И маятник качнулся...

Два месяца пролетели как два дня, а может, даже быстрее. В порт прибыло в течение трёх суток до конца отведённого срока около десятка кораблей из других стран. Страшную дань платили каждый год, что не могло не волновать правителя Афин. Фрэнки помнил предыдущего царя Эгея, отца Тесея, как впечатлительного и эмоционального человека, для него отдать семь юношей и семь девушек, не считая тех, кто добровольно отправлялся сражаться с Минотавром, равносильно убийству собственных детей. Потому, когда по всему Криту разнеслась весть, что сам Тесей прибудет на остров, чтобы освободить свою страну и людей от постоянного ужаса, Фрэнки заторопился. Он прекрасно знал, кто таков нынешний царь Афин. Юношеские веснушки не исчезли с его лица: он остался таким же свежим, ярким, горящим и чуточку властным, что неудивительно, ведь его далёкие предки по отцовской линии произошли от союза с богами. Сложно найти во всей Греции кого-то, кто хоть раз не вступил с ними в контакт или иную связь, но при этом никто не раскрывает тайны их настоящих обличий и имён. Любят Олимпийцы нагнать на себя любимых тумана. А Тесей, несмотря на высокое происхождение, совсем не чурался народа. Фрэнки с Чоппером как раз завершали проверку каркаса практически готовых крыльев, когда на улице послышался гул голосов как от целой толпы. Оленёнок заметался по мастерской, роняя инструменты, но архитектор быстро подхватил его на руки и толкнул к неприметной двери, которая вела в кузницу самым коротким путём. — Посиди здесь, я разберусь, — тихо попросил он дрожащего от страха ребёнка и грубовато, зато с чувством погладил его по голове. — Всё будет хорошо. Хозяин вышел из дома, широко улыбаясь и вытирая руки о фартук, перепачканный сажей, какими-то маслами, кое-где дырявый, что лучше всего свидетельствовало о плодотворной и качественной работе. Толпа вокруг Тесея собралась действительно немаленькая: граждан двадцать, не считая женщин. Будто чудо какое явилось. — Эвоэ, — Фрэнки помнил его сутулым, бойким и драчливым, как воробей, юнцом. Вырос-то как! Как бы ни тяжело было вспоминать мужчине свою родину, сейчас он искренне, не считая лёгкого волнения, радовался встрече. — Заходи, мой дом – твой дом! Чем могу быть полезен царю? Тесей повёл ладонью, и любопытная толпа разошлась по своим делам, не смея перечить. — Так ты встречаешь меня, старый друг? — надулся молодой человек, он теперь совсем не напоминал гордого и неприступного правителя. — Как ты поживаешь? Что нового? Не забыл меня, м? — Тебя забудешь, — хмыкнул Фрэнки. Без свидетелей неловкость пропала, сменившись ностальгической грустью людей, не видевших друг друга больше десяти лет. — Стал солидным человеком. Но суть-то не поменялась, а? — Законы гостеприимства никто не отменял, и хозяин пригласил гостя во внутренний двор, где предложил медовые лепёшки и вино в угощение. — Опять тебя в какую-то беду несёт, малыш. Всерьёз надумал в Лабиринт спуститься? Предупреждаю сразу: подсказок и карты не дам, у меня её всё равно нет! — Не волнуйся, мне это не нужно, — лицо Тесея просветлело, и в памяти Фрэнки появилась категорически веснушчатая мордашка двенадцатилетнего безусого сорванца, которого тогда называли не Тесеем, а Эйсом. Домашнее, скрытое ото всех имя никак не желало стираться из памяти. Когда-то Фрэнки нянчил будущего царя Афин и учил обращаться с мечом. Как давно это было! — Меня будет беречь кое-что другое. Так как ты? — Неужели влюбился? — недоверчиво хмыкнул архитектор. — Меня в конуру посели – буду жить припеваючи. Доспехи вот делаю для таких смертников, как ты. Жаловаться не на что, правда скучновато здесь, нет простора для фантазии. Эйс расхохотался, благодаря чему топот лёгких ног остался незамеченным. Чоппер перебрался в дальнюю часть дома, понял Фрэнки, и это славно. Вдруг царю захочется кузницу посмотреть. Битва с Минотавром тогда закончится быстро и печально. — Может и влюбился, — доверчиво ответил, наклонившись ближе к строителю. — Не знаешь, Минос хорошо охраняет свою дочь Ноджико? — Хммм, вопрос сложный. Но герою-то позволят взглянуть на неё, полагаю. Разговор потёк непринуждённо, подобно вольному водному потоку. Эйс не настаивал на подробностях жизни изгнанника из Афин, а Фрэнки не стал переубеждать глупого мальчишку и уговаривать лететь отсюда на всех алых парусах. Завтра утром Тесей с десятком храбрых воинов спустится в Лабиринт. Чтобы пройти его весь, нужно примерно три дня и три ночи, это если нигде не сбиться с пути. Надежда Фрэнки на то, что царю не помогает его дорогая избранница или какая-нибудь особо щедрая богиня, стремительно опускалась куда-то в подвал дома. Эйс вернётся из Лабиринта. Без головы Минотавра, зато с мешком костей безвинно, как они все думают, погибших предшественников. Улетать и скорее-скорее! Пока не стало слишком поздно. На прощание Фрэнки пожелал Тесею «выжить» и долго смотрел ему вслед, надеясь, что мальчишка простит его. Позволить убить Чоппера после того, как ребёнок так преданно и доверчиво слушал его, просил не гасить на ночь свечу, потому что мерещились чудища, а ещё плакал иногда, когда думал, что его никто не видит, - поступок, достойный мерзавца и пропащего человека. Пропащим Фрэнки себя не считал, хотя совершил немало дел, за которые его не погладили по голове. Зато не стыдно. И Чоппер будет жить далеко от жуткого Лабиринта, который сам создатель хотел бы разрушить. Рука не поднялась на собственное детище, только и всего. Выманив малыша из подвала, архитектор успокоил его, напоил травяным настоем и продолжил работу. Осталось совсем немного – проверить крепления и убрать мелкие недочёты, чтобы всё было идеально. Полетят они ночью, при свете Мены. В ночь полнолуния богине приносят жертву, чтобы она осветила путь и не оставила людей во власти темноты. Фрэнки, кажется, продумал практически всё. Жертву он принёс без ведома Чоппера. Не стоит расстраивать ребёнка, так рассудил архитектор, молясь Селене в укромной расселине у самого моря. «Он и так повидал слишком много горя, я не имею права быть причиной его слёз». В тот самый момент, когда Тесей с воинами вошёл в Лабиринт, Фрэнки и Чоппер спрыгнули с обрыва и полетели, как птицы. Крылья послушно ловили воздушные потоки, двигались сродни настоящим и хлопали не настолько громко, чтобы их услышали с берега. Фрэнки старался держаться рядом с мальчиком, ни на мгновение не выпуская его из виду. Селена вняла молитвам человека и благосклонно разлила целый сосуд расплавленного серебра на водную гладь. Звёзды светили ровно и ярко, облака отползли на запад, благодаря чему море и небо слились в бесконечную мерцающую дорогу. По ней пробегала лёгкая рябь, когда дивные рыбы покидали родную стихию и несколько томительных секунд парили в объятиях ветра, подставляя чешую под поцелуи Луны. Чоппер смотрел на чудеса широко открытыми глазами, охал, ахал, и восклицал: — Смотри! Смотри, как красиво! «Да. Намного лучше, чем при свете солнца». — Ой, а это кто? — рыб сменили прекрасные женщины с длинными волосами и бледными руками, а вместо ног у них были роскошные хвосты, отливающие перламутром. — Они нам машут! — А, эти, — небрежно отозвался Фрэнки, взял мальчика за руку и заставил подняться чуть выше. — Сирены. Обольстительницы, обожают заманивать моряков в море и… играть с ними. Любуйся на них издалека, Чоппер, поверь, вблизи они не так прекрасны, как тебе кажется. Сирены захохотали, услышав совсем не лестный отзыв о себе, и нырнули обратно в тёмные глубины моря, разбрызгав солёные капли во все стороны. — У сирен тоже есть тот, кого они слушаются? — Любопытству Тони Тони не было конца и края. Фрэнки ничуть от этого не страдал, терпеливо объясняя ребёнку вещи, которые знает каждый гражданин полиса с детства. — Нет, сирены – это девушки, которые не спасли Персефону. За это некоторым из них дали крылья и они стали гарпиями, ну, как Моне, помнишь её? — Чоппер кивнул, потянул за рычажок и настроил крылья так, чтобы те летели медленнее. Архитектор мог гордиться своим юным, но смышлёным не по годам учеником. — Вот, а сирены – те, кому Музы дали плавники, как у рыб. С тех пор одни поют, очаровывая людей, а другие живут в скалах, иногда прилетая в города от скуки. Они все наказаны за проступок. Чоппер внимательно слушал, шевелил губами, повторяя новые имена, а затем жалобно спросил: — А Пер-се-фо-на… Она умерла? И как объяснить невинному созданию все тонкости божественных интриг, договоров, связей и отношений? Фрэнки не назвал бы себя знатоком Олимпийцев, ведь понять их логику полностью способен либо другой бог, либо женщина. Честно говоря, архитектор слышал множество слухов и домыслов, но ни один из них не подтверждён до сих пор. Ни у кого не хватило смелости спуститься в Тартар, чтобы спросить его владыку на такую щекотливую тему. — Нет, что ты! Она жива, просто вышла замуж не совсем по своему желанию. — Это ужасно! — всхлипнул оленёнок. — Ей, наверное, очень грустно и одиноко. — Если хочешь, можем после Фив отправиться на Сицилию. Этот остров — свадебный подарок Персефоне, так что её жрецы точно скажут, как ей живётся. Чоппер воодушевился и хлопнул в ладоши от радости. Ему очень хотелось узнать побольше о мире и людях, особенно про их порой странные отношения. Многого мальчик банально не понимал, считая некоторые поступки дикими. Вот всякие жертвоприношения богам. Зачем? Разве боги не могут обойтись без крови? Но Фрэнки взял с Чоппера клятву никогда не говорить при других об этом. Авторитет Олимпийцев считался непререкаемым, а воля их – священной. В конце концов, кто, как не богиня Луны, сейчас помогает им найти правильный путь? Лететь вечно они не смогут, нужен отдых, а если сбиться с курса, то итог будет… плачевным. К утру Катти Флам и Тони Тони Чоппер увидели землю: сперва скалистую, затем всё более плодородную, чёрную, пышущую живительной силой. Под беглецами сменялись небольшие поселения, пастбища, неглубокие долины, пока, наконец, не показалась известная на всю Грецию стена с семью воротами. К сожалению, просто так перелететь через преграду невозможно. На высоких смотровых башнях стояли наблюдатели, которые готовы были стрелять по любой цели, будь то человек с самодельными крыльями или воздушный змей, которых в последнее время развелось слишком много. А учитывая слова Гарпии, стоило быть вдвойне осторожными. Кто бы ни терроризировал процветающий город, его боялись настолько сильно, что могли убить без предупреждения любого, кто просто пролетал рядом. — Спускаемся, Чоппер. Вон там неплохое место, отдохнём и тогда уже пойдём в город. Крылья с каждым взмахом чувствовались всё более неподъёмными, мышцы спины окаменели и ныли, а руки буквально отваливались. Фрэнки стойко терпел и видел, как самоотверженно кусает губы мальчик. В нём было скрыто намного больше силы, чем казалось на первый взгляд. Оба с облегчением развязали крепления и аккуратно опустили хитрые механизмы на землю. Перья стоило проветрить, высушить, заменить намокшие или испорченные, и только после этого сложить в компактные рулоны, которые можно выдать за ковры. — Устал? — заботливо спросил Фрэнки, упаковывая изобретение. Из лёгкого заплечного мешка он достал вяленое мясо, немного фруктов и лепёшки. Путники устроили привал под сенью вековых грабов, подметавших вершинами небеса. Чоппер дёргал синим носом, принюхиваясь к новым для себя запахам, но на вопрос поспешил откреститься, мол, совсем не устал, конечно же нет! Не надо о нём заботиться, дурак! Фрэнки тихо рассмеялся и отпил из фляги разбавленного вина. — Мы прямо так в город пойдём? Нас пустят? — мальчик жевал кусочек яблока и смотрел в прозрачно-голубое небо. Рядом с ним порхала жёлтая бабочка, ничуть не боясь ребёнка. — Ну… Я ведь не совсем похож на человека. — Хватит об этом! — возмутился Френки, который море времени потратил на то, чтобы Чоппер не чувствовал себя «чужим». Песня хороша – началась сначала. — Ты такой же человек, как и другие, а внешность ничего не значит. Я взял с собой одежду, прикроешь лицо и рога, никто не заметит. Нам нужно пополнить запасы и всё, полетим дальше. Переждём просто, пока на Крите всё утихнет. — Тебя бы наказали, если бы мы остались, да? — робко спросил Чоппер, неловко теребя ремешок своей сандалии. — Ага, — равнодушно пожал плечами Фрэнки и поморщился. Тело ощущалось чужим и болело так, будто его уже сейчас публично «осчастливили» двадцатью ударами плетью. — Но какая разница, если мы здесь, а они – там? Не думай о том, что могло бы быть, друг мой. Живи настоящим. — Легко сказать, — вздохнул мальчик и широко зевнул. — Фрэнки, можно я посплю? — Конечно! — преувеличенно бодро согласился мужчина, которому тоже невыносимо хотелось растянуться хотя бы на сырой земле, чтобы дать мышцам отдохнуть. Но кто должен охранять ребёнка? Взрослый. Значит, сон отменяется. Сердце пока не поддавалось искушению наработавшихся за ночь рук и не колотилось о рёбра, однако обольщаться не стоило. Здоровье могло подвести в любой другой момент. — Спи, я пока огонь разведу, чтобы не замёрзнуть. Дым благодаря деревьям в городе не заметят. Чоппер неуверенно улыбнулся, постелил на траву запасной плащ и свернулся клубочком. Фрэнки не мог не умилиться его трогательно-беззащитному виду и не накрыть мальчика уже своим плащом. Пусть отдыхает. Ветки и прутья разжигались с трудом, но Фрэнки победил их в неравном бою. Развесил сушиться крылья на более толстых сучьях, достал из мешка самодельный же лук и подстрелил зайца. Фруктами и вином сыт не будешь. Пока мясо жарилось над костром, Фрэнки разложил на коленях карту близлежащих островов, добытую с огромным трудом, и задумался. Действительно, в Фивах их искать долго не будут, но безопасно ли оставаться тут? Против настоящих монстров, не придуманных, как Минотавр, не помогут ни лук, ни стрелы, ни даже тайное оружие, которое создал мастер около месяца назад. Придётся снова лететь, а ближе всего находится Сицилия, где правит царь Кокал. С ним Фрэнки ещё дел не имел и сомневался: вдруг выдаст их монарх? Минос мог и надавить. Или послать погоню. Рисковать жизнью Чоппера не хотелось больше всего на свете. Постепенно напряжение и усталость разлились свинцом по всем мышцам от ног до головы. Фрэнки тщетно боролся со сном. Он сполз с бревна, на котором сидел, подложил под голову мешок и заснул крепким сном без сновидений. Хлопанье огромных крыльев и женский опасный смех остались где-то за гранью сознания вместе с треском костра и шелестом листьев. Просыпаться было дико больно и тяжело. И не потому, что организм за несколько часов сна не успел восстановить силы, а по какой-то иной, более весомой причине. Фрэнки никогда не жаловался на собственный рост или физическую силу. Он играючи гнул лошадиные подковы и мог убить быка одним ударом, если то требовалось для спасения чьей-то жизни. Но теперь-то чья жизнь в опасности?! Его, может быть?.. Иных причин неприятной тяжести что-то незаметно. — О, мистер архитектор проснулся? Как вовремя, я уже начала скучать… — Томный голос, совсем не похожий на ехидное шипение Моне, тоже по-своему красивое, обволакивал сознание сладким мёдом. Фрэнки не сразу понял, откуда он доносится и кто говорит. С трудом повернув голову, он скосил глаза и поражённо охнул. Вопрос «оставаться ли им в Фивах» отпал сам собой. Опасность сама нашла беглецов, придавив немалым весом львиного изящного, но мощного тела. На женском лице отразилась гамма эмоций от удивления до терпеливого ожидания. Губы и нос чёткие, похожие на мраморные своей остротой и белизной, а вот глаза выделялись ярко, словно гипнотизируя. И как-то даже забывался тот незначительный факт, что прекрасная женщина с телом льва и крыльями орла лежала на нём, Фрэнки, и не видела в этом ничего предосудительного. — Кто… Ты? — прохрипел архитектор, борясь изо всех сил с наваждением. Его не пленяли очаровательные сирены и прелести женщин-птиц, а это существо одним пронзительным взглядом всколыхнуло душу, как волнует море безжалостный ветер. — О, вам интересно? — обрадовалась женщина. — Меня ваши сородичи называют «Душегубительницей». Я — сфинкс. Я совершенно не шучу. — Мы заметили, — милая улыбка женщины не смутила Фрэнки. Он бы предпочёл, чтобы с него слезли и дали дышать полной грудью. Хотя по поводу своей внешности женщина действительно не шутила. То, что открывалось взору архитектора, вызывали в нём давно забытый трепет и волнение, свойственное юнцам. — Может, отпустишь меня, сфинкс? Мне неудобно разговаривать в таком положении. — А что не так? — нежно пропело существо, выпустив когти. Кожу на плече обдало жаром, а затем место медленно, но верно онемело. Хитон пропитался кровью. На мгновение вежливость упорхнула из томного голоса: — Лежи, человек. Если развеешь мою скуку, то, возможно, дам тебе свободу. И твоему другу. Боль мгновенно забылась, как и мысли о прекрасной человеческой части тела сфинкса. Фрэнки забился в своём своеобразном плену, пытаясь вырваться. В ответ на его отчаянный взгляд женщина рокочуще рассмеялась и склонила голову ниже, обдав щёку горячим дыханием: — Не волнуйтесь, мистер архитектор, изгнанник из Афин. Мальчик цел… Пока. Смотри, — мощные львиные лапы исчезли со спины мужчины, позволив ему немного перевести дух и развернуться. У дерева сидел, дрожа от страха, Чоппер и смотрел на монстра заплаканными глазами. На его теле не было ни единой раны, зато грязи и синяков – достаточно. — О, он был храбр и дерзок, этот малыш. Но я не ем детей. Оттолкнула его пару раз и пригрозила, что вспорю тебе живот, если он ещё раз пошевелится. Когти у «кошечки» оказались внушительными: каждый размером со средний палец человека, острые, выгнутые. Ими можно легко разрезать пополам тушу огромного быка или… человека. — Чоппер, не двигайся, — прохрипел Фрэнки, от всего сердца надеясь, что мальчик послушается и не приблизится к опасному существу ни на шаг. — Пожалуйста. Со мной всё хорошо. Я поговорю со Сфинксом, и она нас отпустит. Ей ведь незачем лгать, верно? — Верно, — с заминкой мурлыкнула женщина. — Я не трону вас… При одном условии. Отгадайте мою загадку. Тогда можете идти или лететь, куда вам боги укажут. Не верится. Не обещают правду таким голосом, такими словами. Как по писаному читала, без души, без чувств. Не отпустит она их, разорвёт на клочки и полакомится, как лакомилась героями и беззащитными путниками до этого. Главное теперь – время потянуть, чтобы Чоппер успел сбежать далеко-далеко. — Хорошо, давай свою загадку! — Не так быстро, — тяжесть вдруг пропала со спины, а острые когти боле не дрожали совсем рядом с шеей. Сфинкс поднялась, потянулась совсем по-кошачьи, и обошла Фрэнки кругом, мазнув кисточкой львиного хвоста по его щеке. — Отгадывать вы должны вместе. Можете совещаться. Обсуждать. Но ответ дайте только один. Иначе… — опасная улыбка исказила лицо женщины, превратив его в одну из масок Афинского театра. Глаза застыли, а кончики губ опустились вниз, будто скорбя о том, что собирался вымолвить язык. — Я убью сперва тебя, затем ребёнка. Хорошо подумай над ответом, архитектор. — Не трогай его! — всхлипнул Чоппер и сжал кулачки. — Зачем ты нас мучаешь? Что мы тебе сделали?! Сфинкс тряхнула гривой смоляных волос и плавно развернулась к мальчишке. Фрэнки тяжело встал и тоже двинулся туда, ведомый инстинктивным желанием защитить то, что ему дорого. Сфинкс, проигнорировав плач-вой Чоппера, жестко оскалилась и отмахнулась от человека лапой – Фрэнки отлетел к дереву, точно ничего не весил и не мог сражаться на равных с другими, не менее странными созданиями. Женщина слизала кровь с кончиков когтей и холодно повторила: — Разгадаете загадку – жизнь. Всё остальное – смерть. Чоппер плакал и не мог остановиться. Он боялся за первого и единственного друга, который принял его, не смеялся и не сторонился, а помогал, говорил добрые слова… Чоппер размазывал по лицу слёзы, шмыгал носом и дрожал, как при лихорадке. Всё вокруг сделалось смазанным, размытым и тусклым, чёткими остались лишь запахи – они никогда его не подводили. Фрэнки пах кровью и сожалением, но он был жив и дышал, отчего у мальчика едва не подогнулись ноги от радости. А Сфинкс… Она другая. Чужая, непонятная, отстранённая. От неё пахло злостью, пылью, серебром и одиночеством. Она была вся – воплощённое одиночество. Ей не возносили молитв, как богам, её не просили о помощи, она даже не могла никого лечить или строить великие здания, как Фрэнки!.. Её боялись. Чоппер крепко-крепко зажмурился. Он понимал, что чувствует Сфинкс, он мог рассказать, как ей больно и холодно одной. Как хочется просто поговорить с кем-нибудь живым, посмеяться, расслабиться и не чувствовать постоянного недоверия. Жалости. Желания убить. Но она ранила Фрэнки, а Тони Тони Чоппер не мог бросить друга в беде.