Пепел крыльев

Нанами оглядывается, умоляюще смотрит на Джиро, на Ботанмару, на Томоэ, на Мидзуки, но никто не может помочь, и она тоже не может, потому что всем известно: крылья тенгу не заживают. − Вы способны кое-что сделать для него, − говорит Джиро, и в Нанами вспыхивает надежда, но следующие слова главного тенгу перечёркивают её: − Он успел попросить, чтобы его крылья отрезали после того, как они превратятся в мешок бесполезных костей и кожи. Сказал, что лучше жить вовсе без них, чем с этим грузом на спине, напоминанием о собственной глупости. Хотя бы однажды он принял мудрое решение… Не удивлюсь, если ему будет приятнее стать калекой от твоих рук, бог земли. Джиро улыбается так странно, будто только что намекнул на какую-то страшную тайну. Шерсть на хвосте Томоэ становится дыбом, когда он понимает, что именно тот имел в виду. Впрочем, для Томоэ это не новость; ни для кого не новость, что каждый, кто узнаёт Момодзоно Нанами, не может её не полюбить. Ни для кого, кроме самой Нанами. Томоэ не хочет делить её с кем бы то ни было, но сейчас не время думать только о себе и поддаваться чужим провокациям. − Оставьте нас одних, − твёрдо говорит Нанами, и Джиро, который в своё время тоже дал слабину и не устоял перед её добротой и упорством, неожиданно подчиняется. − Ты что… правда собираешься отрезать ему крылья? — испуганно спрашивает Мидзуки. Нанами качает головой. − Я собираюсь этого не допустить. − Но как? — продолжает допытываться тот. Нанами пока ещё не знает. Но это вовсе не означает, что всё потеряно, потому что уже не раз и не два нужные решения были отысканы, открыты, подсказаны в самый последний момент. Так происходит и в этот раз. − Мне кажется, я знаю один способ, − шепчет Ботанмару, когда убеждается, что Джиро не может подслушать их разговор. — Не так давно я рылся в старых книгах… Хотел отыскать способ сделать свои крылья более сильными и выносливыми, чтобы наконец-то научиться летать. — Щёки молодого тенгу стыдливо розовеют. — Так вот, в одной из глав я прочитал, что утраченные крылья тенгу можно вернуть, если повернуть время вспять… нет, не так. Не вспять… − лихорадочно бормочет Ботанмару и трёт сморщившийся от усилий лоб. Никто его не торопит. Кроме Курамы, который делает это бессознательно, одним своим видом. — Я вспомнил!.. Пройти время заново. Помочь родиться, вырастить и сохранить. Вот что там было написано. − Ты понимаешь, что это значит, Нанами? — бурчит Томоэ. − Нет, − признаётся она, но всё равно улыбается. — Но разгадки обычно приходят сами. Главное — начать. Я попробую. − Попробуешь что? — продолжает допытываться лис. Нанами подходит ближе к Кураме и касается пальцами его лба. − Там было написано, что почти никому это не удавалось, − грустно добавляет Ботанмару, но Нанами только отмахивается. Она попыталась бы, даже если не удавалось никому. Даже если это было бы строго-настрого запрещено. − Я уже перемещалась во времени, помнишь, Томоэ? — И Томоэ отводит глаза, неудержимо краснея от воспоминаний. — В тот раз мне помог Микаге. Может быть, пришло время справиться с этой задачей самой. − Есть ещё одно условие, − настороженно пыхтит Ботанмару. Нанами забывает слушать. Она сжимает в пальцах одно из перьев, и то стремительно нагревается, превращаясь в проводника. Момодзоно не знает точно, что именно происходит, что случится в следующий миг, но она сосредоточена на главном. Может быть, это и значит быть богом — выполнять любую цель, не продумывая заранее деталей стратегии? Перо обжигает пальцы, пульсирует в них, бьётся, как крошечное живое сердце, и увлекает Нанами за собой, прорывая пелену прошедших дней. − Ты не спросила про условие!.. — кричит вслед Ботанмару, но Нанами уже не суждено его услышать. Когда Нанами открывает глаза, ей кажется, что она вовсе и не шагнула сквозь года. Горы не из тех мест, которые изменяются быстро. Но она знает, что прыгнула назад, потому что осталась совсем одна; рядом нет ни Томоэ, ни Мидзуки, ни Ботанмару, ни Курамы. Вернее, Курама есть. Маленький тенгу, скорчившийся у горного ручья за камнем. Нанами слышит его всхлип и торопится на помощь, хочет обнять, подбодрить, успокоить, но Курама не поднимает головы, не слышит её шагов, не чувствует её руки на своём плече. Нанами не переместилась во времени — не целиком, только её образ, её душа, её слепок. Может быть, всё дело в том, что она ещё недостаточно сильна и не смогла справиться полностью с этой сложной задачей. А может быть, это вовсе не настоящее прошлое Курамы, а всего лишь воспоминание, иллюзия. Иллюзия или нет, Нанами не может оставаться в стороне. Курама – нет, пока ещё Шинджиро — вздрагивает, хнычет едва слышно и тянется рукой к спине, откуда, как крошечные побеги из земли, выглядывают крохотные крылья. Слабые, скукоженные, мокрые, как только-только вылупившийся цыплёнок, они пробивают себе путь наружу, сквозь плоть и кожу. Раньше Нанами не могла и подумать ни о чём подобном. Птицы рождаются с крыльями, обращая на них не больше внимания, чем змеи — на собственные хвосты, а рыбы — на жабры. Тенгу становятся крылатыми медленно, следя за каждым новым пёрышком, превозмогая боль. Первый шаг — помочь родиться. Нанами невидима и неслышима, но она сделает это во что бы то ни стало.