Всегда

— Это очень серьёзный шаг, но я решилась. И я справлюсь. То, что сделали с семьёй Кливенов, — это дикость. Это просто не поддаётся описанию. Оба родителя стали жертвами Первой войны, и после их гибели детей просто вышвырнули на улицу, лишив всех прав, лишив достоинства и состояния. Эмили давно потеряла из виду брата, но верит, что он жив. Я вижу эту тоску в её глазах, и в такие моменты понимаю, что никогда не смогу заменить ей потерянных близких. Но я сделаю то, что в моих силах, чтобы у неё было всё лучшее. А сколько ещё таких детей? Тех, кто оказался на улице или в магловских семьях? Тех, кто не получил приглашения в школу? Эти возмутительные факты должны быть преданы огласке. Никто не может остаться в стороне. На фото Беллатриса выглядела моложе, чем Коул запомнил её с последней встречи. Бледная, исхудавшая после болезни. Глаза такие большие, и скулы так остро очерчены... Журналист был неплохо подкован и умел вести разговор, но явно уступал под напором своей собеседницы. — Разве прежнее правительство совсем не решало эти вопросы? Детей искали, их пристраивали в семьи, за их судьбой следили. Тому есть много примеров. В конце концов, приют Розали МакЛейн, которому покровительствовал Альбус Дамблдор... — Тот, который разорили зимой девяносто шестого? — перебила Беллатриса. — Вы знаете, я никогда не разделяла взгляды МакЛейн. Она брала на воспитание детей маглов, и лично я считаю, что это блажь. Вообразите: провести детские годы, когда формируется сознание, в мире, полном волшебства, можно сказать, в нереальном мире, потому что потом они выходят в мир, где всё иначе, где требуются совсем другие качества... Лично я считаю, что это травмирующий опыт. Но МакЛейн была, по сути, единственным человеком, который озаботился проблемой военного сиротства. И её объявили чуть ли не вне закона, её третировали без конца, искали, к чему придраться и в итоге добились своего. Она умерла в тюрьме — вместо того, чтобы получить государственную награду! Среди тех, кто пришёл её арестовывать, был дементор. Моя приёмная дочь находилась там, и до сих пор её мучают кошмары. — Вы сказали, что семья Кливенов — не единичный случай. Вы располагаете сведениями о других случаях? — Располагаю. Но, вы знаете, мне здоровье не позволяет активно участвовать в общественной жизни. Если хотите заняться расследованием... Это могло бы принести пользу, потому что есть вещи, которые нельзя замалчивать... Если хотите заняться расследованием, обратитесь к директору Хогвартса. Они сейчас поднимают архивы. Директор — мой давний друг. Вы слышали историю семьи О'Шейн? — Слышал, что нашлась их дочь. Какая-то чудесная история, говоря откровенно, в неё трудно поверить. — Чудеса случаются, мистер Уигглсвейт. Точнее, они творятся руками людей. То, что девочку спас какой-то магл, конечно, можно считать чудом, совпадением, если вам угодно... Вам известны мои убеждения, но это как раз тот редкий случай, когда поступок магла заслуживает уважения. В благодарность следовало бы принять эту семью под покровительство. Вы образованный человек, мистер Уигглсвейт, вы знаете обряды. Увы, нам пришлось жить во времена, когда все традиционные ценности оказались за бортом. Что было сделано для семьи Ли? Что было сделано для Маргарет? Девочка дожила почти до совершеннолетия, ничего не зная о своём происхождении. Развитие дара затормозилось на долгие годы. Это позор... Каждый новый абзац интервью причинял Коулу новую боль. Так бывает, когда неожиданно озвучивают то, о чём всегда молчали. То, что это сказала именно Белла, значило для него многое и многое меняло... Коул изо всех сил душил в себе это чувство, умом понимая, что здесь должен быть какой-то подвох, и всё же он был почти готов поверить, что Беллатриса не знает обстоятельств убийства семьи Ли. Он даже задумался, а правильно ли они с Маргарет поняли обстоятельства убийства? Там были следы от пуль и контур на полу, и столовое серебро осталось нетронутым... — Коул, если ты уже прочёл, дай мне почитать. Билл Уизли наполнил маленький молочник и поставил его рядом со своей чашкой. От жены он перенял любовь к утреннему café au lait. Для такого кофе нужна белая чашка с толстым широким краем, кубик коричневого сахара и молоко в молочнике, вода в стакане, свежий круассан и свежая газета. Круассан он, впрочем, с удовольствием заменил английским кексом. — Вот, держи, — Коул протянул газету. — Меня настораживает внезапно растущая широта взглядов Пожирателей смерти. Билл начал читать и увлёкся. Кофе стыл. — Я бы сказал, — заметил он, дойдя до конца интервью, — что журналист задаёт удобные вопросы. Вроде как ищет слабые места, но вся его артиллерия — из бумаги. Заметь, он не спросил, куда делись другие дети из приюта МакЛейн. Кстати, а куда они делись? — Я не знаю, — ответил Коул, нервно отпивая из чашки Билла. — Там были развалины, когда я пришёл. Я не знаю, кто это сделал. Пожиратели смерти могли там "зачистить". Но если бы кто-то сказал, что мракоборцы не могли, мне было бы что ответить.