Фордж

Я постоянно думал над тем, что со мной происходило, и никак не мог понять, почему так стремительно менялось настроение. Даже семья начала замечать изменения в моем поведении, я стал очень раздражительным и вспыльчивым, хотя и старался не показывать этого. Все больше и больше я искал уединения и постоянно пропадал где-нибудь, появляясь дома только вечером. Я регулярно медитировал, чтобы хоть слегка погасить постоянное раздражение, а злило меня буквально все. Хорошо еще, что семейство отправилось в Египет по купленной на радостях путевке: еще бы, не каждый день из Гринготтса сообщают, что какой-то дальний родственник, пожелавший остаться неизвестным, перевел семье Уизли миллион галеонов. За деньги гоблины могли сотворить и не такое чудо, лишь бы ущерба репутации банка оно не наносило. Вокруг миллиона поднялся шум, все вокруг гадали, кто, что и как, у отца в отделе провели проверку, впрочем, все быстро утихло. Родители с младшими и Перси уехали отдыхать, а я остался дома один. Мама пыталась меня уговорить поехать с ними, но я отказался наотрез. В отличие от младших, мы с братом рано стали самостоятельными, и я без всяких проблем мог приготовить себе еду, да и вообще был готов к самостоятельной жизни. Причиной, по которой я отказался от поездки, было то, что мне не хотелось отказываться от учебы. Я занимался фактически с утра до вечера, а бывало что прихватывал и часть ночи. Со стороны родителей, думаю, основной причиной согласиться стало сильное изменение моего характера, да и в том, чтобы я остался дома один всего на месяц, не было ничего страшного. Кроме того, отец попросил Амоса Диггори присматривать за мной. * * * Недалеко от Норы рос старый дуб, около которого я с недавних пор полюбил медитировать. Я сидел на плотном ковре сухой листвы между толстых корней, прислонившись спиной к стволу, и, закрыв глаза, слушал, как шумит в кроне дерева ветер. Мое расслабленное состояние вдруг было прервано зудящим сигналом заработавшей следилки. Это заклинание применялось для наблюдения за кем-то или чем-то, а в данном случае за Гарри Поттером. При нашем расставании перед каникулами одна часть плетения была активирована на него и должна была отслеживать резкие скачки настроения, такие, например, как сильный страх. Другая часть в данный момент зудела на грани восприятия, привлекая мое внимание. Я сосредоточился на ней и понял, что Поттер чем-то взбешен. А ведь еще и двух недель не прошло с начала летних каникул. Затем я почувствовал, как скакнул магический фон, и это было плохо, ведь мальчик знал, что в присутствии маглов нельзя колдовать, значит, что-то случилось. На отцовском Форде я быстро добрался до городка Литтл-Уингинг, где жил Гарри. Я выехал на Тисовую улицу, но следилка повела в сторону от дома Дурслей. Миновав его, я увидел Гарри, сидящего на обочине дороги на сундуке. Его что, выгнали? Я подъехал к Поттеру и вышел из машины. В растущих на обочине дороги кустах вдруг раздался хруст, и, взглянув туда, я успел заметить огромную собаку, скрывшуюся в глубине зарослей. Гарри, увидев остановившуюся машину и услышав треск из кустов, испуганно вскочил на ноги, а затем узнал Форд и знакомую черную фигуру. — Фордж! – радостно воскликнул он. — А я думал, ты с семьей в Египте. — И чего я там забыл? – посмотрев еще раз на кусты, я повернулся к нему. – Лучше скажи, здесь ты чего делаешь? — Я ушел из дома, – он рассказал, как довела его до срыва тетушка Мардж и, что с ней стало в результате неконтролируемой вспышки магии. Возвращаться домой он категорически отказался, и мне пришлось забрать его в Нору. * * * К концу следующего дня прилетела сова из Министерства Магии, оказывается, Гарри искали. То, что сова прилетела в Нору, меня совсем не удивило, ведь они обладали потрясающей способностью к поискам адресата. Правда, относилось это только к почтовым совам, которые являлись магическим искусственно выведенным видом, что было известно всем волшебникам. Я написал в Министерство в ответ на полученное письмо, сообщив в нем, где находится потерянный ими ребенок и обстоятельства его побега из дома. Министр Фадж явился собственной персоной и прочитал нам лекцию о том, что убегать из дома безответственно, да еще и в то время, когда Сириус Блэк сбежал из Азкабана и ищет Гарри. Сделав нам внушение и успокоившись, Фадж ушел, заявив, что пришлет Авроров присматривать за нами. А оно мне надо? Зачем мне дома чужие глаза, учиться помешают! Я подумал-подумал, да и наложил на дом чары «Фиделиус», сделав себя хранителем, о чем и известил Фаджа письмом. Пускай ищут. Чары эти мне удалось отыскать в библиотеке Хогвартса, правда, предполагалось, что для них нужна изрядная магическая сила и ученику они не по плечу. Зелья для Лютного я больше не варил, а сосредоточился на изучении заклинаний и теории по аппарированию. Кроме того, я побывал в Гринготтсе еще раз и прошел обряд определения родства. Родители по какой-то причине игнорировали магические обряды, которые, как я знал, проводились над детьми в каждой чистокровной магической семье. Но над детьми Уизли никаких обрядов никто не проводил. Я знал, что наша семья состояла в родстве со многими чистокровными фамилиями Англии: Блэками, Краучами, Яксли и некоторыми другими. У нас дома не было родового гобелена, а в банке Гринготтс был, и я хотел увидеть его. Я знал о том, что за Уизли закрепилось звание «предателей крови», поскольку члены нашей семьи равнодушно относились к статусу крови людей, с которыми общались. То, что многие считали меня предателем крови, мне было безразлично, но я не понимал, как родители могут игнорировать родовую магию, для приобщения к которой и проводится большинство ритуалов над детьми, и поэтому очень хотел эту магию познать. Ничего нового, чего я бы не знал, мне не открылось. Интересна была только реакция Гуммльфорста, гоблина, который и проводил этот обряд. Когда мой значок на родовом гобелене, до проведения обряда бывший, как и у всех детей Уизли, простым контуром, вместо золотого или серебряного стал черным с алыми разводами, у Гуммльфорста просто язык отнялся! На родовом гобелене, как пояснил гоблин, золотым цветом обозначался глава рода и его наследник, а серебряным — обычный член, который имел право на наследование при отсутствии преемника. Значок того, кого принимали в род, кого признавала магия рода, появлялся на гобелене и становился серебряным. Значок того, кто не прошел обряд определения родства, даже если по какой-то причине его приняла магия рода, оставался просто контуром, а умершего или изгоя — тускнел. Но черного, а тем более двуцветного не видел никто и никогда. Как оказалось, никто из гоблинов с таким не сталкивался, и что это означает, они понятия не имели, но пообещали разобраться и сообщить при моем последующем посещении банка. * * * Гарри вволю спал и досыта ел; как оказалось, он неплохо готовил, и теперь мы занимались приготовлением пищи попеременно. У нас был приличный запас круп и овощи с огорода, да и куры неслись постоянно, так что еды нам хватало. Да и я, когда в Гринготтс ходил, принес приличный запас продуктов. Гарри сделал, наконец, задания на лето и пристал ко мне с просьбой поучить его каким-нибудь заклинаниям. Я немного подумал и в первую очередь научил его окклюменции по моему методу, будет у Гарри еще один козырь в рукаве. А проверке того, как он усвоил урок, его подвергнет профессор Снейп, о чем я обязательно попрошу. Мне самому это затруднительно, так как легилимент я довольно слабый. Ну и несколько полезных заклинаний я тоже ему показал. Благодаря совместным занятиям и проживанию мы еще сильнее сблизились, Гарри все больше времени проводил со мной и, похоже, начал воспринимать меня кем-то вроде старшего брата. В день возвращения семейства «Фиделиус» пришлось снять, а то родители не нашли бы Нору, камин-то я тоже заблокировал. Им по возвращении, конечно, досталось, министр, поддерживаемый возмущенным Дамблдором, бесился, рвал и метал, а с нас чего возьмешь? Дети. Зато лето мы провели в свое удовольствие. Настроение Гарри испортил только мой отец, когда Поттер случайно услышал, как он говорит моей маме, что Блэк ищет Гарри для того, чтобы убить. Эта новость, а также подозрительное отношение Дамблдора, заставила крепко призадуматься и меня. На Гарри была, конечно, моя следилка, но что будет, если ее обнаружат и снимут — это ведь совсем не сложно? И я, последовав настойчивым советам собственной паранои, немного усовершенствовал следилку, добавив маленькое заклинание-сюрприз, избавиться от которого было практически невозможно, потому что оно не было активно и ничем не проявило бы себя до снятия основного. Заработает оно только спустя некоторое время после исчезновения активной следилки, а я, со своей стороны, приложу все силы, чтобы вовремя найти мальчишку. * * * И снова мы садимся в Хогвартс-экспресс. Присутствие рядом людей меня по-прежнему раздражало, а тем более их большое количество; я оставался все тем же нелюдимым Форджем. Только Гарри почему-то стал исключением, не злил абсолютно. Я посмотрел на купе, занятые однокурсниками, общаться с которыми совершенно не тянуло, и выбрал более приемлемый вариант: остался в компании своего младшего брата Рона, Гарри и их подруги Гермионы. Они общались между собой, и ко мне никто не приставал. В купе, которое мы облюбовали, на правом диване у окна спал профессор Люпин, это я прочитал на его чемодане. А что, сон — это полезное занятие! Я уселся напротив профессора и, попросив не беспокоить, уснул. Мне снились брат и наши с ним проказы. Вдруг что-то выдернуло меня из сна, и, еще не успев открыть глаза, я почувствовал работу следилки и понял, что Гарри безумно страшно. Я распахнул глаза. Поезд стоял, в купе довольно темно, а в дверях, наклонившись к Гарри, замер дементор, и этот сосун хрипел и тянул из Гарри силу. Я уставился на дементора и, моментально разозлившись, потянулся к нему, пытаясь освободиться от в панике вцепившегося в меня Рона. — А ну оставь ребенка! Дементор поперхнулся, и то, что там у него было под капюшоном, повернулось в мою сторону, а Гарри упал в обморок. И тут, видимо, из-за моего вопля проснулся профессор Люпин. — Экспекто Патронум!!! Дементора унесло в коридор, а когда я оторвал, наконец, от себя невменяемого Рона и выглянул в коридор, его уже и след простыл. Мне безумно хотелось убить этого дементора, но как это сделать, я не знал, и, едва он исчез в коридоре, меня одолели сомнения, можно ли это сделать вообще. Дементоры все же очень опасные твари, мне приходилось читать об этом в книгах. Я снова выглянул в опустевший коридор и, закрыв дверь купе, встретился с изучающим взглядом профессора Люпина. — Не испугался? – он с интересом смотрел на меня. — Нет, абсолютно, — ответил я, и мы принялись приводить в себя Гарри и всех остальных, обсуждая это событие. Шоколад Люпин мне предлагать не стал. * * * Ремус Люпин оказался новым преподавателем ЗОТИ и вообще неплохим человеком. Кроме того, он показал себя таким великолепным рассказчиком, что я слушал его лекции с огромным удовольствием, хоть и изучил преподаваемый им материал еще летом. Профессор объяснял очень своеобразно, с многочисленными примерами и отступлениями, и это было просто интересно. Он хорошо относился к ученикам, а Гарри и вовсе научил заклинанию вызова Патронуса, как оказалось, крайне полезной вещи против дементоров, хотя мне оно почему-то было недоступно. Учеба, как и раньше, давалась легко, и я мог сосредоточиться на том, что интересно, и наконец-то освоил аппарирование. Чтобы заниматься практикой, мне приходилось уходить за защитный периметр Хогвартса, потому как в школе был запрет на аппарацию. Обычно в качестве полигона для этого я использовал небольшой песчаный участок на берегу Черного озера со стороны железной дороги. Он был надежно укрыт кустарником и ни откуда не просматривался. * * * Естественно, были и неприятные моменты, например, дементоры охраняли нашу школу от беглого Сириуса Блэка, а я не мог на них смотреть спокойно, они меня просто бесили! Притом в них чувствовалось что-то темное и какое-то родное, и это бесило меня еще сильнее. Вечерами я часто бродил, исходя злобой, вдоль охраняемого ими периметра и заметил интересную вещь: оказываясь рядом со мной они отступали, словно чего-то опасались. Это меня чрезвычайно заинтересовало, но попробовать напасть я так и не решился, во избежание. Заметил я еще и то, что они не действовали на меня так, как на других. Не боялся я их совершенно. Вместо открытого нападения я решил попробовать дементора поймать, а уж тогда и поэкспериментировать, поэтому капитально окопался в библиотеке. После продолжительных поисков я наткнулся на описание заклинания для отлова магических существ «retiaculis ligare», формирующее специальную сеть, которую можно применять как для отлова одной твари, так и целой стаи, лишь бы удалось собрать их в кучу. Дальше я задумался: вот поймаю дементора, и что мне с ним делать? Решил попробовать на нем различные заклинания и, может быть, ритуалы. Меня волновал еще и вопрос того, сколько дементоров еще продержит здесь Министерство, вдруг Блэка скоро поймают, а возможность поэкспериментировать с дементором упускать не хотелось. И вот долгожданный час настал, и, укрываясь за кустами, я медленно крался вперед, все ближе и ближе к дементорам. Наконец, когда они уже находились прямо надо мной, я произнес заклинание, и серебристая сеть захватила одного из них. Остальные заметили меня, но было уже слишком поздно, да и я начал злиться, управляясь со скрученной добычей, так что они как обычно кружили рядом, но не нападали. Тварь билась в сжимающей ее сети, а я быстро волок ее через охотничий выход василиска в Тайную комнату. Ох, и намучился же я с этим дементором. Не работали на нем заклинания, хоть ты тресни, и даже ритуал по отъему магической силы, что я решился попробовать, не принес желаемого результата, и такая вдруг на меня злость навалилась, что я опять потерял над собой контроль. Когда вспышка ярости прошла, я сидел на полу и, вспоминая, с каким удовольствием тянул из дементора силу, рассматривал рваный плащ да горсть пепла — все, что от него осталось, доэксперементировался, называется. То, что произошло с дементором, напомнило мне о Реддле и Тайной комнате, уж очень эти случаи были похожи, как и их результат. Получалось, что я могу забирать силу любой темной твари и, в результате убив и усвоив новую порцию энергии, становиться немного сильнее? Весь интерес к дементорам у меня сразу пропал, подставляться из-за такой мелочи совершенно не хотелось. * * * Профессор Снейп был весьма удивлен успехами Гарри в окклюменции и теперь обучал его другим методам защиты разума и подтягивал по зельям. Отношения их, всем на удивление, продолжали налаживаться. Профессор возобновил наши занятия по углубленному изучению зельеварения, и я, работая над каким-нибудь зельем, часто видел, как он занимался с Гарри. Как только я узнал, что изучение окклюменции стало продолжаться, сразу понял, что профессор весьма скоро узнает о моем участии в эпопее с Тайной комнатой. Опыта Гарри катастрофически не хватало, и какие-то обрывки его воспоминаний профессор точно должен был увидеть, что вскоре и случилось. Наш разговор произошел после занятий, когда я, оставшись как обычно для варки зелий, нарезал ингредиенты. Профессор Снейп спросил, предварительно наложив на кабинет какие-то чары, что на самом деле произошло в Тайной комнате. Так как я уже имел возможность убедиться, что Северус Снейп был человеком далеко не болтливым, то, немного поколебавшись, практически все рассказал, причем оказалось, что многое для него давно уже не было тайной. Так, благодаря врожденной способности, он давно чувствовал, что от меня очень сильно, гораздо сильнее, по его словам, чем от Волан-де-Морта, несло тьмой. Это стало причиной того, что он присматривался ко мне весь прошлый год. На мой вопрос, почему профессор не доложил обо мне куда следует, он, скривившись, поинтересовался: — А куда следует? – поднялся из-за преподавательского стола и, подойдя к шкафу с ингредиентами, принялся их рассматривать. – Дамблдору, чтобы у него появилась еще одна марионетка для его интриг? Или в Министерство, которое своей политикой медленно, но верно уничтожает магию в Англии? Последние слова он произнес очень тихо, а в голосе его слышалась горечь. — Живите спокойно, — он обернулся и посмотрел на меня своим приводящим в трепет взглядом. – Не стану я никуда сообщать. Я продолжил нарезать ингредиенты для зелья, а он стал проверять работы учеников. Через некоторое время он, закончив проверку, поинтересовался: — К дементорам вы, мистер Уизли, зачем лезете? – и снова поднялся из-за стола и, подойдя ближе, внимательно изучил то, что я нарезал. — Мне не дается заклинание Патронуса, — я, получив его одобрительный кивок, начал разводить огонь и устанавливать котел. – Вот и ищу, как можно их еще отпугнуть или и вовсе уничтожить. Профессор задумчиво прошелся по кабинету. — Попробуйте огонь, — наконец проронил он. — Но профессор, — позволил я себе усомниться, – почему никто до этого не додумался? Он наблюдал, как в котле начинает закипать вода. — Так и не поняли? – спросил он меня немного погодя и задал следующий вопрос: — Кто такие дементоры? Это я помнил хорошо. — Дементоры — одни из отвратительнейших созданий, населяющих магический мир. Они наводняют самые темные, самые омерзительные места и процветают там, где царят упадок и отчаяние. Они высасывают мир, надежду и счастье из окружающего их пространства. Подойди человек к дементору слишком близко, и очень скоро в нем не останется ничего светлого, ничего доброго, никаких радостных воспоминаний, ничего. При возможности дементор будет питаться эмоциями человека до тех пор, пока сможет, и с человеком останутся лишь самые худшие воспоминания его жизни. Считается, что дементоры особенно опасны для магов. Если колдун остается рядом с дементором достаточно долго, то он лишается не только психического здоровья, но и своей магической силы. — Вы практически ответили на свой вопрос, — профессор Снейп взглянул на меня и пояснил: — Обычный огонь не может им сильно навредить, но отгоняет. А вот от воздействия дементора, в отличие от Патронуса, огонь защитить не может, потому его и не применяют. Профессор наклонился ко мне и негромко произнес: — Но вас ведь они не пугают. Профессор Снейп рассказал, что от воздействия дементора (но не от поцелуя) может защитить и окклюменция, только окклюмент должен быть очень сильным, и по моей просьбе научил меня нескольким эффективным заклинаниям, в том числе и заклинанию «Огненный кнут». Причем для того, чтобы огненное заклинание стало эффективным против дементоров, в него, как и в любое из непростительных, следовало вложить необходимые чувства, а именно сильное желание убить. * * * Ко мне опять перебрался Гарри, теперь вместе со своей кроватью, мотивировав переезд тем, что боится Блэка, тот, мол, в спальню Гриффиндора пробраться умудрился. Преподаватели долго об этом случае говорили, но как он проник в замок, им выяснить так и не удалось. А рассказ Полной Леди, портрет которой Блэк в ярости разрезал ножом, я слышал лично, так как не поленился к ней сходить. Разозлился я тогда основательно, но что толку, Блэка в пределах досягаемости не было, я специально весь замок с помощью Карты осмотрел. Директор переезду Поттера ко мне сопротивлялся долго и уступил только после того, как к нам присоединилась профессор МакГонагалл, заявившая, что, во-первых, Блэк не знает, где расположена моя комната, во-вторых, Поттер и раньше иногда жил у меня, и в-третьих, она сама наложит на дверь в комнату защитные и запирающие чары, которые будут пропускать только нас двоих. Теперь я каждую ночь поглядывал на Карту, — на Гарри, кстати, она произвела неизгладимое впечатление, — но Блэка в Хогвартсе нет. * * * Сегодня у нас первая дуэль с профессором Снейпом. Удалось договориться с ним потренировать меня, и, как оказалось, я пока неважный боец: при всем многообразии применяемых заклинаний мне не хватает опыта. Правда, магию использовал я примерно в половину силы, а заклинаний и вовсе большую часть показать не мог, запрещены. Но проблема ясна, будем ее исправлять. Гарри, которого, в свою очередь, начал понемногу тренировать я, держался неплохо, но пока только на уровне студента третьего года обучения, хотя из него неплохой ученик получился: заклинания он усваивал быстро, и силой обделен не был. Улучшив момент, я наведался в Гринготтс, можно было, конечно, написать письмо, но доверять почте столь странную информацию не хотелось. Увы, посещение оказалось безрезультатно, гоблины все еще разбирались и ничего по моему вопросу сообщить не могли, а вернувшись к себе, я обнаружил на кровати плачущего Гарри. Я уселся рядом и, погладив его по голове, спросил, что же его так расстроило. — Он предал их! – закричал мальчик. — Блэк — мой крестный, и он предал моих родителей! – от Гарри пахнуло ненавистью. – И когда он меня найдет, я убью его! Он уткнулся в подушку, и плечи опять затряслись. Я сидел рядом, пока плач не утих, а затем прошептал сонное заклинание. Гарри спал до позднего вечера, а я, сидя за столом, едва паром не исходил от злости, а затем вдруг кое-что вспомнил и, успокоившись, сходил на кухню и накрыл на стол. Поттер проснулся, когда уже совсем стемнело, и, усевшись напротив, вяло начал есть. Он был все еще слишком расстроен. — Что-то в этой истории с Блэком не вяжется, – я смотрел, как Гарри ест. Он замер и недоверчиво посмотрел на меня. — Ты ведь помнишь, Гарри, что Уизли чистокровная семья? – он кивнул. — Так вот, когда мне было лет шесть, была у нас интересная книга, потом ее, к сожалению, продали. Я ненадолго замолчал, вспоминая. — В ней описывались обряды, проводимые над детьми в волшебных семьях, и помнится мне, о крестных говорилось, что не могут они причинить вред крестнику, вроде сама магия убивает их. Я посмотрел в широко распахнутые глаза Гарри. — Я, конечно, могу ошибаться, но что мешает это проверить? И если все сойдется, то значит, или Блэк никак не мог предать Поттеров, или он не был твоим крестным. А это, думаю, смогут уточнить гоблины в Гринготтсе, вот этим завтра и займемся, а сейчас ложись спать. И ведь сошлось, не знаю, что там с убийством Блэком маглов и Питера Петтигрю, а Поттеров предать он совершенно точно не мог. * * * Через несколько дней меня вызвал к себе Дамблдор да как начал допрашивать, зачем это я копаюсь в деле Блэка. Да еще легилименцией по мозгам, бесполезно, правда. И надо же было так совпасть, в самый разгар этого разговора пришел сигнал со следилки Гарри! Мальчик боялся, затем злился, а директор все не унимался и чай мне подсовывал. Гарри вроде успокоился, но меня насторожило то, что эмоции были слишком яркими — к примеру, простая ссора их вызвать не могла, а кроме того в какой-то момент я почувствовал исходящую от него сильную ненависть. Спрашивается, кого мог Поттер ненавидеть в школе, где даже Драко Малфой, его вечная заноза, таких эмоций вызвать не мог? Подумав о Блэке, я начал злиться, а это в присутствии Дамблдора могло плохо закончиться. Я попытался отвлечься, наблюдая за директором, который разливал чай. «Какой восхитительный чай… — думал я, наблюдая, как от последней капли, упавшей в чашку, расходятся круги. – А какой аромат», — вот тут все и началось, я узнал идущий от чая запах. Так пахнуть могла только сыворотка правды! Уж ее-то я на дополнительных занятиях у профессора Снейпа понюхать успел и даже варил как-то. А директор, подвинув мне кружку, ласково улыбнулся и сверкнул очками-половинками. — Пей, мой мальчик. Только я хотел вежливо отказаться, как почувствовал, что Гарри опять испугался, и испуг его быстро переходил в панику. Во мне в ответ на это, пока еще глубоко внутри, заворочалось бешенство, и я решил, будь что будет, но это надо прекращать, а-то уже звереть начинаю. Демонстративно принюхавшись к чаю, отчего директор напрягся, я отставил чашку в сторону и с раздраженным видом молча пошел к выходу. Я прекрасно понимал, что нарываюсь, и думал, что директор меня Обливиэйтом наградит, но пронесло, даже не остановил, что для него было совсем не характерно. * * * Когда я вышел из замка, Гарри уже не просто боялся, он умирал от ужаса!!! Бегом я понесся прочь от школы за сигналом следилки. Он усиливался, и я, не успев сбить дыхание, проломился сквозь возникшие на пути кусты. Твою мать! Передо мной открылось покрытое льдом озеро — и это в мае? На берегу неподвижно лежал какой-то человек, а рядом слабо светился Патронус Гарри. Сам он стоял на коленях, вскинув палочку вверх, и сдерживал целую тучу дементоров, которые вились вокруг. Вдруг свет Патронуса погас, и дементоры ринулись вперед; еще немного, и будет поздно! — Retiaculis Ligare! – постаравшись влить в заклинание побольше силы, проревел я чудовищным от ярости голосом, от которого даже эхо по оврагам пошло. Серебристая гигантская сеть захватила почти половину шайки дементоров и начала сжиматься. Сам я бросился к тем, что остались рядом с Гарри, — не мог, к сожалению, охватить всех дементоров, тогда и он бы попал в сеть. Гарри откинулся навзничь и, видимо, потерял сознание. Я встал над ним и, применив «Огненный кнут», хлестнул им налетающих тварей, но их было слишком много, оборонять Гарри и незнакомца одновременно оказалось тяжело. Я разрывался между ними, но успевал лишь с огромным трудом. Хорошо, что душу вытянуть быстро дементоры не могли, точно бы обоих не защитил, хоть и лежали они рядом. Каждая тварь старалась дотянуться до лица Гарри или незнакомца и, с хрипом втягивая воздух, пробовала вытянуть душу, но пока получала лишь удар обжигающего кнута. Они отскакивали в сторону и через мгновение вновь устремлялись к добыче, закручивая вокруг меня своеобразный хоровод. Вспомнились рекомендации профессора Снейпа, и я, орудуя кнутом, вдруг дико захохотал. Во мне вместо намерения защитить и отогнать внезапно проснулось желание убить, уничтожить все вокруг. А дементоры, озверев от близости пищи, меня совсем не боялись и лезли напролом, отчего ярость во мне зашкаливала, и я почувствовал, как внезапным рывком увеличилась моя магическая сила. Дементоры собрались вокруг меня, их было столько, что кнута уже не хватало, и отовсюду выныривали их хрипящие головы. От ярости я почти не понимал, что творю, и применил вдруг заклинание, которое в спокойном состоянии в такой ситуации не стал бы использовать никогда. Правая рука поднялась вверх, и я выкрикнул: «Furentibus flammis», — влив в него всю доступную мне силу и вложив всю свою ярость и неистовое желание убивать. Оно на удивление быстро активировалось, а дальше я увидел чудовищное огненное кольцо, которое вдруг взорвалось, и ревущий огненный вал скрыл все вокруг. Через некоторое время я обнаружил себя лежащим на спине и, открыв глаза, увидел в небе надо собой потрясающе яркие звезды. Дальше был провал. Окончательно в себя я пришел уже в больничном крыле. * * * Вокруг хлопотала мадам Помфри, а я ощутил какую-то странную пустоту и, прислушавшись к себе, вдруг понял, что исчезло раздражение, уже давно ставшее для меня привычным. В больничном крыле я был один, и на мой вопрос мадам Помфри ответила, что лежу уже пятый день, а Поттера давно отправили на занятия. Слава Мерлину, он жив! Мадам Помфри покормила меня, от слабости я не мог держать ложку. Затем, видимо, под действием какого-то зелья, я спокойно заснул. На следующий вечер пришел Гарри и, с улыбкой глядя на меня, уселся рядом на стул. — Как ты умудрился такое сотворить? – заинтересованно спросил он. – Я ходил смотреть, там и деревья-то, окружающие озеро, обратились в пепел. Директору и учителям пришлось долго тушить лес. Я рассказал, как было дело, а затем, вздохнув, спросил: — Ты хоть понимаешь, что бы с тобой было, если бы я не успел или не смог бы тебя найти? Улыбка исчезла с его лица, и он, опустив голову, с минуту сидел с виноватым видом, затем открыл рот, собираясь заговорить, и… * * * В этот момент, прерывая Гарри, в больничное крыло зашел профессор Дамблдор и, выпроводив мальчика, принялся расспрашивать меня сам. Его интересовало буквально все: и как я узнал, что с Гарри что-то неладно, и как его нашел, и что за заклинания применял. Пришлось рассказать о следилке и о странном эффекте при применении «Furentibus flammis», которое обычно активируется медленно и распространяется только в одном направлении. Директор согласно покивал на мое предположение о том, что я вложил в него слишком много энергии. Какое-то время он задумчиво сидел и теребил бороду, а затем принялся возводить словесные кружева и ходить кругами около моего отношения к Волан-де-Морту и Пожирателям смерти, и я понял, что старик что-то на мой счет замыслил. Я не хотел принимать участия в его играх, а потому начал жаловаться на сильную слабость и то, что совсем не могу колдовать. Это, кстати, практически было правдой, я действительно, когда проснулся ночью в темноте, не смог даже Люмос зажечь и быстро перебрал и перепробовал все самые легкие заклинания, какие только знал, но в ответ не получил ничего. Растерявшись, я просто подумал, что хочу видеть в темноте, и увидел все вокруг в неестественных красноватых тонах, как когда-то видел Реддла в Тайной комнате. То есть магия во мне была, только проявлялась она как-то не так, ведь ни одно заклинание так и не заработало. Опасаясь экспериментировать дальше, ведь все вокруг было опутано чарами, я незаметно для себя уснул опять. Дамблдор, услышав мою жалобу, позвал мадам Помфри и чуть погодя профессора Снейпа, и следующие дни меня начали отпаивать зельями от магического истощения, но это не помогло. Дамблдор ходил с недовольным видом, видимо, рушились какие-то его планы. Мадам Помфри меня жалела и уговаривала директора вызвать специалистов из Мунго, что, в конце концов, и было сделано. На вопрос колдомедика, почему не сразу вызвали, директор буркнул, что с магическим истощением и в школе неоднократно приходилось бороться. Профессор Снейп загадочно поглядывал на меня, и когда на него никто не смотрел, по его губам змеилась слабая улыбка, он явно что-то понял. * * * Меня перевели в Мунго. Но и там, после месяца лечения, результата не было, и колдомедики вынесли заключение: перегорел, не полностью сформированное ядро подростка, мое, то есть, не выдержало перерасхода магии и распалось. Они развели руками, мол, ничего нельзя сделать, мальчик — сквиб. Я про себя улыбался, они это и тогда, два года назад говорили. Дамблдор отступился, родители были в шоке, а я ждал, когда же меня оставят в покое и я смогу, наконец, вдоволь поэкспериментировать и понять, что же во мне действительно изменилось. Одно было совершенно точно, я понял это после нескольких бессонных ночей: полностью исчезла раздражительность и вспышки гнева, более того, им на смену пришло абсолютное спокойствие и в чем-то даже равнодушие, например, меня совсем не беспокоила окружающая суета и, практически не трогало отчаяние родителей. В тот момент, когда огненный вал сжигал дементоров и все вокруг, я изменился, но изменения эти еще нужно было осознать. Но одно было ясно уже сейчас: я больше не хотел возвращаться в Хогвартс.