Всегда

Когда Тиберий Филч был ещё ребёнком, мать пыталась бороться с его дурной манерой грызть ногти. Она одёргивала, запрещала, мазала ему ногти зелёным, горьким, била по рукам, лишала пирожных... Тиберий был ей не союзник. Возиться с ножничками — только время зря терять, к тому же его самолюбие бывало уязвлено, когда мать властно поднимала вверх его руку, демонстрируя зазубренные чёрные ободки ногтей, и суровым тоном стыдила за неряшество. Он продолжал грызть, строптиво отстаивая право распоряжаться собственным телом. Но когда насмешки школьных товарищей заставили Тиберия по-новому взглянуть на проблему опрятных рук, он с удивлением понял, что хозяйничает как раз привычка, а не он. Он заключал с самим собой пари, мазал ногти горьким, жгучим, ядовитым, лишал сам себя пирожных, он побеждал ценой невероятных усилий, а однажды, повинуясь странному порыву, написал в письме: "Мама, а ведь ты была права насчёт ногтей. Я был глупым, прости меня". Теперь он сидел, уставясь в пляшущее пламя камина, и остервенело, до крови грыз ногти. Голова гудела. Не то чтобы любимый, не то чтобы хоть в чём-нибудь приятный человек, дедушка Аргус был всё же свой. Он стал своим за годы придирок, мерзкого брюзжания, вони изо рта, торопливых движений сморщенных рук, запихивающих выбившуюся среди бешеных забав рубашку внука обратно в штаны. Даже сейчас щёки Тиберия сделались пунцовыми от воспоминания позора — уже взрослый парень, он всё равно вынужден был терпеть эти выходки, только научился вырываться более деликатно. И всё же Аргус Филч был его родной кровью, повзрослев, Тиберий начал понимать, как это важно. Кроме того, не в его натуре было позволить несправедливости совершаться безнаказанно. Чтобы довести человека до самоубийства — это как же нужно... Здесь мысль Тиберия бессильно обрывалась. Какое-то изуверство... Чёрная магия... Он помотал головой, жмуря глаза и стискивая зубы. Аргус Филч не мог быть виноват в том, что с Эйруином так вышло. Не знают, на кого списать, и списывают на беззащитного, бесправного... Тиберий тяжело дышал от негодования. Он со стоном запустил руки в волосы, рывком откинулся назад и, не удержавшись, рухнул вместе со стулом. Ковёр смягчил падение. Тиберий медленно перекатился на бок, поднялся, потирая ушибленный затылок. Глупое происшествие привело ему на вид весь стыд того бездеятельного негодования, которому он предавался. Пойти и сделать заявление, немедленно! Он — свидетель, его обязаны будут выслушать! Да только кто? Уж не Снейп ли? Тиберий поднёс правую руку ко рту и методично сминал зубами ноготь на большом пальце. Нет, тот никому ничего не обязан. Но он может захотеть выслушать. Ему может быть приятно выслушать просителя, если только им будет не Тиберий Филч, а... а... Глаза Тиберия расширились, сердце зашлось, по рёбрам на спине пробежал холодок, а ладони вспотели. Его лицо выражало сейчас огромное напряжение душевных сил. Но речь шла, в конце концов, о жизни и смерти ни в чём неповинного человека, сомневаться и медлить было нельзя. Тиберий поднял стул и, крадучись, покинул гостиную факультета. Вести переговоры по каминной связи в Хогвартсе всегда было затруднительно: не всякий раз удавалось остаться в гостиной одному, да и связь то и дело срывалась. С приходом к власти Снейпа факультетские камины были совсем закрыты для переговоров. Достоверно было известно, что каминная связь сохранилась в кабинете директора и в преподавательских спальнях. Лазить по чужим спальням ночью Тиберий не был готов даже ради дела чести, а в директорский кабинет пробраться было во всяком случае не невозможно. Каждый гриффиндорец знал, что Гарри Поттеру это удавалось не один и не два раза. Убеждая себя, что сумеет повторить этот подвиг, Тиберий хлестнул палочкой по воздуху, накладывая на себя чары хамелеона. Заклинание удалось не с первого раза и сильно утомило Тиберия. Несколько раз по пути к директорской башне ему пришлось останавливаться, чтобы отдышаться. Пароль он подслушал месяц назад, ещё до ссоры с Маргарет, подслушал почти нечаянно, но сейчас вовсе не чувствовал себя виноватым. "Красная тинктура", — пробормотал он, поднявшись на цыпочки перед горгульей. На мгновение его охватила тревога: а вдруг пароль успели сменить? Но горгулья лениво шевельнулась, и вход открылся. В кабинет Тиберий вошёл, дрожа от возбуждения. Он поискал глазами камин, и тут заметил Распределяющую Шляпу, дремавшую на угловом шкафу. Шляпа негромко похрапывала и время от времени напевала во сне. Она выглядела сильно обгоревшей. Откуда-то доносилось тиканье секундной стрелки. Словно расправляя затекшие суставы, затрещал шкаф. Скрипнула, чуть качнувшись, толстая цепь свисавшей с потолка люстры. Всё новые и новые звуки различал Тиберий. Обаяние таинственной комнаты сковало его мысли, пришлось хорошенько ущипнуть запястье, чтобы вернуться к реальности. Горшок с летучим порохом стоял на каминной полке. Тиберий зачерпнул оттуда и щедро осыпал тлеющие угли. Заплясало зелёное пламя. Тогда, опустившись на колени и склоняясь как можно ниже, он отчеканил: "Особняк Малфоев! Свяжите с Маргарет О'Шейн!" Его взгляду открылась погружённая в сумерки комната с полукругом кресел, на одном из которых он различил силуэт девушки. Из соседней комнаты лился мягкий свет, доносились голоса и смех. — Маргарет! — позвал он, запоздало пугаясь, что его услышит кто-то из хозяев дома. Голос прозвучал сипло. — Маргарет! Она подняла голову. Медленно встала с кресла и, оглядываясь в сторону освещённого проёма, подошла к камину. — Что? — спросила она, хотя и приглушив голос, но совершенно будничным тоном, как будто Тиберий окликнул её в школьном коридоре. — Нужно срочно поговорить. — Ты можешь "перезвонить" в мою спальню? — Не знаю, — он нахмурился. — Зачерпни углей из этого очага и отнеси туда... Нет, стой! — Маргарет уже осматривалась в поисках того, чем бы зачерпнуть угли. — Я очень рискую сейчас. Если не получится, больше случая мне не представится... — Говори, — она встала спиной к той комнате, где сидели люди, и пальчиком обводила резьбу на изразцах. — Прости меня... — выдавил Тиберий. Это нужно было сказать. После краткого молчания он продолжил: — Ты можешь мне помочь? Если не ты, тогда никто. В школе беда, какое-то проклятие, пострадал мальчик, Редфорд, они обвиняют дедушку Аргуса. Сегодня утром явились из Министерства, и Снейп позволил его арестовать. МакГонагалл сказала, что дедушка в больнице, но я боюсь, что на самом деле он в тюрьме. Он умолк, чтобы перевести дух. — Мне очень жаль, — сказала Маргарет, как ему показалось, сухо. — Мне правда жаль. Что я могу сделать? Тиберий кашлянул, прочищая горло. — Поговори со Снейпом, — сказал он, стараясь звучать не слишком пришибленно. — Упроси его. Будет так, как он скажет. — Как же это... — проговорила Маргарет сдавленно. — Как это он меня послушает? — Ну, потому что ты — это ты, — с нетерпеливой интонацией отозвался Тиберий. Она вдохнула, собираясь ответить, но передумала и шумно выдохнула. Нервным движением убрала волосок, щекотавший щёку. Тиберий начинал злиться: не ровен час его застанут в кабинете директора, и что тогда будет? А она держит театральную паузу. Зря что ли казалось, что она уважает дедушку Аргуса? Маргарет пристально вгляделась в огненные контуры знакомого лица. Любой ответ, кроме утвердительного, Тиберий расценит как проявление чёрствости и упрямства, может быть, попытку набивать себе цену... А ведь он действительно взволнован и напуган... Как наяву она видела, как он комкает галстук и кусает губы. — Я сделаю, что смогу, — пообещала Маргарет. Тиберий выдохнул с нескрываемым облегчением. — А теперь уходи, это дом Малфоев всё-таки. Очертания лица в камине дрогнули, оплыли и исчезли. Казалось, это было видение, одна из тех иллюзий, когда трещинки на камне складываются в картинку, а потом, отвлекшись на секунду, ты уже не можешь её увидеть. Тиберий вынырнул из камина и сел, борясь с головокружением. Всё так же тикали часы, поскрипывало сухое дерево и бормотала во сне старая Шляпа. Он поднял голову — и ужас приковал его к месту: на пути к выходу, положив ладонь на большой напольный глобус, стоял директор Хогвартса. Тиберий закрыл глаза и снова открыл их — нет, не почудилось. Он вжался в ковёр, успокаивая себя тем, что чары хамелеона должны ещё действовать. Он старался дышать медленно и тихо, хотя сердце стучало как у вспугнутого зайца, воздуха не хватало. Так прошла пара минут. — Поразительно, — процедил Снейп. — Вы полагаете, ваших жалких силёнок достанет, чтобы удерживать дезиллюминационные чары? Объяснитесь! — рявкнул он, внезапно повысив голос. Шагнул к Тиберию, наклонился и, взяв за плечо, рывком поставил его на ноги. — С кем вы разговаривали? Тиберий опустил лицо, но директор второй рукой взял его за подбородок. — С кем вы разговаривали? С Мунго пытались связаться? — С М-м-мунго, — подтвердил Тиберий, старательно отводя глаза. — Вы лжёте, — поморщился Снейп. - - - Форма оказалась тесновата, Амикус взялся за ткань между штанин и несколько раз потянул её вниз. Нитки затрещали, но сильно лучше не стало. Пережив превращение, он поспешил убраться из кабинета, где осталась хозяйничать сестра. Но в Больничное крыло он не спешил. Принять личину Тиберия Филча — дело нехитрое. Но как должен себя держать Тиберий Филч? Что говорить, куда смотреть? Амикус осознал, что совершенно не помнит этого гриффиндорского юнца, ни одной характерной чёрточки. Со слов сестры выходило, что Тиберий Филч имеет привычку грызть ногти, и он сунул в рот большой палец правой руки. Ощущение было настолько противное, что он сплюнул на пол. Потом набрал ещё слюны и сплюнул снова. Пожилая дама с пожелтевшим лицом, чья огромная рама начиналась почти от пола, сделала шаг назад и укоризненно поджала губы. Амикус показал ей язык и, напустив на себя вызывающий вид, сунул руки в карманы... Рукам было неловко. Перед самым входом в Больничное крыло он сообразил, что пришёл посетить больного друга и, наверное, лучше сделать печальное лицо. — Мадам, — обратился он к дремавшей в кресле медсестре. Хоть убей, но фамилия не всплывала в памяти. Она со вздохом открыла глаза. — Добрый вечер, Тиберий. Что случилось? Вы должны уже спать. — Живот болит, — соврал мальчик. — Ложитесь, — она указала на кушетку, застеленную белой простынью. — Поднимите свитер и рубашку. Здесь больно? Осмотр даже доставил удовольствие. Просто лежать на спине, пока тебя ощупывают мягкие пальцы, не забывая постанывать, чтобы докторша поверила насчёт больного живота... "Вот здесь... и здесь... и ниже... ещё ниже..." Он издевался, млея от мысли, как бы она завизжала, как попятилась бы, если бы действие зелья вдруг закончилось. Что он мог бы заставить её делать... — Такие боли бывают на нервной почве, — начала объяснять медсестра. — Скажите, как он? — спросил мальчик, перебивая. — Ох, Тиберий, я и не сомневалась... — мадам (он вдруг вспомнил) Уайнскотт скрестила руки на груди. — Что же вы изобретёте в следующий раз? Перелом, чтобы занять соседнюю палату? Только уж ломать придётся на совесть... — Вы не ответили на мой вопрос, — перебил мальчик. — Ему лучше? Хуже? Я жду. На мгновение у мадам Уайнскотт сделалось изумлённое лицо. В следующую секунду она растерянно улыбнулась и поправила платок на голове. Мальчик спрятал палочку в футляр на поясе. — Извините, мадам Уайнскотт, — буркнул он. — Мне бы увидеться с другом. — Так и быть, — согласилась медсестра, моргая, словно спросонья. — Недолго только, пожалуйста. - - - Мальчик обмирал со страху. Достать палочку, произнести заклинание легилименции — беззвучно, затем только, чтобы он прочёл свой приговор по губам... Этого он ждёт. И уже почти согласен, только бы закончилась пытка ожиданием. Снейп медленно повернул голову, хрустнув позвонками. У него не было сил на легилименцию. Когда, гонимый бессонницей, он направлялся в кабинет, то был уверен, что сможет работать до утра, вернее — не сможет не работать. А теперь он смотрел на мальчишку, как на врага, потому что мальчишка добавил ему работы. Скорее всего, тупая хулиганская выходка в духе Гриффиндора, но в свете последних событий придётся вникать, придётся добиваться правды, и сейчас же, по горячим следам. Снейп нацелил палочку. Тиберий обнял голову руками так, чтобы закрыть лицо. Можно было биться об заклад, что он ещё и зажмурился. Снейп опустил палочку и, не удержавшись, широко зевнул. — Сядьте, — сказал он, сам усаживаясь в кресло у камина. — Куда? — Куда угодно. Зачем вы хулиганите? Тиберий передёрнул плечами и остался стоять. Он не знал, как на это отвечать. — Вы что, не понимаете, — продолжил директор, прикрыв глаза, — что случилась беда? Пострадал мальчик, ваш товарищ. Это кое-что поважнее ваших подвигов, не находите? — Дедушка не виноват! — выкрикнул Тиберий. Снейп поморщился: громкий звук ножом полоснул по его утомлённому слуху. Тиберий почувствовал вдруг облегчение, уверенность, даже азарт от того, что смог сказать правду в лицо этому страшному человеку. Он повторил тихо и гордо: "Дедушка не виноват". — А кто? — спросил Снейп почти весело. — Может быть, вы? С кем вы разговаривали? С кем вы разговаривали ночью в моём кабинете? О чём вы думали вообще? — Камины... — начал Тиберий. — Ах, камины, — оборвал его Снейп. — Почему не днём и не у вашего декана? Тиберий, ошарашенный этой мыслью, молчал. — Да, молодой человек, иногда достаточно просто попросить старших об одолжении. Снейп откинулся в кресле и вытянул ноги. Тиберий только теперь заметил, что директор в домашних тапочках. Он тупо уставился на худые бледные щиколотки с редкими волосами, торчащие из-под мантии. — Идите спать, — тяжело обронил Снейп. — Я могу идти, сэр? — переспросил Тиберий, чувствуя, как краска заливает его уши и щёки. — Вы меня слышали. Тиберий выскочил в коридор, не прощаясь и не благодаря. Он шагал размашисто, нарочито топая. С каждой минутой буря нарастала в нём. Он укорял себя за тот страх, что испытал в кабинете, он почти сердился, что Снейп ничего ему не сделал. Было неловко за всю разыгравшуюся нелепую сцену, и одновременно стыдно за эту неловкость — перед дедушкой, перед Маргарет, перед всеми, кого этот человек обидел, а он, Тиберий, стоял как дурак, по струночке, готовый чуть ли не прощения просить... Он был жалок и глуп, и от бессилия ему хотелось выть.