Всегда

— Хагрида ты позволил забрать в Азкабан, — сквозь зубы прорычал Снейп. — Ничего мне не говори. К фамильярному обращению Дамблдор отнёсся невозмутимо, пожал плечами и поёрзал, устраиваясь в нарисованном кресле. — Ничего мне не говори, — повторил Снейп и поёрзал тоже. Сидеть ему было неудобно, затёкшие мышцы покалывало, как будто в кресло набились сухие крошки. — Власть, понятая как господство — или власть, понятая как ответственность... — зевнув, проговорил Дамблдор. Снейп мутно посмотрел на него — и подавил зевок с таким усилием, что лязгнули зубы. — Знакомая герцогиня рассказала анекдот, — пояснил Дамблдор. Снял очки и подышал на стёкла. — А что, Северус, из Норвегии ответа не было? — Альбус, я занят, — сказал Снейп со злостью. Он взмахнул палочкой, отправляя испорченные туфли Кэрроу в ведро для бумаг. Дамблдор проверил очки на свет и ещё раз хорошенько протёр их рукавом. — Что касается Хагрида... — начал он. — Я занят, — измученно простонал Снейп. — Я работаю. — Ты пропустил завтрак и обед. — Я пропустил момент, когда всё пошло наперекосяк! — Ты пропустил завтрак и обед, — повторил Дамблдор с мягким укором. Снейп яростно потёр лицо. Его ноздрей вдруг коснулся запах говяжьего бульона и свежего хлеба. Он хмуро посмотрел на бывшего директора, прикидывая, способен ли портрет создать такую иллюзию. Взъерошенная сова влетела в форточку, швырнула на директорский стол конверт и уселась, отряхиваясь, на латунный меридиан огромного глобуса по ягеллонскому образцу. Снейп разорвал конверт, хотя уже по внешнему виду понял, что там лежит нечто совершенно неуместное в текущих обстоятельствах — официальное приглашение на празднование Рождества к Малфоям. "Там будет утка, — вдруг отчётливо пронеслось у него в голове, — с тыквой и яблоками". - - - Чашка стояла нетронутой так долго, что сливки в ней успели расслоиться. Минерва МакГонагалл выловила кошачий волосок, застрявший в верхнем жирном слое. В последнее время ей было особенно тяжело засыпать. До того, как пришлось проделать тот сумасшедший путь с Пивзом, её, по крайней мере, не одолевали кошмары, а теперь, с трудом задремав, она погружалась в мир томительных и жутких иллюзий. Чтобы отдохнуть, приходилось пить дурманящие настойки. Или оборачиваться кошкой. МакГонагалл-кошка спала крепко, свернувшись калачиком и время от времени сладостно выпуская когти в обивку кресла, в подушку, в папку с документами... МакГонагалл-профессор чувствовала некоторую неловкость за то, что её могли застать уснувшей в зверином обличьи на рабочем столе. Но бороться с искушением было всё труднее. — Вы позволите? — раздалось от двери. МакГонагалл поднесла волосок к свечке, и тот, мгновенно съёжившись, исчез. В дверях стояла Алекто Кэрроу. МакГонагалл наморщила лоб, стараясь изобрести вежливый предлог не пускать её, но ничего не шло, пауза затягивалась, поэтому она кивнула как можно суше, одновременно приглашая коллегу войти, но и давая понять, что долго их беседа не продлится. — Сегодня мне показалось, — начала Алекто, присаживаясь напротив, — что мы с вами можем понять друг друга... Оставьте, — она подняла ладонь, уловив возражение во взгляде МакГонагалл. — Оставьте. Чтобы это обсудить, мне не стоило отрывать вас от забот. Она оглянулась на дверь, нервозно крутя пуговицу жилетки. Профессор Кэрроу была одета в стиле травести — свободная белая блуза, шёлковая жилетка, твидовый пиджак, в каком обычно изображают поэтов и манхэттенских умников, узкие брюки, мужские туфли... МакГонагалл держалась мнения, что мужской наряд, а в особенности такой подчёркнуто мужской наряд, на женщине выглядит, говоря прямо, неприлично. — Пока господин директор воюет с ветряными мельницами, реальная работа ложится на нас, — заявила Кэрроу неожиданно резко. — И мы должны иметь мужество делать её, отдавая себе отчёт в том, какими будут последствия. Она так отчаянно крутила пуговицу, что, казалось, вот-вот оторвёт. МакГонагалл непроизвольно протянула руку, чтобы её унять, как сделала бы это с учеником. На пол-пути она сменила траекторию движения, взялась за перо, обмакнула его и принялась строчить на листе пергамента, изображая сосредоточение. Нужно было как-то замазать неловкость. Впрочем, Кэрроу неловкости не заметила. Она продолжала мучить пуговицу и говорить с тревожной хрипотцой в голосе. — Директор чувствует, что теряет контроль. Это мешает ему здраво смотреть на вещи. Кто-то должен сохранять здравомыслие. Кто-то должен... — она запнулась, — защитить детей. МакГонагалл продолжала писать. Кэрроу некоторое время следила за её рукой, потом заметила с плохо скрываемой обидой: — Вы не слушаете... — Я слушаю, — возразила МакГонагалл и подняла глаза. — Могу повторить слово в слово, вот только причём тут я? — Совершено преступление. Не игрушечное преступление, и это игрушечное расследование... — она помедлила, подбирая слова. — Человек должен заниматься своим делом... — она снова начала теребить пуговицу. — Как давно вы знаете Снейпа? Вы ведь его учили, верно? Вы когда-нибудь предполагали, что он станет директором? — Хогвартс его принял, — после секундного раздумья ответила МакГонагалл. — Я не совсем понимаю, что это значит в практическом смысле, — виноватым тоном призналась Алекто Кэрроу. — Прекратите это, — МакГонагалл раздражённо схватила руку, терзающую пуговицу, и припечатала её к столу. — Вы не понимаете, что такое Хогвартс? — Ваши знания, очевидно, глубже моих, — нехотя проговорила Кэрроу. Жест, который позволила себе МакГонагалл, был ей, по-видимости, оскорбителен, но она проглотила эту эмоцию. — Как работает механизм этого принятия? Может ли Хогвартс передумать? — Во всяком случае, — медленно произнесла МакГонагалл, — вы никак не сможете на это повлиять. — Человек волен выбирать, — Кэрроу качнула головой. — Да, конечно, — отозвалась МакГонагалл безразлично. — Извините, я утомилась и голодна, а мне ещё нужно закончить работу. Кэрроу не стала настаивать и вышла. МакГонагалл озабоченно смотрела ей вслед. В самом деле: может ли Хогвартс передумать? - - - — Поднимайся, — Алекто грубо потрясла брата за плечо. — Для тебя нашлась работа. Она поставила перед ним стакан с дымящейся жидкостью, похожей по цвету на разбавленную кровь. — Думаешь, я всё буду делать одна? — она с неприязнью оглядела заляпанный стол, чуть выпятив нижнюю губу. — А ты пожнёшь плоды? — Я мог бы уехать, — угрюмо ответил Амикус. — Это из-за тебя я здесь сижу. — Благодаря мне, — поправила Алекто. — И ты ещё поймёшь, как ты мне благодарен. Что ты пил? — Это, — он пнул под столом стеклянную бутыль. — И это, — он указал на другую бутыль, опасно поставленную на край стола. — И ещё... — он отсалютовал оловянной фляжкой. — Достаточно, — Алекто вырвала фляжку из его руки. Топая от возмущения, она подошла к шкафу, дёрнула дверцу и начала рыться в его недрах. — Вот, — она вернулась к брату, который ждал, откинувшись на спинку кресла и уставясь в потолок. — Придётся потерпеть, но ты сам виноват. Ещё и время потеряем. Средство, которое она заставила Амикуса проглотить, было рвотным. Его вывернуло прямо на пол. Он не решился спорить, только с ненавистью смотрел на сестру. Его скрутило снова, потом ещё, и даже когда желудок опустел, болезненные сухие спазмы продолжали разрывать горло. — Достаточно, — проговорила сестра, склоняясь над ним и касаясь ладонью волос. Почти заботливо. — Ну хватит уже, возьми себя в руки. Она взмахнула палочкой, убирая с пола лужи, приводя в порядок одежду Амикуса. — Что ты задумала? — спросил Амикус, резко встряхивая головой. — Убрать свидетеля, — пояснила Алекто, с сомнением окидывая брата взглядом. — Рэдфорд в конце концов придёт в чувство и всё расскажет. Или Снейп из него вытянет. Ты в порядке? — Да. Горло саднит, — он с усилием глотнул. — Хочешь, чтобы я пошёл туда и придушил его? — Именно, — она кивнула на стакан с красной жидкостью. — Под личиной Тиберия Филча. Это послужит доказательством вины сквиба. — А парень не объявит во всеуслышание, что это ты взяла у него ингредиент? — поинтересовался Амикус. — Он грызёт ногти, — фыркнула Алекто. — Мне не пришлось применять силу. Раздевайся. Я принесла тебе форму. Амикус тупо посмотрел на сестру, потом на зелье, и стал расстёгивать пуговицы на брюках.