. Иваизуми угрюмо ответил:       — В машине сломаны дворники. От них никакого проку — только все стекло исцарапают, — отчего Оикава вмиг обратился из непонимания в области неведения в непонимание в духе «как так можно». Парла, до этого лежавшая у него на коленях, встрепенулась и, запрыгнув назад, забралась в свою переноску.       — Блин, как так вышло-то? — растерянно проговорил он, в то время как стекло заполнилось мелкими точками-каплями, которые нещадно барабанили по крыше машины. Водитель уже съехал на заправку, а у парня в голове все не укладывалось. Он обернулся с гримасой тихого ужаса на лице: — Как вообще можно сломать дворники?       — Просто, — вздохнул Иваизуми, не понимая, что он вообще делает в такой ситуации. — Прими как данность.       Машина остановилась на парковке. Мотор заглох, щелкнули ремни безопасности. Водитель высунулся наружу, но тут же сел обратно, стряхивая с ладони дождевые капли. Оикава огляделся: небольшая бензоколонка, всего пара стоек, касса, грузовик с железным, рифленым контейнером, маленький магазинчик всяких безделушек. Полная глубинка, и ни души.       — Переждем здесь, — сказал Иваизуми, оборачиваясь на спутника. Места вдруг стало слишком мало для двух людей и кошки, слишком мало, чтобы все закончилось как-то безкульминационно и по-хорошему. У Оикавы снова разболелась голова, он склонился вперед, почти к коленям, разминаясь и стараясь не взорвать свой мозг излишними задачами.       — Ага, — пробубнил он, вытягивая руки на торпеду и хрустя позвоночником. Затем он обернулся и, протянув руку, позвал Парлу: — Ангелочек, иди сюда. Давай, кис-кис-кис… — кошка, однако, выходить из своего убежища не собиралась. В ответ на ласковый зов она только глубже закопалась в тряпки, служившие ей подстилкой. — Ива-чан, она меня игнорирует!       — Дебил, ей не нравится дождь, — проворчал Иваизуми, проверяя телефон. Связь едва ловила, и навигатор отказался показывать какой-либо путь вообще.       — Это не повод, — буркнул Оикава, вставая на кресло коленями.       — Просто оставь ее, — предупредил водитель, не отрывая взгляда от экрана. Грубо говоря, все было не очень плохо, но и не очень хорошо: судя по новостям, шторм пройдет прямо над ними и исчезнет только к завтрашнему утру. Переждать они переждут, но время будет потеряно, да и путь у них теперь такой, что доедут они (пусть и по полям в безопасности) только через два дня к ближайшему к побережью городу, а оттуда еще час ехать до самого пляжа. Но из мыслей его вырвал мявк Парлы, которая отчаянно сопротивлялась совсем обнаглевшему Оикаве. Иваизуми заскрежетал зубами и изо всех сил пнул попутчика в бок: — Оставь, я сказал!       — Ауч, за что бить-то?! — воскликнул тот, хватаясь за ударенное место. Кошка, воспользовавшись моментом, выскочила из своего убежища и отпрыгнула в самый конец салона, усевшись на багажнике. Дождь уже превратился в ливень и не прекращал оглушительно колотить по стеклам.       — Потому что слов не понимаешь. Оставь бедное животное в покое, — огрызнулся водитель, пряча телефон в карман, и, схватив парня за волосы, оттащил его назад, отчего тот жалобно ойкнул. — Ей и так тяжело, а тут ты.       — Ладно-ладно! Виноват! — взвыл Оикава, хватаясь за чужие руки. — Отпусти! Ива-чан!       — Черт с тобой, — рыкнул водитель, отпуская горе-мучителя. Настроение у него вмиг испортилось, он яростно сжал навигатор в кулаке. Спутник, прочувствовав атмосферу, тут же, вернувшись на свое место, протянул:       — Эм, — он развернулся в кресле и ловко натащил на босые ноги кеды, — я пойду куплю себе футболку. Весь взмок. Тебе чего-нибудь прикупить? — он мотнул головой, кое-как завязав шнурки. — Полегче, я имею в виду.       — Обойдусь.       Оикава поднял на него черные, непроглядные омуты хитрых глаз, но, ничего не сказав и только пожав плечами, выскочил на улицу, тут же рванув под ближайший навес. Иваизуми спокойно вздохнул и откинул голову.       Капли мерно барабанили по стеклам, по железной обшивке автомобиля и об асфальт. Стук окружал Иваизуми со всех сторон, обволакивал и незаметно глушил. Всплохи: звонче и тише, выше и глуше, равномерная масса из неравномерностей. То и дело хрустели низко молнии, гром, отдающий в самое сердце. Сон накатил на веки, но в голове было пусто. Парла села своему спасителю на руки.       Момент остановился.       Причина всех бед вернулась внезапно, буквально спустя десять минут легкого сна: парень резко появился словно из ниоткуда, запрыгнул в салон и хлопнул бедной дверью так, что чуть задремавший водитель с ужасом подпрыгнул на месте.       — Ива-чан! — завопил тот; его глаза лихорадочно сверкали неясным бешенством, мокрый — до нитки, и в руках он держал какой-то дешевый пакет, набитый каким-то тряпьем.       — Что?! — нечленораздельно взвыл Иваизуми.       А Оикава был похож солнце. Он улыбался. И, кажется, был немного пьян. В ухе блестела взявшаяся откуда-то серьга.       — Я тебе шорты купил. Раздевайся, — сказал он, стягивая с себя мокрую насквозь футболку. На бледной спине скользнула черная линия, путаясь, чертя круги и изгибаясь змеей: татуировка. От лопаток ниже, ниже, к самой пояснице, черная, как смоль, паутина точек и линий, ничего неопределенного. Гладкий рельеф спины. Родинки. На плече — пара прыщей. На локте длинный косой шрам, и глаза, вдруг блеснувшие в молнии, странно-туманные и вопрошающие. — Ничего же, что я твою наличку позаимствовал? Я верну…       Иваизуми сглотнул.       Дела приняли странный оборот.