Часть 12
31 мая 2015 г. в 10:25
- Хитро ты придумал… Значит, я так и так тебя расстрою…
- Но если расскажешь – то намного меньше наверняка.
- Ладно, я скажу. … Дело в яичнице.
- Что?? В какой яичнице?
- А ты не помнишь разве?
- Как я могу понять, о какой яичнице ты говоришь?
- Ну тогда, перед блокадой.
- Знаешь, перед блокадой я несколько раз в неделю ел яичницу.
- ... Вы на кухне ели яичницу…
Лена не сказала – «вы с Вовкой».
Надеялась, что Саша и так знает.
Не с родителями же он ел ту яичницу в тот раз.
- И что дальше?
- А потом пришла я…
- И что?
- Я включила кран так, что вода попала к вам на сковородку. Нарочно.
- А, помню )) И остатки яичницы плавали в воде. Ты про тот случай?
- Да ((
- А ещё что?
- А разве этого мало?
- Я не понял – так это что получается –
ты собираешься уехать из-за какой-то яичницы??
- Да не совсем из-за яичницы.
- Ты уж поясни.
- Ну как ты не понимаешь.
Потом была блокада.
- И что?
- И я много дней смотрела, как вы страдаете от усиливающегося с каждым днём дефицита еды.
А потом - от голода.
А потом – как вы умираете.
...И у меня постоянно в памяти всплывала эта картинка –
как в наполненной по моей вине водой сковородке плавают остатки яичницы.
И ваши растерянные лица.
И только попробуй сказать, что это пустяк и тут нет ничего такого.
- Лена… Лена… ты что… плачешь?
Молчание.
Саша взял одну из Лениных рук (ледяная!),
нашёл вторую, поднёс их к своему лицу, стал согревать дыханием.
Осторожно коснулся лица – так и есть, всё залито слезами.
- Лена, ну не плачь… не надо. Ты не виновата.
- Тебе легко говорить.
А я всю жизнь теперь буду помнить эту залитую водой яичницу.
И как я помешала вам есть. Вам, которые потом так страдали от голода.
И когда я болела – мне было не только больно.
Я даже радовалась этой боли, потому что чувствовала,
что это заслуженное наказание, что я отдаю свой долг.
И когда голодала – тоже думала – так мне и надо.
- Что ты говоришь, это совсем не так, нет никакого долга.
- Я так чувствую.
- Ты так чувствуешь, потому что неправильно думаешь.
- Что тут неправильного.
- Лена, тогда было другое время.
И меры проступков были другие.
Мы же тоже много пакостили.
- Ты вроде и прав.
Но мне всё равно тошно.
- Лена, это просто горе. ((
Это горе так всё искажает. Оценку своих поступков.
Не поддавайся этим искажениям.
- И что теперь с этим делать?
- Мы придумаем что-нибудь.
Но уж точно не смерти искать.
- Я и не ищу.
- Ну конечно. А твоё упрямое «уеду на фронт» хоть санитаркой –
разве не поиск неприятностей и смерти?
- Не знаю, я ничего не знаю.
Но мне туда надо.
- Лена, а мне ты тоже прикажешь отправиться на фронт,
чтобы искупить свои грехи?
- Нет, не надо. Какие ещё грехи?
- Пакости, которые я делал.
- А, ты об этом. Ну это точно пустяки.
- Ну не скажи.
Когда я ждал, поправишься ты или нет… выживешь или нет…
я тоже не раз вспомнил всё, чем когда-то тебя огорчил. Все свои фокусы.
И тоже собирался убить себя, если ты не выживешь.
Но конечно не своими руками, а просто уйдя на фронт –
и нашим помог бы, и сам, глядишь, пулю поймал бы. Или ещё как умер.
- Какой ужас. … Я как чувствовала. И старалась выжить.
- Ты очень правильно сделала.
Потому что иначе я тоже не стал бы жить.
- Ты не должен так думать.
- «А я так чувствую», как ты говоришь.
- … Ну что ж, тогда теперь мне будет труднее уйти…