Drugs but NoHomo

В кинотеатре в три тридцать нет никого. Донхек думает, что это самый хуевый поход на экшн за последние четыре года, потому что фильм дерьмо, а Намджун чертовски узкий, потому что они не трахались ёбанную вечность. Намджун стоит на коленях, цепляясь руками в спинки кресел передних ряда, а Донхёк радуется, что места в широком проходе достаточно на длинные намджуновы ноги и размашистые толчки. На экране Сильвестр Сталлоне размахивает пулеметом и строчит автоматные очереди по врагам. Главный враг Донхёка напрягается всем телом и матерится в голос. Донхёк улавливает это, когда на пару секунд в стерео-системе кинотеатра все стихает. — Блять. Донхёк тянет Намджуна за волосы, с трудом дотягивается до пересохшего рта и кусается больно, чувствуя вибрации чужих стонов и обхватывая свободной рукой прижатый к животу чужой член, мокрый от смазки и, наверняка, замаравший новенькие серые брюки из стопроцентной шерсти. — Сука ты, Намджун. Донхёк ругается, толкаясь сильно, гулко шлёпая о чужие ягодицы своим пахом, и стонет с плотно сжатым ртом. Его уже почти не интересует ни фильм, ни Арнольд Шварцнегер, кажется, размозживший кому-то череп, зато в голове гладкие бёдра, которые приходится сильно сжимать, чтобы пальцы не проскальзывали по почти нежной коже. — Я тебя, суку, люблю. Это не очень романтичное признание, а Намджун стонет на низких нотах почти музыкально и кончает раньше Донхёка. Очень обидно и до искр из глаз. Донхёку почти больно, пока он двигается назад сквозь кольцо судорожно сжатых мышц и кончает от жара внутри. — Ты предупреждай, если мы идем не в кино, а трахаться. У Намджуна при свете ламп дневного света в фойе пара мокрых пятен на несколько тонов темнее, чем ткань брюк и он пытается оттереть их. Но у Донхёка есть еще планы на выпрошенный для Намджуна у генерального директора уикэнд, поэтому он рассеяно кивает и прикидывает, как быстро они доберутся до холостяцкой обители Суприм Боя. И сколько пачек презервативов им нужно, чтобы сойти с ума до конца.