Деловые люди

      -Раз нам все равно некуда спешить и мы решили откровенно рассказать о себе, то я предпочту начать. – Девушка подошла к стене и присела на пол.

***

      В моем детстве было только две вещи, которые могли заставить меня содрогаться: мой брат Рафаэль и друг моего отца Дон Гараци. Если Дон Гараци просто не любил детей и доводил меня до слез чисто ради веселья, Рафаэль это делал, не зная как нужно заботиться о людях.       -Ты не приедешь сегодня? – мама говорила по телефону с отцом. – Нет, просто не забудь, что через два дня День рождения твоей дочери.       Мой отец очень занятой человек, он адвокат. Не простой адвокат. Мой отец, Риккардо Диаманте, стоит на самой верхушке анти-преступного мира. Он работает на семью Гараци, на Дона Гараци, он консильери семьи Гараци. Авторитет моего отца неоспорим, все уважают его, потому что за тридцать лет работы на семью, он ни разу не был вовлечен в какой-либо конфликт, потому что не давал повода для его появления, он всегда был прав.       Из-за его большой значимости, ни одно дело не могло пройти без его строго надзора или простого присутствия. Его часто не было дома, но мама всегда следовала его правилам: все должно быть безукоризненно.       Особенно строга мама была с Рафаэлем. Его рубашка обязательно всегда должна была быть белой, другого цвета она не принимала, то же самое касалось и всего остального. Чистота, белоснежность.       Ко мне мама относилась снисходительнее, даже когда я обвалялась в грязи, она меня не ругала. Мне даже от этого стало стыдно. Особенно за тот день.       Мы с мамой ушли в магазин, брат остался дома, потому что не видел смысла в своем присутствии в магазине. Домработница убирала с пола остатки тарелок и испорченных салатов. Я постаралась, хе.       Я уверена, Рафаэль сидел в кабинете отца, перекладывая важные бумаги с одного места на другое: такого было задание отца после отъезда – перепрятать все. Брат отнесся к этому серьезно, так что никто бы не нашел документов отца.       Он мог умереть. В него стреляли, почти поймали и могли убить, но он добежал до людного места, супермаркета в соседнем квартале. Он искал нас, а когда нашел, ничего не мог объяснить.       Он заразил меня своим страхом. Рафаэль редко, почти никогда, даже никогда, не был так испуган. Его челюсть стучала, он заикался и постоянно оглядывался и видел в любой тени своих преследователей. Но даже тогда мама была спокойна, состояние брата ее почти не интересовало. Она дошла до телефона-автомата на улице и набрала номер, пока брат дергал ее и заикался.       -Прекрати, Рафаэль! – отдернула она его от себя и начала вслушиваться в гудки.       Я прижалась к брату, пытаясь успокоить его и себя. Моя мама тоже была на нервах, маска беспристрастия начала осыпаться. Не заметив этого, она начала грызть ногти, испортив маникюр.       -Мне страшно… - повторяла я. Должно быть, это единственные слова, которые я говорила в то время.       -Алло? Полиция? Я слышала шум из соседнего дома, похоже на выстрел. Да…. Записывайте адрес, - говорила мама, а потом, закончив этот разговор, набрала другой номер. – Здравствуйте, 315, пожалуйста,… Что? Как это съехали?       Мама положила трубку так резко, что мы с братом дернулись. Теперь я боялась ее: все годы, что она так ловко спрятала, волной окутали ее лицо. Это женщина была не похожа на мою маму, это была ведьма.       Она отчаялась. Похоже, она звонила отцу, его нет, а без него она ничто. Ее единственным выходом могло быть только одно решение, один человек, Дон Гараци. Только этот человек мог помочь.       На дороге мама поймала такси. Мы приехали к дому Дона, нас впустили. Мама ушла разговаривать с хозяином дома, пока нас оставили в какой-то комнате.       Я сидела в резном кресле с красной обивкой и золотым узором, пока Рафаэль обследовал полки с книгами. Ему хватало одного взгляда, чтобы запомнить все, вплоть до запятой или какой-то закорючки. Жаль, но меня природа не наградила ничем выдающимся, поэтому задачей всей моей жизни было не мешать брату, не стыдить его.       Но моему брату я не нужна, он ведь не человек, он чудовище, чудовищам никто не нужен, они сами по себе. Они одиноки, потому что чувства делают их человечнее, а им это противопоказано. Они должны оставаться детскими кошмарами.       В комнату вошел мой кошмар, человек, каким я видела в будущем брата. Дон Гараци был бледен, расслаблен, его почти несли по комнате. А следом за ним выпорхнула моя мама, вернув свое лицо. Она ведьма. Ведьмам нужны люди: нужны те, кто будет их очеловечивать.       Я соскочила с кресла, брат сразу обернулся, вернув книгу на место. Дон одарил нас усталым, тусклым взглядом; он даже не думал, когда сказал:       -Риккардо мертв.       Он сказал это не нам, он убеждал в этом себя, но мы это слышали. Услышали только это предложение, я услышала. Брата это не сильно тронуло, потому что он чудовище.       В груди сердце резко сжалось, а потом взорвалось, своими осколками царапая грудь изнутри. И жар прошелся по горлу, огромным комом пытаясь вырваться из меня. По рукам и ногам побежали противные мурашки, красные ядовитые муравьи. От слез и крика заболела голова. Нет, папа ведь тоже чудовище, а чудовища бессмертны.       Сложно описать мое состояние в дальнейшем, хотя это не первая смерть на моей памяти. У меня умирали рыбки, хомячок, собака, но к их смертям я отнеслась не так эмоционально, как к смерти отца.       Следующие события не помню вовсе, мои воспоминания прекратились после роковой фразы Дона и начались уже в пансионе. Через несколько лет, прочитав обрывки старых газет, найденных в библиотеке, я восполнила свое белое пятно.       Отца убили в ходе дела между семьей Скиапарелли и Гараци. В нашем доме искали письмо любовницы одного человека, которое бы подтвердило вину непосредственно Дона Скиапарелли. Письмо не нашли, но избавились от него: успели сжечь дом до приезда полиции.       Удивительно, сколько всего пишут в газетах, а люди не читают, ведь там огласили даже то, что не должно было дойти до ушей обычных людей. Из-за непредвиденных обстоятельств Дон Гараци представил миру своего единственного сына. Дон никогда не был женат, но у него было много любовниц, однако от всех них у него только четыре дочки.       Про сына не знал никто. Никто, кроме верного консильери семьи Гараци, который вырастил этого ребенка. Вырастил его как своего собственного.       И после смерти отца, скрывать своего сына, Дон Гараци посчитал лишним или даже опасным, поэтому Рафаэль теперь был полноправным приемником Дона Гараци, а моя мама в скором времени вышла за Дона замуж.       И вроде все хорошо, но чего-то не хватает… Меня, например. Они просто взяли и избавились от меня, кинули в это место, женский пансион, школа-интернат. Он находится в часе езды от города Аоста, близ Швейцарии и Франции. Прекрасный ландшафт, строгие правильные фигуры зданий: общежитие и само учебное заведение. А летом набирают бассейн, но туда можно только во время урока плавания или по воскресениям.       Во время каникул мало кто уезжает к родителям: некоторые сироты, некоторым просто неудобно, на других плюнули родители. Я не знала к кому себя причислить. Я даже не знала, как оказалась тут.       В первый год, на каникулах, оставшиеся девочки под покровом ночи собрались в комнате отдыха и начали знакомиться, делясь своими слезливыми историями. Кто-то откровенно просил жалости, а кто-то хвастался богатством родителей. Но в пансионе, мне кажется, мы равны – никому не нужны.       Меня спросили, почему я тут оказалась, но фантазии мне хватило только на одно слово "развод". Больше мне вопросов не задавали, моя история никого не заинтересовала. Она бы и меня не заинтересовала, я всем своим видом показала, что не хочу об этом говорить.       Из-за моего поведения другие девочки не желали со мной общаться: одни считали меня слишком бедной и невзрачной, другие неразговорчивой и глупой. К сожалению, оба сословия нашего пансиона были правы. Мне не давались уроки или физический труд, а с людьми я плохо сходилась.       Так и прошли долгие годы. Я скучала в пансионе, но ничего не делала, чтобы это исправить. Все-таки я слишком боязливый человек, - не могу делать что-то, если в этом не уверенна или нет того, кто мне поможет, - я боялась наказаний, ведь меня никто никогда не наказывал. А в пансионе были очень строгие правила.       Удивительно, что я не разучилась говорить в этом месте. Оно меня убивало. Если привести сравнение, то я цветок, который поставили в тень. Пока видимых отклонений не наблюдалось, но уже тогда я чувствовала, что схожу с ума и умираю.       Мой мир наполнили чудовища. И у меня больше нет того, кто от них защитит, нет моего чудовища, а чудовищем стать я не могла. Возможно, все это время я ждала прихода Рафаэля, я знала, что мое чудовище никогда не оставит меня тут. Почему?       Мы семья: он меня любит, а я его боюсь. Мы нужны друг другу и это не обсуждалось. Такого было негласное соглашение, как если бы сама судьба сшила нас. А противиться судьбе бесполезно, поэтому он приехал за мной. Мое чудовище.       Я сидела на уроке латинского, девочка рядом со мной читала вслух всему классу. Я нервно бегала глазами, страшась, что следующей читать буду я. Но в класс вошла завуч и попросила меня выйти. Я резко вскочила из-за стола и выбежала в двери.       Мы вдвоем шли по коридору. Она давала мне наставления. Говорила, что нужно вести себя прилично, но она так и не сказала, кто приехал. А перед входом она начала поправлять мой внешний вид: волосы, юбку.       -Простите за ожидание. - Мы вошли в кабинет.       На деревянном стуле со спинкой, напротив окна, сидел мужчина, по телосложению молодой, еще подросток, немногим старше меня. Он был спортивно подтянут, в черном костюме с тонкой серой вертикальной полоской. Из-под пиджака виднелся белоснежный ворот рубашки. Смоляные длинные волосы были собраны в свободный хвост набок.       Ноги незнакомца были скрещены, руки на подлокотниках. Осанка была безукоризненной, как у манекена. Он даже не шелохнулся, когда мы пришли. Я засомневалась, что он живой. Но стоило нам сделать пару шагов, как он лениво и неторопливо начал вставать и оборачиваться.       Его лицо. Если бы я родилась мужчиной, возможно, у меня бы было его лицо. Настолько мы были похожи с этим человеком. Только сразу было видно, что мы живем в разных мирах. Он осмотрел меня с головы до пят.       -Не могли бы Вы выйти? – спросил гость у завуча. Какой у него голос! Этот голос не мог принадлежать обычному человеку. – Садись, – сказал он мне, махнув взглядом на стул, напротив него.       Я послушно упала на кресло, находясь в напряжении, вся сжалась. Гость сел на свой стул и вытащил из кармана штанов пачку сигарет. Он закурил. И мы молчали, пока он курил. Я всегда боялась этого человека, а теперь особенно.       -Как мама? – спросила я, боясь ошибиться. Это мой брат, у него, только у него может быть такое лицо, лицо чудовища.       -Ты про Розу? – Он отложил сигарету, потушил ее о стол. – Она сбежала.       Я подняла глаза на его лицо. На нем была горькая усмешка.       -Робби? – позвал меня брат. – Я должен тебе объяснить все происходящее?       Мой взгляд в страхе перед братом забегал по комнате. Как же я его боюсь, особенно, когда он такой добрый.       -Да, - я кивнула.       -После смерти Риккардо, Дон Гараци заявил, что я его сын. Он приказал огласить это, чтобы все знали, разрешил пропустить в газеты. Дон начал войну с семьей Скиапарелли, сейчас все улеглось, но тогда…       Меня защищали как сына Дона Гараци, я уехал в Корлеоне. Потом легко восполнил дыру, которая образовалась за пару лет, но, зная тебя, Дон Гараци, хотя лучше мне называть его «Отец», но я не привык, отправил тебя в совсем другую сторону.       А Роза…. Когда она вышла за отца, все подумали, что она и есть моя настоящая мать. Окажись это правдой, она бы запятнала имя твоего отца, моего, твое, мое и свое. Поэтому никто не знает, где она. Может быть, даже мертва.       И я, как только смог, решил вернуть тебя домой. Единственного человека, которого могу считать семьей, последнего, от кого я могу ждать обмана. Или ты меня уже не боишься? – Я начала отрицательно махать головой, он только посмеялся. - Я договорился, что после окончания этого учебного года ты переедешь ко мне. Будешь учиться в обычной школе, тебя это устроит?       Я опустила глаза и расслабилась. Что я могу? Что бы я ни сказала, спровоцирует в нем его истинную сущность.       -Ты уже решил. Мне остается только подчиняться?       Я посмотрела на его лицо. Он довольно улыбнулся и потрепал меня по голове:       -Хорошая девочка, уже появляется характер, - смеялся он, надевая темные очки. – Хорошо закончи этот год.       И мой брат ушел.       Не думаю, что была счастлива встретить его, но я никогда не сожалела о его приходе, все-таки я ждала его все эти годы. Но меня начал волновать вопрос, приходится ли Рафаэль мне братом, хотя бы по матери?       Но, как бы я этого не хотела узнать, Рафаэль не позволял мне этого, возможно, потому что знание правды навсегда бы изменило наше отношение друг к другу, а мы только встретились вновь.