Всегда

Когда последние гости покинули особняк, Люциус прошёлся по опустевшим комнатам. Он всегда знал, что время — его враг. Враг коварный, многоликий. Его нельзя победить, можно только сдержать наступление. Стены фамильного особняка ещё служили защитой, но и сюда время отыскивало лазейки. Быстро меняющаяся мода — одна из наступательных сил врага, и сегодня удар пришёлся в самое слабое место. Люциус оценил иронию. Горчичный оттенок был оттенком Иоганны, принадлежал ей, имел её запах, её фактуру, её характер. Тот, кто схватил его жадными руками и выволок на подиумы, размыкал по витринам и площадям, был, конечно, вор и вандал, но вор и вандал невольный, в рабстве у зловещего времени. Это его бешеным мельницам нужны всё новые идеи, события, истории — чтобы смолоть в ненасытных жерновах. Масштаб идей уже не важен, всё идёт в ход. Пусть это будет «бестселлер года». Пусть это будет «цвет сезона». Пусть это будет «человек недели», как пишут в журналах. Всё идёт в ход и всё рассыпается пылью, и пыль оседает на волосах рабов, и они становятся прежде срока седыми. Люциус остановился перед дверью в библиотеку. Он и сейчас помнил, как стоял тогда, прислушиваясь к тишине за этой дверью. Как сидел один за длинным столом — тем самым, за которым через несколько лет соберётся «ближний круг». Как лежал на спине в комнате с портретами, и солнечные лучи из окна казались жгучими и злыми. - - - Он понимал, что не может с уверенностью сказать, как далеко продвинулась Иоганна в своём поиске. Сколько сведений он выдал ей нечаянными словами, и сколько она могла получить в те моменты, когда его сознание было беззащитно распахнуто перед ней. У него были способы это выяснить. Но Люциус не мог заставить себя попробовать ни один из них. Достаточно было быстрого взгляда на её фигуру и позу, и он уже знал, как заставить её рассказать всё и даже больше. Его сознание мгновенно перестроилось, против его воли используя то сокровенное, что он узнавал как знаки доверия и любви. Должно быть, впервые в жизни ему открылся весь смысл и ужас тёмной магии. В то же время пришло понимание, что для пользы дела ей не было необходимо так раскрываться, и в этом была особая нотка отравы. Он мог применить ментальное воздействие. У него был обширный опыт, и ему нравилось это делать. Но сейчас он размышлял о том, как это опасно. Можно повредить личность, достаточно крохотной неточности в действиях. Как искусный хирург не решается сделать надрез, потому что на столе лежит родной человек, так Люциус не решался приступить к допросу. «Я не справлюсь», — думал он, сверля взглядом дверь библиотеки. В таком состоянии он точно не справился бы, и самое разумное, что можно было сделать — обратиться к тому, кто лучше него умеет вскрывать сознание объекта. Пусть Северус Снейп показательно отрёкся от организации, в личной просьбе он не откажет. Но предложить ему такое — всё равно что предложить... «Я чудовище», — подумал Люциус. Тянулись часы. Ночь прошла над поместьем в расшитом звёздами тяжёлом плаще, и занялся рассвет. Люциус отпер дверь библиотеки. Иоганна вздрогнула и подняла голову. — Убирайся, — сказал он, стараясь не глядеть на неё. Она вся напряглась и вытянулась, как зверёк, в сторону проёма, откуда тянуло холодным утренним воздухом. Люциус не повторял, он просто ждал. Она нерешительно поднялась, затёкшие ноги не слушались, и несколько шагов получились нетвёрдыми, как у младенца. Люциус инстинктивно дёрнулся, чтобы поддержать, но заставил себя остаться на месте. Иоганна как будто не заметила это движение. Она медленно прошла мимо него, потом ускорила шаг и почти выбежала наружу. - - - Люциус поднял кружевную перчатку, забытую на ручке кресла. Белую в горчичную крапинку. Он потёр её между пальцев, и кружево зашуршало. Потом поднёс к лицу и вдохнул запах. Проходя обратно через большой зал, Люциус бросил вещицу в догорающее пламя камина.