Всегда

В эту ночь Беллатрисе снился Азкабан. В Азкабане есть мост, такой узкий, что два человека с трудом разминутся. Ей пришлось там пройти во время побега, и до сих пор он был в её снах. В мире снов мост был ещё страшней, некоторые камни выпали, метались всполохи пламени. Держалась зловещая конструкция, наверное, только силой магии. В бреду ей всё казалось, что по этому мосту бежит голенький ребёнок. Она бросается навстречу, подхватывает на руки и вдруг замечает, что лицо и всё тело ребёнка покрыты отвратительными красными пятнами. В панике она разжимает руки, но пятна уже перекинулись на неё, она пытается стряхнуть их с себя и просыпается в сбитой постели. Никель помогает ей добраться до ванной комнаты и нечаянно наступает на край ночной рубашки. Беллатриса обзывает его и отвешивает слабый, неубедительный подзатыльник. Она вообще очень ослабла, и её злобные выходки выглядели жалко. Эльф даже перестал как следует бояться её. Эмили в тоске бродила по дому. К Беллатрисе её не пускали. Запретом врач обезопасил в первую очередь себя, ведь если болезнь всё-таки прицепится, виноватым окажется он. Палочка Беллатрисы на прикроватном столике заставляла его опасаться любого неверного шага. Иногда при взгляде на эту палочку в нём просыпалось недоброе чувство. "Я делаю всё возможное. Но ведь бывает так, что самое грамотное лечение не помогает? Если так случится, я плакать не буду". Для него оставалось загадкой, где могла леди Блэк-Лестрейндж заразиться ветрянкой, он считал это возмездием свыше. Беллатриса металась на постели и бормотала: "Мерзкие, мерзкие маглы. Их гадкие грязные дети. Они разносят грязь. Они разносят заразу, как крысы..." Неделю назад её оторвали от созерцания дотлевающих углей в камине и сообщили, что найдена бывшая приёмная семья Гарри Поттера. Беллатриса отправилась, не откладывая. Она хотела лично вытрясти из них информацию о местонахождении мальчишки, а то и найти его там. Прятаться у маглов — как это наивно, всё равно что прятаться за занавеской... После того, как Дурсли покинули дом на Тисовой улице, они сменили жильё дважды. Магическое укрытие, предоставленное Орденом, категорически не устраивало Вернона. Во-первых, по его мнению, Ньюэм был слишком этнически разнообразным районом. "Слишком много чёрных, — брезгливо заявлял он. — Сплошные азиаты и чёрные, приличному человеку негде шагу ступить". Во-вторых, неприятно было уже то, что пришлось принять правила игры "этих циркачей". Вернон искренне полагал, что побег совершился исключительно потому, что Петуния не держала себя в руках. Он уже забыл, как сам боялся, видел себя героем и страдальцем. На момент спешного отъезда Петуния Дурсль была беременна. Это был запланированный второй ребёнок. Дадли долгое время не мог оправиться после странного нападения. Поначалу доктора лечили сотрясение мозга, но постепенно стали разводить руками: телом мальчик был здоров, но его разум отказывался воспринимать реальность адекватно! В одночасье он превратился в фантазёра, боящегося собственной тени, а правда о случившемся оставалась за семью печатями. Предположить можно было что угодно, вплоть до насилия. Стыдясь и не особенно веря в успех, Петуния повела сына к психологу. После нескольких сеансов, психолог выразила желание поговорить с родителями. Вернон прийти отказался, сказав, что у него есть дела поважнее. Петуния пришла и в недоумении уселась на диван: причём тут она, ведь болен Дадли! Через час она встала с дивана с бледным от возмущения лицом, убеждённая, что дамочка просто не желает делать свою работу и потому обвиняет её. Однако, поразмыслив и понаблюдав за Дадли, она всё же явилась на следующую беседу — ради сына. В третий раз она пришла уже по собственному почину. Второй ребёнок был результатом этих консультаций. Примерно в это же время семья покинула убежище и поселилась в съёмном коттедже в одном из пригородов Лондона. Вернуться на Тисовую улицу пока не решились. - - - Наводка была идеально точной. Беллатриса трансгрессировала прямо в гостиную, где семья собралась перед телевизором. — Надо же, какая идиллия, — небрежно бросила она и дёрнула палочкой. Розетка заискрила, и экран погас. — Что вам здесь нужно? — Петуния вскочила с места и подошла к ней вплотную. — Всего лишь информация. Против обыкновения, Беллатриса не улыбалась: всё здесь было ей противно. — Вы из этих? — грубо спросила Петуния. — Из так называемых волшебников? Его здесь нет. — Где же он? — Если бы мы знали, — подал голос Вернон, — то подарили бы вам его, обвязанного ленточкой. Он захихикал, но под пристальным взглядом Беллатрисы хрюкнул и стих. — Жалкое зрелище... — Беллатриса прошлась по комнате. Петуния не спускала с неё глаз, но не успела уловить молниеносное движение, с которым та развернулась и, взмахнув палочкой, выкрикнула незнакомое слово. Петуния беззвучно упала на ковёр. Дыхание перехватило от нестерпимой боли, но уже через несколько секунд крик вышел, почти разрывая горло. Беллатриса поморщилась и отвела палочку. — Зачем так надрываться? — поинтересовалась она. — Просто скажи, где он. Или, может быть, ты не знаешь? — Не знаю... не знаю, — Петуния захлёбывалась слюной и часто моргала. Вернон понимал, что нужно прийти на помощь жене, хотя бы попытаться, но страх приковал его к месту. Беллатриса снова подняла палочку, и тогда Дадли, который при появлении незваной гостьи нырнул за диван, одним сильным рывком кинулся на неё и сбил с ног, вопя "Не смей трогать маму!" Раздался сухой щелчок, и Беллатриса исчезла вместе с навалившимся на неё мальчишкой. Петуния вскрикнула и бросилась ощупывать то место, где они только что были. Вернон схватил телефонную трубку и набрал службу спасения. Но Беллатриса появилась снова, в дальнем конце комнаты. Усмехаясь, она оттолкнула от себя обмякшего Дадли. Он привалился к стене, сполз, подгибая колени, и застонал от боли. Его правая рука была неестественно выкручена, рубашка быстро напитывалась тёмной кровью. Беллатриса окинула его критическим взглядом. — Насколько вам дорог этот жирный бесполезный мальчик? — спросила она. Вернон уронил телефонную трубку. Беллатриса небрежно швырнула в него заклятие паралича. - - - — Сжалься, остановись... Петуния подползла к ней на коленях, протягивая руки, и Беллатриса отшатнулась, чтобы магла не смогла коснуться её. Она без труда заглянула в сознание этой женщины и поразилась ужасному хаосу, который там царил. Покойный Диггл из Ордена, какая-то женщина с ним — надо взять на заметку её приметы... Гарри Поттер пожимает руку её сыну. Собственный отпрыск в воображении Петунии выглядит крепким красавчиком, кровь с молоком. У Гарри на лице написано злорадство. Тут же рядом какие-то дети под раскидистым деревом, девочка смеётся так звонко, что уши закладывает. Мальчик выглядит противным и тощим, и тоже смеётся. В сознании Дадли, сжавшегося в дрожащий комок у стены, Беллатриса обнаружила нечто болезненно знакомое. Холод, туман и тяжкий страх. Она быстро отвела взгляд. Но из троих Вернон был худшим, словно паралич сказался в первую очередь на его мозгах. Пора было кончать с этим. Беллатриса раздумывала, кого будет интересней убить первым, когда вдруг поняла, что звук, доносящийся из соседней комнаты — не игра её воображения. Там хныкал ребёнок. Беллатриса быстрым шагом пересекла гостиную, рванула дверь на себя и склонилась над кроваткой. Девочка — а то, что это была девочка, Белла поняла по розовому чепчику — заплакала ещё громче. Странно, но резкий звук не раздражал Беллатрису. Она с любопытством разглядывала маленькое низшее существо, и думала, что, быть может, у девочки ещё проявится талант, что у неё уже пробиваются рыжие волосики, что розовый цвет её не красит... Белла протянула руки и вынула ревущую малышку из кроватки. Она была мягкой, горячей. Белла нервно втянула ноздрями сладковатый запах, и тут только заметила на плечиках и на щёчках красные прыщики очень неприятного вида. Они напомнили пупырышки на листьях липы, какое-то заболевание со сложным называнием. Беллатриса гадливо и грубо сунула ребёнка на место. Она вернулась в гостиную, но настроение убивать пропало. Память о своём визите она начисто убрала обоим взрослым, но когда перешла к Дадли, её охватил внезапный прилив вдохновения. — Считаешь, я сумасшедшая? — спросила она, нависая над полуобморочным мальчишкой. — Не торопись, у тебя будет время обдумать ответ. Это тебе мой подарок, истинный дар злой волшебницы. Память. Теперь сумасшедшим будешь ты.