Всегда

В магазине на углу Маргарет вскоре заметили. Город неумолимо наступал, поглощая окраины, захлёстывая своей суетой бывшие убежища трубочистов, прачек, гадалок, воров и их грязных детей, стыдливо отползающие перед его величественной громадой и рассыпающиеся пылью под тяжёлыми сапогами будущего. Но этот кусок захолустья пока оставался нетронутым, здесь жители знали друг друга, а также всех собак и кошек, и появление всякого нового человека почиталось ими за значимое событие. — Ты чья будешь? — спросила женщина за кассой. — Я из четвёртого номера, — ответила Маргарет, с трудом вспомнив полустёртую цифру на пожелтевшей с краёв табличке. — Вот как?! — глаза кассирши округлились от изумления и рот её напоминал букву "о". — А этот бирюк куда делся? Маргарет разобрало любопытство: от соседей, если, разумеется, просеять их сплетни сквозь частое сито, можно узнать о профессоре много такого, что сам он не расскажет. — Значит, вот за кого он слывёт у соседей? — она слегка улыбнулась. — Он забрал меня к себе после смерти родителей. — Улыбка сбежала с её лица, впрочем, кассирша этого не подметила. — Единственный родственник, который у меня остался. — Не повезло тебе, кроха, — в разговор вступил пожилой мужчина с потускневшим значком пожарного на куртке. — Все знают, что он дурной человек. — Одевается как придётся, — вставила кассирша. — Когда он в первый раз пришёл, его охранник даже внутрь не пустил, думал, бродяга. — А я думаю, он наркоман, — заявила, отрываясь от стойки с журналами, женщина с малышом в сидячей коляске. У неё под глазами были рыхлые фиолетовые мешки, а руки дрожали, когда она листала журнал. — Как такому ребёнка отдали? За домом не смотрит, сад ни на что не похож. Личности подозрительные то и дело таскаются, такие же. Наркоманы. По ночам голоса какие-то бывают и свет. — Так это, наверное, телевизор? — предположила кассирша. — Вот и я говорю — телевизор это, — к ним подошла опрятная старушка с пакетом молока и пачкой каши. Высыпала на ленту мелочь и обвела собрание прищуренным взглядом выцветших голубых глаз. — А то и вовсе причудилось тебе, Сьюзен. Что, милая, — она повернулась к Маргарет, — пьёт он? — Нет, нет, — поспешила заверить Маргарет, несколько удивлённая тем, какой оборот принимала беседа. — Ну, славно. Отец его этим грешил, так и сгинул. Эх и наплясались мы с ним! Как он куролесил, весь квартал сбегался! А потом как-то хватились его, а он помер. И мать за ним сошла. И за что ему, бестолочи, такая жена досталась? Интересная такая женщина, властная... Могла бы жить за каким-нибудь начальником, в театр на такси ездить. А жила при этаком-то муже как служанка, сапоги с него пьяного снимала. Но гордая — что твой орёл на скале, не подойди, не скажи... Что за люди! Страха Божьего в них не было. В том нет страха Божьего, кто от доброты людской нос воротит. Ну да, земля пухом. Рассказ старушки слушали все, даже ребёнок в коляске повернул голову. Первая встрепенулась кассирша, которой захотелось покурить. Маргарет вызвалась проводить старушку домой. Та оказалась ближайшей соседкой, и по дороге они разговорились про сад, что росло там прежде и как можно было бы его оживить. - - - Анна Ригби помнила Северуса, что называется, с коротких штанишек, и даже прежде — грудным младенцем. Один раз, когда мать его лежала в больнице, Анна даже брала ребёнка к себе и делила своё молоко между ним и собственным сыном. Благо, молока хватало на обоих. Теперь её сын вырос, работал на железной дороге, женился. Анна ни за что не хотела перебираться в его крохотную квартирку с оравой малышни. Пускай в старом доме ей бывало порой одиноко, в гостях у сына её на другой же день охватывало желание бегства. Анна Ригби была довольна своей жизнью, считала, что о лучшем и мечтать нельзя. В молодости она знала обоих Снейпов, мужа и жену, и не одобряла их по всем канонам. — У, нехристи! — грозила она пальцем в сторону дома, видя маленького Северуса, перебирающего камушки на дороге. — Заморили ребёнка! Она совала мальчику пирожки и леденцы на палочке, которые готовила сама. Тот доверчиво тянул грязные ручонки, и Анна, вздохнув, тёрла их носовым платком, прежде чем вручить гостинец. Со временем мальчик подрос и стал отказываться, прятать руки за спину. Он начал уже кое-что понимать о своей семье, что их не любят. Замечая, как мать держится особняком, Северус тоже старался держаться особняком. Впрочем, он никогда и не был общительным ребёнком. Сын Анны рос заводилой и ему случалось задирать замухрышку-Снейпа, за что он неизменно получал от матери нагоняй. — Поимел бы стыд, сорванец, шишига! — ворчала Анна. — Это твой молочный брат! Парень в упор не понимал, что общего у него с угрюмым оборванцем из соседнего дома, но, не желая огорчать мать, на драку напрашиваться перестал. И очень вовремя: у Северуса как раз проснулся магический дар. Но об этом, разумеется, ни Анна, ни её сын не узнали. - - - Маргарет повесила куртку на гвоздь и прислушалась: профессор ещё не вернулся. Разговор с Анной Ригби вдохновил её заняться садом, и, отыскав в кладовке небольшие ржавые грабли и лопатку, она начала с клумбы под окнами, слева от крыльца дома. Здесь будут левкои. Они хорошо пахнут и цветут всё лето. Старая Анна обещала поделиться рассадой.