Всегда

— Цисси, ты видела плакаты Антонина? Очень остроумно, — заявила Беллатриса, усаживаясь в кресло, предложенное Грегори Гойлом. При этом самого Гойла она словно и не заметила. — А шоколад пробовала уже? Он прислал мне коробку, весьма любезно. Драко невольно повернул голову в сторону Эдиты Бёрк: каково ей слышать имя убийцы сына? — Какой неловкий юноша! — восклицание Беллатрисы прозвучало слишком громко. Грегори Гойл стоял, красный до ушей: только что он прищемил ножкой кресла платье вдовы Лестрейндж. Она выдернула ткань грубым рывком. Грегори пробормотал извинения, которые никто не слушал: Беллатриса уже вернулась к беседе с сестрой. Эмили Кливен одарила юношу насмешливым взглядом. Эта девушка сидела в нём занозой со дня, когда он впервые увидел её. Мечты о Дафне Гринграсс были выплюнуты, как потерявшая вкус жевательная резинка. Он вертелся вокруг Эмили Кливен и старался подольститься к Беллатрисе, которая почти не отпускала от себя воспитанницу. Если вдова Лестрейндж принимала знаки внимания молодого Гойла как само собой разумеющееся, то в глазах Эмили Драко видел открытую, почти пылающую неприязнь. Если бы Драко верил в искренность чувств Гойла, то стал бы отговаривать его от этих ухаживаний, как друг. Однако таким же голодным взглядом, как сейчас на Эмили, Гойл смотрел и на других девушек. Вообще на всех девушек. Особенно тех, которые слишком хороши для него. Ещё в школе. Снимать напряжение он таскался на "дополнительные занятия" к Кэрроу. Драко делал вид, что не замечает этой очевидной связи — но, может быть, уже тогда дружба между ними дала трещину. В день, когда Винсент Крэбб сгорел в Выручай-комнате, остатки дружбы сгорели там же. Грегори не выразил сильной скорби по погибшему другу — ни сразу, ни позже, ни когда все сроки пребывания в шоке вышли. Драко сомневался, что он вообще скорбел, этот самодовольный, похотливый ломоть сала. — Да не конфеты. Коробку плиток, — продолжала Беллатриса. — Ящик с клеймом мануфактуры. Я прикажу Никелю доставить сюда несколько штук. Кстати, Антонин приглашён? Эльф склонился в поклоне и исчез. Нарцисса мягко заметила, что Долохов порой ведёт себя чересчур импульсивно, и ей как хозяйке не хотелось бы иметь дело с последствиями, поэтому — нет, он не включён в список гостей. — О, сестра! Узнаю тебя, — хрипло рассмеялась Беллатриса. — Когда это тебе приходилось иметь дело хоть с какими-нибудь последствиями? Нарцисса промолчала. Драко вновь посмотрел на Эдиту Бёрк. Если женщина и была задета бестактностью его тётки, она ничем не выдала эмоций. Её левая ладонь покоилась на округлившемся животе, а пальцы правой небрежно скользили по строкам книги. Когда горе постигло семью Бёрков, Нарцисса Малфой приняла участие в судьбе дальней родственницы, и Эдита стала частой гостьей в поместье. Её обычно сопровождала сестра мужа. Сам он не показывался, оставаясь верным своему нелюдимому нраву, но за заботу о жене был благодарен. Беременность Эдиты, позднюю и трудную, наблюдал семейный врач Малфоев. Вид беременной женщины смущал Драко. Он думал о своей будущей жене, которая тоже будет ходить с круглым животом, а ещё с таким особенным выражением лица, преисполненным гордости, и все будут знать, что произошло между ней и Драко Малфоем. Почему-то это было неприятно. И чем дольше он задерживался на этой мысли, тем сильнее мрачнел. Астория, стараясь развлечь жениха, предложила игру в фанты. Идею подхватили, и вскоре комната огласилась смехом: первый фант достался Маргарет О'Шейн, и она пыталась нарисовать мантикору, держа карандаш в зубах. Драко отстранённо отметил, что выглядит это... неправдоподобно. Казалось, Маргарет снисходит к принятым в обществе забавам. То, что сам он сидел мрачнее тучи, в расчёт не шло: у него были на то причины. А вот Маргарет — она вечно строит из себя невесть какую строгую даму! Внезапное воспоминание поразило Драко: Геката Прюитт и Маргарет, тогда ещё Ли, хохоча, несутся к выходу из факультетской гостиной; Геката размахивает пакетом с орешками, отвоёванным, кстати, у него. Они всегда смеялись. Всегда шутили, даже над ним — мало кто на это осмеливался. Она всегда витала в облаках. Так откуда это впечатление серьёзности, взрослости?.. Драко вздрогнул: Астория толкала его под бок. — Тяни, Драко, ну же! — Тори, я... Карие глаза смотрели пристально и нежно, было бы просто свинством встать и уйти сейчас. Он сунул руку в шляпу. "Нарисовать выдуманное животное!" — объявила записка, зачарованная под вещатель. И, вспыхнув, рассыпалась искрами. — Я не умею рисовать, — вырвалось у Драко. — Здесь никто не художник, — шепнула Астория. — Я не умею придумывать животных, — ответил он так же шёпотом. Потом сдался. Обмакнул перо и прикрыл лист ладонью, а когда убрал ладонь — на листе красовалась птичка с человеческими глазами и волчьими лапами. И улыбкой чуть ниже клюва. Драко молча подвинул листок в центр круга, но продолжал смотреть на него издали, с задумчивым прищуром, и странное, неуютное чувство овладело игроками. Поспешили вытащить следующий фант. "Нарисовать портрет того, кто сидит напротив", — озвучила записка. У Драко вырвался идиотский смешок. Грегори, враждебно косясь на шляпу, начал рисовать Эмили Кливен. В начале игры он нарочно уселся напротив, надеясь, что его фант как-то будет связан с девушкой, или её фант — с ним, но сейчас ему уже не казалось это романтичным, скорее, то был отличный случай выглядеть глупо. Разозлившись, Грегори смял листок и швырнул его в камин. — Так нечестно! — капризным тоном заметила Дафна. Грегори взял новый лист и быстро намалевал на нём палочного человечка в юбке и с бантиком на голове. — Вот, — буркнул он, выкладывая листок на середину. — Нечестно! — повторила Дафна и надула губки. — Задание было — портрет. Предлагаю не засчитывать. — Это ты что ли — гений-автор фанта? — вконец осерчал Гойл. — Вот и нет! Просто это был интересный фант, а ты его испортил. — Давайте тянуть дальше, — устало вставил Драко. — Грега нужно оштрафовать, иначе это не по правилам, — настаивала Дафна. Она повернулась к сестре: — Тори, ты ведущая. Оштрафуй его! — Дафна, это только первый круг, — примирительно возразила Астория. — Нет такого правила про первый круг! Драко посмотрел на Эмили Кливен. Она наблюдала за ссорой невозмутимо и, казалось, с некоторым удовольствием. Ему стало не по себе. Захотелось исчезнуть отсюда. Эмили улыбнулась ему, приподняв уголки губ. Тем временем Дафна всё же уняла обуявшую её жажду справедливости и, по инерции хмурясь, вытащила фант. "Нарисовать автопортрет!" — раздалось над головами собравшихся. Маргарет поднялась со своего места. — Простите, друзья, — сказала она. — Мне душно. Я хотела бы пройтись перед сном. — Я провожу, — сказал Драко, поднимаясь следом за ней. — Дом Малфоев может быть опасен для чужих в это время ночи и года. Тори, я скоро вернусь. Астория одарила жениха сияющей улыбкой. Слишком сияющей, чтобы быть непритворной. - - - Он уходил всё дальше по заметённым дорожкам, между деревьев, обросших снегом, как шерстью, под небом, усыпанным звёздами, вслед за девушкой. В какой-то момент она перестала быть Маргарет, стала просто Девушкой, волшебным существом, проводником по преддвериям царства зимы. Ему казалось, что снег под её шагами поёт, а замёрзшие ветки вторят тихим перезвоном. Возле пруда стояли скамейки и росли розовые кусты, на одном из которых сохранился цветок, бледный и заиндевевший. Здесь она остановилась. Драко остановился тоже и тронул цветок пальцем. На подушечке осталась капля. — Не обязательно идти за мной, — сказала Девушка, поворачиваясь к нему лицом и превращаясь обратно в Маргарет. — Я же сказал, — усмехнулся он, — дом Малфоев... Она махнула рукой, прерывая его. — Может, и так. А, может, это я тебя выручила. Ты почти уже вёл себя неприлично. — Спасибо. — Я и правда спрячусь в своей комнате, — сказала Маргарет. — А вот тебе придётся вернуться. — Да, но я уже проветрил голову, — отозвался он, следя, как она прикладывает ладонь к снежному покрову скамейки, оставляя отпечатки. — Как ты это делаешь? — М? — она не прервала своего монотонного занятия. — Как вы с Прюитт это всё время делаете? — переспросил он. — Магия без магии. Эта сказка, в которую остальные люди попадают изредка и с краешку, а у вас там вся жизнь проходит. Лавгуд — с ней понятно, она сумасшедшая, но ты-то нормальная... Маргарет не отвечала. — Я устал, — сказал он со злостью, как будто она была в этом виновата. — Я как будто всё время спал в картонной коробке. — Да ладно, — она пожала плечами. — Просто у тебя всегда всё было. И, с одной стороны, это обязывает, забирает свободу. С другой стороны, а ты хотел бы получить такую свободу? Когда близкие умерли, друзья отвернулись? Когда дом разрушен, и счёт в банке заблокирован? Когда книги, которые тебе приходилось читать из-под палки, продают на развале в Лютном? Она говорила распевным и низким голосом, будто рассказывала страшную сказку. — Мой дом... — произнёс он тоскливо. — Ты не можешь себе представить, как это было. Ты даже приблизительно не можешь себе представить. — Почему же, — она подняла задумчивый взгляд на светящиеся окна, — я же видела. — Ты ничего не видела, тебе ясно?! — он схватил её за локоть. Он рычал ей в лицо. — Тебя не было здесь каждый день. — Слушай, — она попыталась отодвинуться, но он держал крепко, и тогда она, наоборот, придвинула лицо вплотную, чуть поднявшись на цыпочки, чтобы смотреть не снизу вверх. — Слушай, я уверена, предки Малфоев тоже пытали пленников. Он разжал пальцы и посмотрел на освещённые окна. Маргарет потёрла локоть. — И — да, меня не было здесь каждый день, — согласилась она. — Но сейчас здесь ничто не напоминает о тех днях. — Это не так, — он мрачно покачал головой. — Это совсем не так. - - - Когда Драко вернулся, оказалось, что к собранию присоединились новые гости — Теодор Нотт с отцом. После воцарения Тёмного Лорда Ансельм Нотт получил назначение послом в Мексику. Тогда многие восприняли это как изгнание, но вот он вернулся, уверенный в себе и спокойный. Отдав дань внимания обществу дам, он уединился с Люциусом в кабинете. Его сын прервал унылые фанты и теперь одаривал старых друзей амулетами и сладостями. Дафна была в полном восторге. Она теребила Тео, прося то показать какое-нибудь ацтекское волшебство, то спеть на испанском, то рассказать о Дороге Мёртвых. Он смеялся и обещал, что постепенно выполнит все просьбы, но не сразу... При появлении Драко он вскочил, рассыпав с колен остатки подарков. Друзья обнялись. Драко испытывал неловкость, оказавшись в центре эмоциональной бури Нотта, в то время как сам он даже не вспоминал о нём. Теодор изменился, не только став более откровенным и напористым в выражении эмоций, но даже внешне. Он загорел, похудел, вытянулся. Он был одет во всё чёрное — кроме ботинок. Они были вырвиглазного зелёного цвета, вручную расписанные бабочками. — Ты сам их разрисовал? — спросил Драко. — Да, я... забавно, правда? — Теодор широко улыбнулся. — Могу тебе тоже разрисовать. — Разрисуй мне, — Дафна приподняла подол, демонстрируя изящную закрытую туфельку кремового цвета. — И мне, — неожиданно подала голос Эмили Кливен. — Только не бабочек. Ты можешь нарисовать многоножку?