Всегда

— А какие у тебя суперспособности? Мальчик надул огромный пузырь из жевательной резинки. Он надувал его после каждого вопроса, и от этого казалось, что ответ ему не особо интересен. — Вот такие, — Гермиона взглянула сердито, пузырь лопнул, а у мальчика язык присох к нёбу. — Может быть, не надо так? — осторожно вмешалась Флёр. — Он же... маленький. — Блоха тоже — маленькая, — возразила Гермиона. — И мерзкий назойливый комар. И опасный микроб. Его звали Говард Роу. Ещё вчера всем Орденом держали кулаки за успех сложной комбинации, в результате которой Говарда "усыновила богатая австралийская семья". Очень многих пришлось убеждать, и хотя работали аккуратно, на уровне, ни одну палочку не засветили, всё же беспокойство ещё витало в воздухе. Ждали подвоха — что вскроется какая-нибудь оплошность или что их вели ещё с прошлого раза... Прошлый раз надолго заморозил деятельность Ордена. Кроме Артура Уизли, который как мог утешил всех и призвал не опускать руки, только двое из участников решились что-то сказать друг другу на этот счёт. — Дело дрянь, — сказал Новак и потянулся за сигаретой. — Дай и мне, — сказала Гермиона. И после кашляла минут десять. Элеонора, младшая из трёх сестёр Шульц и единственная, кто обладал магическим даром. Ничто не предвещало беды. Действовали по уже отработанной схеме, идею которой подкинул Коул. Сам он был от всей затеи откровенно не в восторге, но позволил Артуру Уизли убедить себя, поскольку бесконечно уважал этого человека. Итак, нужно было подослать кого-то в дом. Идеально — учителя или няню для подопечного, и здесь им повезло: Элеонора хотела изучать язык жестов. "Я поеду помощником вожатого в летний лагерь для глухонемых детей, но это только когда мне будет четырнадцать, — взахлёб объясняла она. — И я смогу читать им вслух... Ну... то есть... понятно, да?" И солнечно улыбалась. Флёр, ставшая её репетитором, радовалась, что девочка такая добрая. "И так любит своих сестёр..." — с грустью рассказывала она, откинувшись на подушки, отдыхая после болезненного превращения. Молли гладила её руку и, когда невестка закрывала глаза, смахивала капельки слёз: Флёр тосковала по младшей сестре, оставшейся во Франции. Об этом переживал только Билл. Для всех остальных на фоне Грейнджер, пожертвовавшей семьёй ради борьбы со злом, жертва Флёр как-то не читалась: она ведь вышла замуж по любви, чего же ещё? Своей юной подопечной Флёр дарила то тепло, которое не могла дарить Габриэль. Элеонора была так восприимчива ко всему чудесному, что уже через две недели встреч Флёр решила открыть ей правду: — Элеонора, ты — волшебница! Девочке понадобилось несколько секунд, чтобы осознать: это не комплимент, а констатация факта. — В смысле — ведьма? — переспросила она. — А ты тоже? — Я тоже. Уточнению слова Флёр не придала значения — как выяснилось, зря. Несмотря на обещание держать всё в тайне, Элеонора не только рассказала сёстрам, но и попыталась вместе с ними провести на чердаке неизвестный ритуал. Что-то явно получилось — облако сиреневого дыма, странные визгливые голоса, вылетевшие стёкла. Соседская собака, скуля, забилась в конуру. У всех припаркованных на улице автомобилей разом сработала сигнализация. Собралась толпа зевак. Каким-то чудом сотрудники Министерства опоздали. Рональд, Билл, Тед Новак и Гермиона заставили толпу разойтись. Флёр выглядела, как побитая собака. Элеонора рыдала: "Не может быть, чтобы я одна... Сила трёх... Мы всегда были втроём!" Чтобы стереть память лишним свидетелям, пришлось потрудиться. Там, где не хватало собственной концентрации, пользовались запасной палочкой Флёр, которую потом уничтожили. Через неделю, когда страх разоблачения начал отпускать, девочку навестила Гермиона — под личиной работника социальных служб. Она вернулась с известием, что Элеонора ничего не помнит. На упоминание о магии девочка среагировала, мягко говоря, без восторга. — Вы смотрели "Зачарованных"? — спросила она. Гермиона покачала головой: нет, она не смотрела. Но, по крайней мере, она поняла, что речь идёт о каком-то телешоу. — Нам с сёстрами нравится играть в то, что мы — ведьмы, — продолжила Элеонора. — Мы собираем наклейки, у нас есть Книга Таинств и всё такое. Но я прекрасно могу провести границу, где реальность, а где фантазия. Гермиона кивнула, закусив губу, сдерживая негодование на того, кто превратил живого, открытого волшебству ребёнка в это скучное рациональное создание. — У меня есть планы на жизнь, — добавила Элеонора. И взглянула очень серьёзно. А вечером был короткий разговор с Новаком и первая сигарета. - - - — Ну а ты как думаешь? — теперь занять Говарда пытался Коул. — Конечно, ловлю мышей, мелких птичек... Филины не могут есть человеческую еду. — Буэ... — Говард изобразил как будто его тошнит. — А ты понимаешь, что говорят другие совы? — Да, но... — Коул задумался. — Не так, как сейчас тебя. Моя человеческая личность тогда как бы отступает в глубину. Приходится напрягаться, чтобы помнить свою цель, зачем вообще обернулся. Если увлечься, можно надолго застрять в теле птицы. Говард почти сразу потерял сложную мысль Коула. Он повернулся к Гарри Поттеру и громко спросил: — А какие суперспособности у тебя? Гарри вздрогнул. И коснулся пальцами шрама на лбу. — Гарри — очень сильный волшебник, — Молли поставила перед Говардом большую чашку с какао. — Но сейчас он очень устал, — она поставила вторую чашку перед Гарри. — Он покажет тебе завтра. Говард вытащил изо рта жвачку, скатал шарик и швырнул его в корзину для бумаг с меткостью, говорящей о длительной практике. — Нет, почему же... — Гарри вытащил волшебную палочку, положил перед собой на стол, пробежался нервными пальцами по древесине. Кажется, вечность минула с тех пор, как он пользовался ей в последний раз. — Почему же... Конечно, парень, это не суперспособности, но... кое-что. Expecto Patronum! Палочка описала в воздухе спираль и исторгла небольшое облачко мерцающей пыли. Говард хотел было коснуться его, но отдёрнул руку. — Круто! — восхитился он. — Ты типа Саб-Зиро, да? — Круто? — переспросил Гарри, странно глядя на палочку в своих руках. — Пожалуй, что и круто. Он убрал палочку и сделал большой, шумный глоток дымящегося какао. Видно было, что ему слишком горячо, что он обжёг горло, но — с усилием проглотил. — Я мог лучше, — сообщил он Говарду. — А кто такой Саб-Зиро? — Да ты что, не играл в Мортал Комбат?! — искренне изумился мальчик. — Саб-Зиро самый крутой ниндзя, он криомаг. Гермиона иронически скривилась, услышав нелепый, на её взгляд, термин. — У Саб-Зиро, — продолжал мальчик, — суперудары — это ледяной душ, ледяное дыхание, ледяная граната, и он может сделать себе ледяного клона... — Ледяное дыхание... — Гарри хмыкнул и, сложив губы трубочкой, подул на какао. Говард засмеялся и сделал так же. — Ты серьёзно не играл? — снова спросил он. — Мортал комбат... — Гарри задумчиво повторил сочетание слов, как бы перекатывая его во рту. — Пожалуй, я играю в это всю жизнь... Настоящие суперспособности были у Нимфадоры. Она была метаморф. Молли незаметно присела за стол с краешку и прислушивалась к разговору. Гарри обращался всё ещё, как ни странно, к Говарду. И Говард, как ни странно, прекрасно понимал его. — А где она? — спросил Говард. — Её убили на войне, — сказал Гарри. — Мортал комбат, понимаешь? — Круто, — ответил Говард. И залез пальцами в чашку, стягивая с какао пенку. - - - Гермиона подошла неслышно и обхватила Рона за плечи. Он погладил её по руке, слегка повернул голову и сорвал уютный, нежный поцелуй. — Я всё-таки переживаю за Гарри, — сказала она, пристроив подбородок ему на плечо. — Он как будто уходит, ускользает. Вы стали меньше общаться. Я понимаю, с ним сейчас трудно, но ты хотя бы попытайся, а? Рон нетерпеливо повёл плечами. — Я пытался. И не один раз. Гермиона молчала. Её объятия стали тяготить Рона, но он почему-то позволял ей себя обнимать. — Ну что ты от меня хочешь? — спросил он с досадой. — Меня он избегает, — грустно заметила Гермиона. — И мне как-то неловко к нему лезть. А ты всё-таки лучший друг. Вы оба мальчики. Поговорите. Её руки душили, а подбородок врезался ему в плечо. Но он всё ещё продолжал терпеть, и даже с каким-то наслаждением. — Гарри это, Гарри то... — сказал Рон неожиданно зло. — Мы не можем просто пообниматься, вдвоём? Тебе не кажется, что мы немного выросли из дружбы втроём? Тогда Гермиона сама разжала руки и отступила. Сначала ему показалось, что она, так сказать, "заряжает ружьё" и вот-вот разразится гневной тирадой в своём обычном ключе. Но когда он повернулся, комната была пуста, а дверь приоткрыта. Гермиона ушла очень тихо. Рону стало стыдно. Он подумал, не пойти ли за ней, но чудовищная тяжесть прижимала его к месту, как будто он был атлантом, и потолок комнаты держался исключительно на его плечах. - - - — Миссис Уизли, вы же видели... — слабо протестовал Гарри. — Чему я могу научить? — Тому, что нужно совсем юному, начинающему волшебнику, — голос Молли звучал настойчиво. — Пока он дорастёт до Патронуса, ты... Гарри помотал головой. — Гарри... — она хотела прикоснуться к его рукам, безвольно лежащим на коленях, но он отодвинул их, прижав к животу. — Вы же знаете, — сказал он. — Может быть, завтра. Или никогда. Я бы хотел его учить, но... вы были правы: я устал. — Он помолчал. Засунул руки под свитер. — А можно ли мне вообще использовать магию? — в его голосе прорвалось волнение. — Вдруг Сами-Знаете-Кто почувствует? Это произнеслось очень гладко, запретное имя больше не приходило на язык Гарри, и в других обстоятельствах Молли могла бы даже порадоваться, но сейчас это наводило тоску. — Не думаю, — поспешила заверить она. — Соглашайся, Гарри, — она постаралась сказать это как можно веселей. — Остальные его еле терпят. Но мне кажется, Говард неплохой. Просто рос без матери и отца, — Молли выложила свой самый сильный аргумент и подкрепила его выразительным взглядом. — Он похож на тебя. — Он похож на Дадли, — возразил Гарри резко, с привкусом какого-то острого сожаления. — Я поэтому и хотел бы... Он вздохнул, чувствуя почему-то себя бессильным объяснить. Нет, Молли Уизли, конечно, понимает всё и всегда, в её всеобъемлющем понимании можно утонуть. Вот если бы она призналась, что не может чего-то понять, стало бы легче... Или если бы его понял кто-то не такой понимающий... Мысль уносила Гарри по спирали вниз, в кроличью нору, где не было видно дна. Никак не удавалось рационализировать внезапное нежелание быть рядом с Молли Уизли, напитываться её добротой и житейской мудростью. Принимать её голос, как успокоительное. Когда он заговорил с наглым, тупым мальчишкой о Нимфадоре, когда назвал умершую по имени — он словно резал себя ножом, было больно. И — Гарри вдруг ясно осознал — эта боль была нужна ему. — Я попробую, — согласился он, вставая, вновь не давая ей до себя дотронуться. — Только попробую.